Счастье есть
Шрифт:
– Этого больше не случится, – сказал Макс, обнимая Манечку.
В холле появилась Клава в сопровождении Ангелины Квадриговны. Алекс напрягся. Макс смотрел на них с интересом.
– Фрида, можно с тобой поговорить? – спросила Клава.
– Да.
Фрида встала и вышла из холла. Алекс привстал с дивана, чтобы пойти с ней, но Клава повелительно сказала:
– А ты останься.
И Алекс послушно сел на диван. Женщины удалились в палату.
– Бить будут? – спросил Макс у Мани.
– Нет, поговорить решили по-человечески, – сказала
Фрида вошла в палату следом за Ангелиной Квадриговной.
– Я хотела тебе сказать, – сказала Клава, закрывая дверь. – На тебя у меня никакой обиды нет.
– А у меня, значит, есть! – сказала Ангелина Квадриговна, с укором взирая на дочь.
– Мама! Подожди! – нахмурилась Клава. – Может, больше и не получится с нею поговорить. Фрида, я хочу, чтобы ты знала, что я не возражаю и не ревную. Понимаешь?
Фрида кивнула, ожидая, что будет сказано дальше.
– Но я уверена, что ты с этим лживым гадом тоже счастья не найдешь, – сказала Клава. – Он обманет тебя, а потом ты все время будешь ходить обиженная.
– Клава, он тебя бил? – спросила Фрида.
– Нет, никогда, – ответила Клава. – Он обижает по-другому.
– Как?
– Не говорит тебе ничего, пока ты не начинаешь чувствовать себя полной дурой.
– Вот как? И о чем же он умолчал?
– О тебе, о других своих любовницах.
– Ну а кроме этого?
– У него есть еще одна семья, – сказала Клава. – Я узнала об этом совсем недавно, но ему об этом не сказала.
– И где семья?
– Здесь, в Одессе. Его сыну уже восемнадцать. Тебе он тоже ничего не говорил?
– Нет, – покачала головой Фрида.
– Ну так вот, проверь его на вшивость. А потом решай, нужен он тебе, или нет, – сказала Клава.
– А психолог, Альберт Абрамович, знает об этом?
– Не знаю, – сказала Клава. – Может быть, они говорили об этом на сеансах….
– Спасибо, – Фрида вышла из палаты и закрыла за собой дверь.
Когда она вошла в холл, Алекс все так же лихорадочно поглядывал на часы.
– Жаль, что у них нет хотя бы монитора с информацией о ходе операции, – сказал Макс. – Все бы волновались значительно меньше.
– Пожалуй, – согласился Алекс. – Как ты, Фрида?
– В порядке, – сказала Фрида. – Поговорили.
– Надеюсь, потом расскажешь?
– Расскажу, – пообещала Фрида.
Стоило Анатолию Игнатьевичу выйти из своего автомобиля на Екатерининской площади и сделать несколько шагов по направлению к кабинету Альберта Абрамовича Карапетяна, как на него налетел неизвестный субъект в больших темных очках и шляпе. Бахман упал и больно ударился головой о бордюр.
– Извините, Бахман, – сказал неизвестный, наклоняясь к нему и нанося удар кулаком в область сердца. – Бог велел делиться.
С этими словами неизвестный вырвал трость из руки ювелира и, вскочив на стоящий неподалеку мопед, дал газу в направлении Сабанеева моста.
Бахман сел. Подбежавший водитель помог ему подняться.
Пробитая голова кровила.– Боже мой! – сказал водитель. – Надо скорую вызвать.
– Помоги, голубчик, добраться до кабинета Карапетяна. Я оттуда вызову, – слабеющим голосом сказал Бахман. – Что-то мне плохо…
Водитель подхватил ювелира и донес его метров сорок до двери офиса Карапетяна. Оттуда навстречу уже выбежали люди, чтобы помочь.
– Да, дальше я смогу сам, – сказал Бахман.
Водитель поставил Бахмана на ноги, но на ногах Анатолий Игнатьевич стоять не мог. Он стал бледен, и начал хрипеть, а губы его посинели. В таком виде его и внесли в кабинет Альберта Абрамовича.
– Боже мой, Толик, что случилось?
– Нападение. Украли мою трость.
– Что за времена! Скорую вызвали?
– Вызвали, – торопливо заверила секретарь. – Сказали, что уже едут.
– Сердце, Алик… – сказал Бахман. – Шалит сердце. Переволновался… Надо в кардиоцентр… Позвони моему секретарю… Пусть свяжется с моим юристом Алексом, и скажет, где… я… буду…
– Бахмана везут в кардиохирургию, – сказал Алекс, положив трубку телефона и глядя на друзей.
– Что случилось? – спросил Макс.
– На него напали на улице, отобрали трость, ударили в грудь. У него начался сердечный приступ.
– Боже мой! – сказала Манечка. – Что стало с этим городом?
Алекс вышел из холла и спустился на первый этаж, в приемный покой. Теперь он ожидал сразу двух событий: окончания операции Борьки и появления в больнице Бахмана. Ювелира привезли через десять минут. Его сопровождал Альберт Абрамович Карапетян. Бахман был очень бледен. Голова его была забинтована. Синие губы на бледном лице смотрелись противоестественно. Карапетян тоже не выглядел вполне здоровым: видимо, сильно волновался. Бахман узнал Алекса и сделал попытку, проезжая мимо на каталке, махнуть ему рукой, правда, смог только поднять палец.
– Альберт Абрамович, – сказал Алекс. – Надеюсь, Вы-то в порядке?
– Да. Я в порядке.
Каталку с Бахманом укатили за непрозрачные двери.
– Около моего офиса напали. Беспределыцики! – сказал Карапетян.
– Возможно, момент не совсем подходящий, Альберт Абрамович, – сказал Алекс. – Но что именно Вы наговорили про меня Фриде?
Альберт Абрамович взглянул Алексу в глаза.
– Алекс, – сказал он. – Момент действительно не подходящий.
– И это слова психолога? – с усмешкой спросил Алекс.
– Я думаю, что Вы злитесь на меня, и это главная проблема. Вам нужно успокоиться. Приходите ко мне на сеанс, и я с удовольствием с Вами побеседую. Обсудим Ваше прошлое.
– Вас Виктор попросил об этом? – прямо спросил Алекс.
– Не понимаю, о чем Вы.
– Хоть Вы и психолог, Вы не можете контролировать непроизвольные движения зрачков. Значит, Виктор был у Вас, и сделал Вам предложение, от которого Вы не смогли отказаться, не так ли?
– Мне уже пора, Алекс, – сказал Альберт Абрамович.