Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Сборник статей
Шрифт:

Однако творческий процесс не обязательно должен за­ключаться в откровенном сокрушении культурного канона; он может идти "подпольно", внутри самого канона. Соответст­венно, объект, изображенный в произведении искусства, не может сказать нам, имеем ли мы дело с проявлением куль­турного канона, или же с происходящими внутри него эво­люцией или революцией. Возьмем, к примеру, христианский канон, господствующий на Западе в течение вот уже двух тысяч лет. Если мы сравним современных мадонн с мадон­нами эпохи готики или Возрождения, то мы сразу же увидим те революционные трансформации, которые претерпела эта архетипеческая фигура. Византийский Христос-Пантократор и фюнвальдский Христос на Кресте родились в разных чело­веческих и божьих мирах. Так и подмывает сказать, что они уже никак не связаны друг с другом.

Следующей

стадией в отношениях искусства с его эпохой является стадия компенсации культурного канона. Важность этой стадии постоянно подчеркивалась профессором Юнгом. Корни ее находятся в жизненной силе коллективного бессознательного, которое противостоит коллективному соз­нанию в целостном психическом поле группы. Эта стадия предполагает существование оформившегося противосто­яния сознания и бессознательного, характерного для совре­менного мира. В результате этого противостояния мы воз­вращаемся к непосредственному присутствию творящего сверхъестественного. Великое искусство такого рода почти всегда заключает в себе трагедию. Компенсация культурного канона означает противостояние ему, то есть, противостояние сознанию и ценностям эпохи. Художник-творец, миссия которого заключается в компенсации культурного канона и сознания, является, как правило, изолированным индивиду­умом, героем, который должен разрушить старое для того, чтобы дать возможность взойти солнцу нового.

Когда бессознательное с помощью художника вырывает­ся наружу, когда архетипы жаждут появиться на свет, чтобы обрести форму в мире, тогда художник настолько далек от окружающих его людей, насколько он близок к их судьбе. Ибо он выражает будущее своей эпохи и придает этому будуще­му форму.

Например, значение реалистической живописи, возник­шей в эпоху Возрождения и в течение столетий домини­ровавшей в нашем искусстве, далеко выходит за рамки чисто художественных категорий, типа подвижности фигуры, перс­пективы, пластичности, цвета и т. д. Может сложиться впе­чатление, что искусство Возрождения отвергло символизм средневековья, чтобы воспроизвести объективный внешний мир, но это не так; на самом деле, произошло (и этот фено­мен имел решающее значение для той эпохи) новое прояв­ление архетипа земли, в противоположность доминировав­шему в Средние Века архетипу неба. Иными словами, этот реализм является символическим выражением революции в архетипической структуре бессознательного.

Зарождение естественных наук и социологии, открытие индивидуального, возврат к античности, схима в христианст­ве, социальная революция - все это части полной трансфор­мации психического поля, захватившей бессознательное всех людей, и, в особенности, людей творческих. Стало быть, голландская живопись - это не просто отражение ку­сочка внешней реальности; это - восторженное противопос­тавление этого мира миру потустороннему, провозглашение святости, красоты и жизненной силы материального мира, хвала жизни в этом мире и хвала земному человеку, в противовес восславлению небес, которые дотоле считались "истинным" миром.

И если отношение человека к этому "истинному" миру привело его к жизни, отягощенной первородным грехом, чув­ством вины и вечного несоответствия, то теперь человек стал чувствовать себя сыном земли, на которой его дом.

Этот ожесточенный конфликт господствовал в работах Босха, одного из самых замечательных живописцев среди тех, кто провозглашал наступление новой эры. Он осознан­но цеплялся за старый средневековый канон, но под его кистью мир преобразовывал сам себя. Мир становился демоническим и гностическим; все вокруг было искушением, и в параноидальном отчаянии своего аскетического, средне­векового сознания он испытал возрождение архетипа земли, демонически сверкающего в каждой краске. Его земля тран­сформировалась в "земной рай", в чем был и парадокс, и железная логика, поскольку, по его мнению, Дьявол (в форме совы) изначально находился в самом центре творения. И все краски и формы этого якобы проклятого земного рая манили его богатством архетипических и классических ритуальных символов, обладавших такой красотой, что проклятие (хотя он этого и не знал), подобно проклятию Валаама, неожи­данно превратилось в благословение.

Его попытка изобразить кишащую демонами землю с помощью красок

своей уникальной палитры привела к пол­ной победе земли над его средневековым мироощущением. Например, его "Христос, несущий крест" и Вероника, изобра­женная на этой картине, не только не несут в себе ничего средневекового, но, наоборот, указывают на одну из наиболее насущных проблем будущих поколений - Великого Индивидуума с его душой, одинокого в толпе.

Воздействие этого восходящего земного архетипа, кото­рый должен был стать центральным компонентом нового культурного канона, простирается до Французской Рево­люции, философского материализма, и довольно запоздало­го вознесения мадонны на небеса. Только в наше время этот процесс стал более понятен, но, одновременно с этим, сам архетип подвергся трансформации: проекция растворяется, а содержимое реинтегрируется в душу. Как написал один из величайших поэтов нашего времени:

"Не этого ли, земля, ты хочешь?

Невидимый в нас Воскреснуть?

Не это ли было

Мечтой твоей давней? Невидимость!

Если

Не преображенья.

То чего же ты хочешь от нас?

Земля, я люблю тебя, верь мне,

больше не нужно Весен,

чтобы меня покорить, и одной,

И одной для крови слишком уж много.

Предан тебе я давно, и названия этому нет."7

Веление времени действует в художнике, даже если он этого не хочет или этого веления не ощущает, или же не понимает его истинного значения. В этом смысле он схож с провидцем, пророком, мистиком. И именно тогда, когда он не отражает существующий канон, а кардинально преобразует его, его деятельность поднимается на сакральный уровень, , ибо он непосредственно отражает истину и сверхъестест­венное.

Развитие специализации и дифференциации уничтожило характерную для первоначальной ситуации близость каждо­го индивидуума к психическому субстрату. Поскольку культу­ра, отчасти, является щитом от сверхъестественного, отра­жающие культурный канон люди утратили контакт с первич­ным огнем непосредственного внутреннего ощущения. Это внутреннее ощущение не является также и их функцией, поскольку они представляют осознанный и рациональный аспект архетипического мира, желание сохранить искусст­венную скорлупу жизни, именуемую культурой. Соответст­венно, творческая борьба со сверхъестественным стала уде­лом индивидуума, а главной ареной этой борьбы является искусство, в котором обретает форму отношение творческо­го индивидуума к сверхъестественному.

В результате последующего давления психического суб­страта, художник реализует не только себя, но также и свою эпоху. В первоначальной ситуации, художник или любое лицо, предлагающее придать форму предмету культа, должен был очистить себя для того, чтобы достичь возвышенного и отстраненного надличностного состояния, ибо только в этом состоянии человек мог стать творящим орудием сверхъес­тественных сил. В первоначальной ситуации, этот подготови­тельный ритуал проводился с согласия коллектива. У современ­ного художника это происходит невольно; чужой среди людей, он одинок и подчинен только своему творческому импульсу.

Мы знаем, что творящая энергия бессознательного овла­девает индивидуумом с помощью автономной силы инстинкта и подчиняет его себе, не обращая ни малейшего внимания на самого индивидуума, его жизнь, счастье или здоровье. Творческий импульс идет от коллектива; как и любой инстинкт, он служит воле вида, а не индивидуума. Стало быть, творческий человек является инструментом надлич­ностного, но, будучи индивидуумом, он вступает в конфликт с овладевшим им сверхъестественным.

Существует широкий спектр творческих феноменов - от низших, бессознательных стадий экстаза и сомнамбулизма до высшего уровня осознанного восприятия, на котором ху­дожник берет на себя всю ответственность, и на котором существенную роль играет формирующее, толкующее соз­нание.

Поделиться с друзьями: