Сборник рассказов "Рождественское Чудо" 2021

Стыдясь еопытности своей и глупости, Акакий задал вопрос.

– Хм-м-м... – Доможир почесал в затылке, растрепав копну соломенных с проседью волос. – Хорошие ж ты задаешь вопросы, Акакий Агапыч. Разве ж ты не сам черт? А впрочем...

Домовой окинул какия каким-то жалостливым взглядом,и сразу стало понятно, что черт он совсем негодящий и бестолковый.

– Советом я тебе, малой, не помогу, а вот новости к утру доставлю. Поспрошаю и родни, где сейчас в городе какие творятся безобразия. Известное дело: где безобразия, там черти.

Акакию oставалось только возвратиться домой и ждать, но это грозило большими неприятностями. Маменька, которой в некоторых вопросах и Синод был не указ, наверняка встала бы назавтра пораньше, ещё затемно, что бы подготовиться к походу по модисткам да магазинам. Улизнуть от нее, даже прикрываясь делами государственными, было бы невозможно. Поэтому, не желая лишний раз испытывать судьбу, Акакий отправился на чердак в каморку кикиморы. У Машки всегда раскочегарен был самовар, а в стареньком рассохшемся – все, как кикиморы любят – буфете в ряд выстроились банки с вареньем всех сортов и на любой вкус.

– Вот, - объявила она с порога, демонстрируя литровую банку, - сестрица мне прислала , свежайшее, кабачковое, прямиком из Астрахани. Садись, милoк, чаевничать будем.

Акакий кивнул с благодарностью и подсел поближе к теплому боку старенькой аммосовской печи*.

6.

Разморенный теплом и тишиной маленькой каморки, в которую кикимора привнесла своеобразный, одному только ее племени свойственный уют, Акакий задремал и проснулся уже ближе к рассвету от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечо. Подскочил и попытался вытянуться во фрунт по старой гимназической привычке, чем вызывал у старого домового смех.

– Вольно, солдат, вольно. Новости у меня.

Дидушко забрал из рук кикиморы кружку, сделал щедрый глоток и довольно крякнул.

– Добрый у тебя чай, Марья, ух, добрый.

Кикимора, хихикнув, отмахнулась, но видно было, что комплимент, произнесенный, впрочем, уже не в первый раз, ей приятен.

Ополовинив кружку, Доможир отер седые усы и кивнул.

– Итак, малой, слушай. Поговаривают, что ночью в гoроде были кое-какие беспорядки. Вроде как, пронесся кое-кто с гиканьем по Невскому, а после пробрался в спальню к одной барышне из Императорского театра и...
– тут старый домовой подмигнул и опустил все подробности, предоставляя какию гадать, что же произошло у артистки в спальне. Акакий на всякий случай покраснел. – Так или не так, но последний раз видели их тут, на Васильевском острове, и повернули они прямиком к Крепости.

– Может, решили Государю* поклониться?
– с надеждой спросил Акакий.

– Непременно, – пряча усмешку, кивнул Доможир.
– А опосля ангелу усы пририсовать.

Акакий потер точку между бровями, где начала скапливаться тяжесть, обещающая близкую головную боль.

– Усы?

– Усы, - кивнул Доможир.

– Ангелу?

– Ему самoму.

Акакий выругался про себя. Не бог весть, конечно, какая проказа, но при нынешних порядках некрасиво выглядит. Государь всем повелел мирно жить, о чем выпустил высочайший указ ещё в 1702 году. И в указе том отдельно было сказано, что пакостничать не след, не к лицу это русской нечисти, не к рылу да не к харе. А тут вдруг усы! Ангелу!

– дальше что было?

Дoможир, занятый чаем, пожал плечами.

– Дальше – полетели по вашим, по-чертячьим, делам. Но коли хочешь знать мое мнение, малой, ангелов у нас в городе много,и все пока сплошь безусые.

– Спасибо, – со вздохом Акакий поднялся, оторвавшись от теплой печки с большим сожалением,и поклонился.

– За труды твои спасибо, Дидушко.

Домовой oтмахнулся и потянулся к выставленным кикиморой на стол баранкам.

Попрощавшись с севшими чаевничать приятелями, Акакий тихонько вышел на черную лестницу и спустился во двор. К делу этому следовало подойти с другой стороны.

Чертовы проказы – суета, мелочь. Есть у них еще дело. Всем известно , если ведьма перед смертью от силы своей не откажется и чертей не сдаст наследникам или Синоду, будут они донимать ее, не давая в посмертии покоя. Тут прямая дорога ведьме в еретики да в упыри, а это бытие для всякого беспокойника неприятное. Пусть и останется при ведьме сила ее, пусть и будут пред нею разные способы к жизни вернуться, ничегo добиться не получится: черти ни на минуту не отстанут. Значит, надо занять их какой-то работой. Тут и остается разузнать, что могла спросить со своих чертей Мелаья Штук.

Беда была в том, что, согласно записям в архиве, родни и друзей у ведьмы не было. Характеристику ее Акакий хорошо запомнил: склочная да неуживчивая. Настоящая ведьма. нцибол, пожалуй, знал о ней побольше.

Время было раннее, и Акакий с трудом разыскал себе извозчика, потратив на это не менее двадцати минут. Быстрее было, пожалуй, вихрем обернуться и скоро домчаться до квартиры приятеля на Шпалерной, но Акакий всегда стеснялся своей урожденной силы, да и не место ей было в городе. Вот и пришлось мерзнуть, притоптывая c ноги на ногу на свежем снегу и напевая себе под нос романсы. Наконец извозчик сыскался, Акакий забрался в сани и, закутавшись в меховую полость, пробормотал адрес. День oбещал быть необыкновенно морозным.

Солнце взошло и роняло теперь искры на ровный свежий снег, на ледяное убранство деревьев, на свежевымытые по случаю праздника окна и витрины. Петербург просыпался неохотно, потихоньку готовился окунуться в обычные для кануна Светлого праздника хлопоты. Кто-то соблюдал все положенные Церковью обряды, кто-то просто намеревался повеселиться. С часу на час улицы должна была захлестнуть великая суета: праздные гуляки, не успевшие купить подарки, кухарки, докупающие что-то к праздничному столу, приезжие, глазеющие на столичную иллюминацию, разинув рот. Только чертей разбежавшихся этой картине и не хватало.

– Побыстрее бы, любезный друг, – попросил Акакий, высунув нос из полости,и вздохнул.

Извозчик крякнул и прибавил ходу.

Анцибол, никогда не любивший ранние пробуждения, встретил его в туркменском полосатом халате на голое тело и с крайне недовольною миною на лице. Видно было по этому самому лицу, что вчерашний вечер в ресторации продолжился, затянулся на много часов, и теперь у молодого черта болела голова и настроение было прескверное. Кабы не нужда, Акакий немедленно развернулся бы и ушел, оставив товарища в покое.

– Дмитрий, у меня к тебе дело есть.

– Помню, помню, - хмурясь отмахнулся Анцибол. – Та ведьма-покойница.

«Твоя, между прочим, забота...» – проворчал какий, но вслух ровным, любезным тоном изложил свою просьбу. Мимолетом пожалел, что не купил по дороге апельсинов, которые Анцибол очень любил. Сочные сладкие фрукты непременно задобрили бы его.

– Помню я, пoмню, – повторил недовольно Анцибол, посторонившись, чтобы пропустить товарища в свою квартиру.
– Враги ее... Спросил бы чего полегче. на ж ведьма, откуда у нее, допустим, друзья? Одни только и были что враги да завистники.