Сборник рассказов
Шрифт:
Она зашла в какую-то подворотню, остановилась там, слезы заблистали в ее, усталых после бессонной ночи очах.
– Два мира: городской - жестокий, с бездомными собаками, с бомжами, со всякою шпаной; лесной - где выживет сильный, где тоже не место тебе. Здесь в городе ты, по крайней мере, легче сможешь пропитанье найти свалки всякие... Но я же не смогу, не смогу отпустить тебя!
В подворотне раздались быстрые шаги, на Каню бросилась тень.
– Люда! Людочка, сестричка!
– Каня даже заплакала.
– Уф-ф! Насилу за тобой угналась!
– своим, полным веру в Жизнь голосом молвила Люда.
–
– Да, я слышала - меня окрикнул, вроде, кто.
– А это уже не я! Это поэт твой, такой, прямо, весь несчастный...
– О чем ты, Людочка?.. Как же хорошо, что ты догнала, что ты ждала меня после занятий...
– Ну разве же могла я тебя оставить, зная, что тебе предстоит.
– Слушай, я не могу, Люда... Пойдем в метро что ли, несколько остановок проедем... Не здесь же его оставлять. Может, там где-нибудь...
Вместе, взявшись за руки, в оживленной, шумной, безразличной к их беде толпе, прошли девушки к станции метро...
Когда они опускались на эскалаторе, едущая рядом, совсем неприметная, невысокая, полная бабушка, поинтересовалась:
– А вы, чай кассетами не увлекаетесь?
Совсем не об кассетах думали подруги: Люда отрицательно головой помотала, Каня и вовсе этого вопроса не слышала.
Старушка вздохнула:
– Это я так.
– она кивнула на Людину майку "Doors".
– Вроде бы вы все в таких майках записи собираете. А я то на днях, нашла несколько кассет; меня то и ентого... магнитофона нет, чтоб их слушать; я уж и слепа... без очков не разберу, что на них написано. Подумала я - что им даром пропадать, авось - пригодятся кому... Вот так вот: прошли бы, отдала бы я вам эти кассеты.
Каня не слышала ее, молчала; Люда же спросила:
– А что за район у вас?
– Да вот...
– тут старушка назвала станцию метро.
– Зеленый район. Довольно тихий, машин, по сравнению с центром, немного. Хотя, раньше то лучше было, щас все гудят, бибикают; раньше то, бывало, бабочка в окно залетит...
– Хорошо, мы поедем с вами.
– решила Люда и шепнула на ухо Кане.
– Не все ли равно, куда ехать? Поедем, может этот район приглянется...
Мрачные, суетливые подземелья метро остались позади, и втроем вышли они под клубящееся тучами, раскатывающееся в отдалении громом, небо.
А вот и дождик.
– Первый в этом году!
– улыбнулась прохладной капели старушка.
– И с грозой! Ишь - разошелся! У меня зонтик есть, давайте-ка, молодые, понесите его вы.
– Вообще-то мы...
– начала было Люда, да не удобно уж было отказываться; тем более, что от дождя все равно надо было где-то прятаться, да и не к чему, собственно, было торопить время?
– Да, мы вам поможем... Каненька, ты из нас самая высокая; давай сумку, держи зонт.
– Только поосторожней, пожалуйста. Постарайся не трясти.
Между домов - падший из вольного, дождевого неба пронесся громовой раскат - первый в этом году дождь еще усилился, уже в ливень перерос, и в нескольких шагах ничего уж не было видно за сине-белесыми, напевающими беспрерывную, весеннюю песнь стенами. Бурлили ручьи; пробегали, шлепали по лужам люди, где-то проносились, разбрызгивая шумные брызги машины...
– Никак у вас там что живое, раз бережно то так
несете.– бабушка кивнула на сумку, которую очень аккуратно, в двух руках несла Люда.
– Да, котеночек.
– ответила Люда.
Бабушка вздохнула, стала рассказывать про старые дома, утопающие в мокрых, зеленых холмах древесных - рассказывала, кто знаменитый в каком из домов этих жил; что да где, действительно примечательное, в былые годы, в годы юности ее, в этих местах приключилось.
Наконец, под чарующий гул дождя, свернули они между домами; прошли по старому московскому дворику, где так свежо шумят мокрые деревья, где все в глубокой и таинственной, словно бы со старых картин сошедшей тени.
Вот раскатился по небу гром, а бабушка говорила:
– У нас то в деревни почитали, что это Илья пророк на колеснице катает! А хто его знает - может, так оно и есть... Ну, вот мы и пришли.
Домик был старым, довольно обветшалым, хоть и не до бедственного состояния. В некоторых квартирах, по случаю дождя, зажгли свет; откуда-то слышалась старая музыка...
Вот подъезд - с чердака слышалась частая капель, там же мяукнула кошка.
– Ну ж, Барсик! Кис-кис-кис! По лестнице слетел весьма откормленный, рыжий Барсик.
– Вот и он! Ну что - поди нагулялся, хулиган. Ну, пошли, пошли - накормлю я тебя сейчас... Проходите, девочки.
– старушка открыла дверь.
В маленькой прихожей было тепло, уютно; пахло цветами; девушкам даже показалось, что перенеслись они из обычного мира в мир снов, что в какую-то пещеру населенную сказочными, разумными зверями попали они.
Вот один из этих зверей - маленькая, белая собачка вышла из комнатки, завиляла хвостиком своей хозяйке, тявкнула восторженно.
– Вот там у меня кухонька.
– бабушка указала на маленькую кухоньку, где на подоконнике в горшочках распускались цветы, а в клетке, на подставке возле столика, чирикала канарейка.
– А вот здесь живу я.
– бабушка указала на маленькую комнатку, откуда вышла собачка; почти полностью загораживая одну из стен, стояло там пианино, у другой стены стоял письменный стол, над ним - стеллажи с книгами и старые фотографии, наконец, в углу - маленькая кроватка.
– Вот так вот и живем.
– вздохнула бабушка.
– Я, Барсик, да Тим... Муж то мой, Афанасий Карпович, на войне погиб... Другого полюбить я не смогла, так вот и живу памятью о нем; ну, а звери - они, ако братья да сестры помогают мне, особенно в зимние то месяцы. Вот так в зимние то вечера - за окном ветер воет, пурга метет, а Барсик - не по себе так станет. Но запрыгнет ко мне Барсик на колени, замурлычет... Вот и знаешь уж, что не одна ты на этом свете; вспомнишь юность - военная то юность была, а все ж, все только светлое вспоминается - как верили, как любили...
Старушка вздохнула - видно было, что ей многое - очень многое хочется девушкам поведать, и она молвила:
– Вы разувайтесь, на кухню проходите. Сейчас я вам чайку приготовлю.
– Нет, нам бы...
– вздохнула Каня.
– Нам бы... как бы здорово было, если бы...
– Что, доченька?
– Если бы вы взяли того котеночка, что в сумке сейчас спит.
– Отчего ж то и нет? Я ж вижу, как вы за него болеете. Ну вы из сумки его доставайте, да на кухню проходите, там и договорим.