Сбежавшая принцесса

Разговор не завязался – оба они весьма утомились от непривычной физической нагрузки – и принцесса с удивлением поняла, что ей, пожалуй, жаль. С ним оказалось интересно и легко говорить, и ей было весьма любопытно узнать, что он за человек – даже не столько из-за того, что это необходимо было узнать в виду связавших их обстоятельств, и не из-за того, что её страшило будущее и стоило, очевидно, подробнее разузнать, с кем именно она связалась и чем ей это грозит. Ей было просто интересно, и именно из-за этого интереса даже чуточку страшно – вдруг она уже успела очароваться и напридумывать себе о нём всякого красивого, а он на деле окажется совсем другим?

«Каким бы ни оказался, – напомнила себе она, – но он меня спас».

А дальше – дальше она не столько задремала, сколько отчасти отключилась от реальности. Она продолжала следить за дорогой, держать равновесие, править лошадью, в нужные момент привставать в стременах – действительно, так гораздо удобнее, чем в дамском седле, – но мыслей у неё в голове совсем не стало. Утомлённое и истощённое сознание оставило минимум функций, отвечающих за управление поездкой, а в остальном – замолчало.

В себя она стала приходить с рассветом.

Тёплые лучи солнца потихоньку выбивались сквозь деревья, расцвечивая красками холку лошади, дорогу, пейзаж вокруг… Лоя сморгнула, неожиданно осознав, что ночь осталась позади – первая бессонная ночь в её жизни.

– Через час остановимся, – неожиданно вмешался в её удивление голос посла, и после смущённо добавил: – Наверно.

Она обернулась к нему и обнаружила, что он на ходу, одной рукой держа поводья, другой пытается развернуть карту – у него есть карта? – и разобраться в том, где они территориально. Кажется, особого опыта такого рода у него не было, и именно от того он выглядел весьма смущённым.

Лое подумалось, что, должно быть, он мало того, что не любит путешествовать, так и вообще впервые оказался во главе путешествия – при его статусе наверняка при нём должен был всегда находиться человек, который планировал путь и следил за всеми дорожными нуждами.

Смутно вспомнилось, что кто-то из его друзей – для Лои они смешались в один круговорот лиц – порывался поехать с ними, но, в конце концов, компания решила, что разделяться будет подозрительно, и что остающиеся должны сымитировать отъезд полным составом. Скрыть отсутствие своего предводителя и так-то будет непросто – а уж если от семерых останется всего пятеро!

«Интересно, а почему он меня сам повёз?» – с любопытством подумала принцесса. Было бы, наверно, логичнее отправить её с кем-нибудь более опытным…

Ей было отчего-то приятно, что не отправил, а повёз сам, и особенно приятно от того, что поездки такого рода явно не были ему привычны.

– Позавтракать было бы замечательно, – улыбнулась Лоя.

За весь вчерашний страшный день она успела только перехватить пару пирожков в посольстве, пока жених ходил договариваться со священником, и, несмотря на то, что волнение напрочь лишило её аппетита, теперь она ощутимо чувствовала голод.

– Там Рина нам что-то укладывала с собой, – незамедлительно откликнулся посол, с трудом сворачивая карту одной рукой и отправляя её в седельную сумку. – Но я всё равно планирую попробовать договориться о смене лошадей, так что вы успеете позавтракать нормально, – заверил он, с трудом подавляя весьма заразительный зевок.

Не преуспел, отвернулся и зевнул в сторону.

Не устояв, Лоя последовала его примеру. Спать почему-то хотелось больше, чем ночью.

Отзевавшись, они обменялись понимающими взглядами.

Лое пришлось особенно по душе, что от положенных по этикету извинений они оба по негласному договору воздержались.

Глава четвёртая

До порта они и впрямь добрались к вечеру – уставшие, измотанные и явно на голом упрямстве. Она держалась на одном страхе перед королём, который на территории Райанци всё ещё оставался для них фигурой непобедимой; он – на гордости, поскольку уступать в плане выносливости девушке было бы совсем уж позорно.

Уладив все формальности он, и в самом деле, смог договориться о том, чтобы отчалить незамедлительно.

Лоя некоторое время стояла на палубе, обхватив себя руками, и смотрела на удаляющийся берег. Она любила свою страну – точнее, ту небольшую её часть, в которой родилась и прожила всю свою жизнь, – и ей было больно уезжать отсюда, скорее всего, навсегда. Она думала о людях – тех, которые остались там, в Торкийском замке. О самом замке – особенно о любимом широком окне в протопленной кухне, куда она часто забредала почитать или просто помечтать. В проёме этого окна висели душистые травы, которые использовались как специи, и этот дурманный, составленный из десятка составляющих аромат, кажется, был лучшим, что она когда-либо ощущала в своей жизни.

Был ещё огромный дуб – на одном из его гигантских корней она любила сидеть – и озеро, в котором она купалась летом, и ползучие розы на её балконе, и…

Она сама не заметила, что плачет. Она глубоко, искренне и всем сердцем любила свою жизнь – такой, какой она была всегда, – и ей не верилось, что там, в Ниии, будет хотя бы вполовину так же хорошо.

«Мне придётся всю жизнь говорить на ниийском языке?» – подумала она по-райански и содрогнулась.

Говорить по-ниийски, одеваться по-ниийски, жить по-ниийски…

Вдруг ей пришло в голову новое страшное осознание: она вышла замуж не просто за ниийца, а за посла. Его – а вслед за ним и её – могут отправить в какую-нибудь совершенно ужасную страну, в Ньон или в Джотанду, и ей придётся изучать местный язык и местные обычаи, и привыкать к ним…

Это осознание, кажется, чуть не лишило её мужества.

«Зато живая!..» – стиснув зубы, напомнила она самой себе, вцепившись в фальшборт так, что ногти завязли во влажной податливой древесине.

«Ещё вчера даже на монастырь была согласна!.. – с насмешливой язвительностью напомнила она себе, стирая с щёк слёзы резким движением и морщась на запах забившейся под ногти древесины. – А теперь плачешься, что не знаешь, в какой стране будешь жить?»

По крайней мере, какой бы эта страна ни оказалась, – она будет жить при ниийском посольстве, а это гарантирует ей и окружение привычной культурой, и достойный уровень жизни. Возможно, даже получше, чем был у неё раньше – где Торкийский замок на отшибе королевства, и где посольство в столице!

«Нет, мне всё-таки несказанно повезло, – завершила свои размышления принцесса выводом, – что ниийский посол как раз уезжал, что он оказался близок мне по статусу и холост, и что он согласился взять меня в жёны». Скажем, будь он уже женатым – может, и согласился бы помочь с побегом, но что дальше? Всю жизнь бегать, опасаясь поисков райанского короля? Жить приживалкой, из милости – принцесса совершенно не представляла себе, как она могла бы зарабатывать на жизнь, потому что, по её скромному мнению, она совершенно ничего не умела? Или, хуже того, стать чей-то не слишком тайной любовницей?