Счастье Раду Красивого

– Прости, государь, - Стойка опустил взгляд, но тут же снова посмотрел мне в глаза и запальчиво продолжал: - Голову даю на отсечение, что это не ловушка! Чтобы устроить ловушку, Штефан должен был заранее знать, где мы. А он не знал. Не знал точно так же, как мы не знали, где он. Это случайная встреча. Бог послал нам удачу! А Штефан не уходит и не прячет знамя, потому что это жест отчаяния. Он хочет достойно принять бой, хоть и видит, что мы заметно сильнее. Он не пытается уйти, потому что не хочет показать нам своего страха. А если мы не ударим на него, Штефан решит, что испугались мы! Мы, которых в несколько раз больше, испугались кучки молдаван!

Мне показалось, что этот человек кричит так громко, что слышно даже на противоположном берегу реки. И ведь я знал, в чём причина, потому что меня предупреждал об этом мой предыдущий начальник конницы - седоусый Стан.

Стан не пошёл со мной в поход именно из-за своих преклонных лет. Он служил мне почти половину времени, что я занимал трон, а тут сказал, что лучше мне взять на войну кого-нибудь помоложе, и назвал имя Стойки. Помнится, Стан предупредил, что Стойка - человек деятельный и, конечно, будет стремиться выслужиться, поэтому всегда будет стремиться действовать, а не ждать. Однако теперь это стремление действовать и выслужиться уже перешло все разумные пределы!

– Хватит!
– оборвал я.
– Ты достаточно сказал. Теперь я желаю выслушать других.

Нягу с рыжеватой бородой, которого я невольно сравнил с Махмудом-пашой, поклонился:

– Государь, дозволь, я скажу?

– Дозволяю.

– Молдаване могли выследить нас. Ведь главная дорога в их пределы одна. И мы идём по ней. Если молдавские лазутчики нас выследили, а мы не заметили...

– Мои люди заметили бы!
– не унимался начальник конницы, но я даже не взглянул в его сторону - лишь видел, как другие бояре укоризненно посмотрели на него, поэтому дерзкий вынужденно замолчал.

– ...если они нас всё же выследили, - меж тем повторил Нягу, - то Штефан имел время подготовить ловушку. Очень может быть, что другие полки Штефана где-то неподалёку.

– Мы можем рискнуть и разбить эти двенадцать полков быстро - до того, как придут другие!
– опять воскликнул Стойка.
– Государь, если я ошибусь, накажи меня по всей строгости, но если окажусь прав, наградой для меня будет уже то, что молдаване не посчитают нас пугливыми овцами. Ты же сам говорил, что хватит терпеть грабежи! Пора дать отпор! Пусть Штефан не думает, что...

– Мне всё равно, что думает Штефан, - всё так же холодно возразил я.
– Мы разумные люди и поэтому не станем ввязываться в азартные игры на поле боя, мы подождём и посмотрим, как враг себя поведёт. Лагерь устроим здесь, у реки. А ты, - мне всё-таки пришлось посмотреть на начальника конницы, которого не следовало бы удостаивать взглядом, - добудь мне сведения о молдаванах. И чем больше, чем лучше. Жду первого донесения в ближайший час, и дальше докладывай так скоро, как сможешь.

* * *

Несмотря на то, что мы не собирались нападать, вся конница выстроилась вдоль реки в боевую линию. Выстроилась нарочно, чтобы молдаване не видели, что делает наша пехота и обоз.

– Пусть думают, что мы вот-вот можем напасть, - сказал я.
– А в это время мы за спинами нашей конницы обустроим лагерь. В тумане не будет видно даже дыма от костров, если разжигать огонь не слишком сильно.

Я вместе с конницей тоже находился возле реки и вглядывался вдаль - туда, где виднелось красное пятнышко, то есть стяг Штефана. У меня была надежда, что хоть что-нибудь изменится, и тогда станет легче принять решение, потому что станет понятнее, как дальше могут развиваться события, но Штефан будто нарочно стоял неподвижно, как если бы я видел перед собой призраков.

Доклад, сделанный Стойкой через час, содержал в себе мало полезного, но за короткий срок невозможно было бы добыть другие сведения:

– Государь, мои люди проехали вдоль реки, переправились ниже и выше по течению, но в получасе езды нигде не видно других молдаван. Это значит, что если мы нападём на Штефана сейчас, подкрепление к нему быстро не подойдёт.

– Нет, - сказал я.
– Мы не будем нападать сейчас. Наши люди утомлены дневным переходом и за минувший час не могли отдохнуть, как следует. Войско Штефана отдыхало больше нашего. Это не пойдёт нам на пользу. К тому же скоро стемнеет. Переправляться через быструю реку в сумерках - весьма опасно. Усталость наших людей и темнота могут оказать нам дурную услугу. Мы лучше подождём утра, но, разумеется, будем начеку.

То же самое я сказал и на совете, который был устроен, когда в лагере установили мой походный шатёр. Мне казалось, что мои рассуждения верны, но на лицах моих бояр ясно читалось, что большинство со мной не согласно, и со мной не спорят лишь потому, что не знают, как меня переубедить.

Как только в шатре поставили стол, Стойка развернул на этом столе большой кусок пергамента и начал угольком чертить линии - карту, но я смотрел не на рисунок, а на остальных бояр, следил за их настроением. Казалось, что они, стоя вокруг стола и вглядывались в рисунок, мысленно были уже за рекой - эти люди стремились вступить в битву. Лишь Нягу не стремился.

Стойка, то и дело дополняя карту, говорил:

– За рекой, вот здесь и здесь, находится лес. Он прикрывает людей Штефана от нападения нашей конницы слева и с тыла, а вот здесь леса нет. Здесь равнина, и если они станут отступать, то пойдут туда. Я думаю, государь, что нам надо ударить пехотой молдаванам в лоб, а на равнину отправить конников, чтобы не дали Штефану убежать от нас.

Я невольно вспомнил о том, что некоторые бояре из числа находящихся сейчас в моём шатре, когда-то служили моему старшему брату Владу и участвовали в его советах. Меня сейчас наверняка сравнивали с моим братом, ведь он любил рискнуть! Разумеется, тот рисковал не бездумно, а старался предугадать действия врага на шаг или на два вперёд. Пусть это были лишь предположения, но они часто оправдывались. А вот я сейчас не мог ничего предугадать и не понимал Стойку, который так уверенно судил о том, что сделают молдаване. Наверняка же этот боярин просто напускал на себя уверенность, надеясь, что я разрешу ему действовать! А я меж тем вспоминал судьбу Хасс Мурата и говорил себе, что неразумный поступок "мальчишки" должен стать для меня уроком.

Мне вдруг пришла мысль, что Стойка, хоть никогда и не служил моему брату, наверняка бы ему понравился. Да, временами дерзок, но зато смел, решителен и в пылу азарта теряет самообладание не до конца. Этот Стойка даже внешне напоминал мне Влада своими чёрными усами!

Если бы я сейчас мог спросить у брата, Влад наверняка бы ответил: "Доверься этому наглецу, он приведёт тебя к победе". Мне захотелось поступить так, но затем на глаза попался Нягу, смотревший на карту с сомнением. Он задумчиво поглаживал свою рыжеватую бороду - совсем как великий визир Махмуд-паша.

Махмуд-паша был мудрее, чем мой брат. Без этого турецкого сановника я бы не получил в Румынии власть, ведь Махмуд-паша тогда, много лет назад, действовал в расчёте на то, что венгры не окажут моему брату обещанной помощи, а Влад надеялся на эту помощь до последнего и в итоге потерял трон. Махмуд-паша показал себя более дальновидным, а в нынешнем положении однозначно посоветовал бы поостеречься.

Так кого же мне следовало слушать? Кто был более прав? Стойка или Нягу, мой брат или Махмуд-паша?