Счастье взаимной любви

Прямо из кассы они поехали на вокзал, и Аня взяла билет в спальный вагон фирменного поезда.

Потом заскочили домой. Аня переоделась, собрала вещички, но дома до вечера делать было нечего, и прямо с баулом они пошли в ресторан «Астория», где и просидели до отправления поезда.

Договорились, что через недельку-другую она вернется, ведь начинается курортный сезон и погоду обещают прекрасную.

У вагона Виктор сказал, не глядя на Аню:

— А этот подонок… Он всех обманул. Соскочил, видать, на первой станции, не успела его милиция задержать.

— Черт с ним! — безразлично ответила Аня.

Сарма вдруг заторопилась.

— Ты не волнуйся, Аня, твой ребенок в очень, очень хороших руках! Правда, я не знаю их имен-фамилий, но когда их рекомендовал представитель…

— Тем лучше, — рассеянно прервала Аня. — Ну, давайте прощаться. В июле вернусь.

Она и сама себе не поверила, когда произнесла это, а когда поезд уже набрал скорость, почему-то решила, что ее желанию вернуться назад не суждено осуществиться, что-то должно помешать. Новый поворот в судьбе казался ей неотвратимым.

11

К родной Электростали она подъезжала теплым июньским вечером, в светлые сумерки. Она подгадала так, чтоб не встретить на улице знакомых, не рассказывать им о своих прожитых днях и не выслушивать новостей.

Когда поезд остановился, Аня не пошла на высокий переход через пути, а направилась в конец платформы. Ничего за это время не изменилось: как раньше с нее прыгали на рельсы, так и сейчас.

Ни на кого не глядя, опустив голову, Аня быстро прошла знакомыми улицами до своего двора и только здесь остановилась.

Посмотрела издали на окна своего дома и с удивлением увидела свет в окнах. На миг мелькнула мысль, что здесь, как и раньше, все в порядке и что телеграмма о смерти родителей — чья-то злобная шутка. Но вспомнила, что телеграмма заверена, и поняла, что это не так, а действительность остается действительностью. Кто мог оказаться в родительской квартире, Аня и предположить не могла. Быстро прикинув, к кому зайти за информацией, она решила, что наиболее толковым и обстоятельным рассказчиком будет инвалид Петрович с первого этажа. Если, конечно, он не пьян.

Она пересекла двор, вошла в дом и нажала на дверной звонок.

Петрович оказался совершенно трезв.

— Анюта? — выдохнул он, не веря своим глазам.

— Я, Петрович. Войду?

— А то как же! И быстренько, чтоб это дурье соседское не углядело, а то ведь развопятся да наврут тебе с три короба.

Бодро хромая на протезе, он провел ее на кухню, приговаривая:

— Изменилась, изменилась! И тебя обкатала житуха! Эх, какое дело-то лихоманское! Знаешь, как твои батюшка-матушка жизнь окончили?

— Ничего не знаю. В телеграмме сказано, что погибли.

— Так телеграмму мильтоны составляли! А больше ни с кем не говорила?

— Нет.

Лицо у него потемнело и вытянулось, он упал на табуретку и сказал тоскливо:

— Так, значит, на мою долю выпало обо всем тебе поведать?

— На твою. — Аня открыла баул и вытащила бутылку рижской водки «Кристалл» со штампом ресторана «Астория».

— Ага. Ясно, — одобрил Петрович. — Ты действительно научилась жизнь понимать. Ну, выпьем, а я тебе всю правду без сплетен и глупостей расскажу. Достань чего перекусить из холодильника.

Как ни странно, закуска у него оказалась вполне приличная, нашлись даже вчерашние щи.

— Кто в нашей квартире? — спросила Аня.

— Родственники Василия. Приехали с-под Тамбова. Жуть как им тут понравилось, но, если у тебя желание есть, ты их мигом отсюда выпрешь. Мигом. Они тебя ждут со страхом и ужасом.

— Посмотрим. А что мои родители, в машине погибли или под электричкой?

— Если бы… Налей мне разом стакан, а сама как хошь, но рекомендую тоже порцию принять. Силенки тебе потребуются.

Он выпил свой стакан, Аня последовала его примеру.

— Ну, значит, так… С чего начать? Ну, исчезла ты из нашей Стали, а тут в самый раз еще одно убийство. Кольку Семенова брат порешил. Помнишь Семеновых?

— Помню. Алкаши оба.

— Ага. Но не о них речь. Дело с тем убитым на озере солдатом к Семеновым приклеивалось, хотя все считали, что к солдату ближе всех ты стоишь и если не сама его порешила, то кто-то из твоих дружков.

— Чушь все это, Петрович, — слегка разозлилась Аня.

— Наверное, чушь! Так и есть! — обрадовался инвалид. — Но слух такой ходил, что, значит… Нет, не с того конца начал. А тот начал у нас будет, что из-за Семеновых снова объявился в Электростали следователь Соболь. Помнишь такого?

— Помню.

— Так вот, теперь, значит, пошел слух, что этот Соболь и твоя мать… М-м-м… Ну понимаешь, что они…

— Спят? — глухо спросила Аня.

— Во-во! Что Сара, значит, собой от того солдата тебя отмазала. А что до Сары, значит, с ним, с Соболем этим, спала…

— Я?

— Ух, с души легче от твоего понимания! — выдохнул Петрович. — Самое ужасное проехали! Я-то в эти слухи, конечно, никогда не верил, но люди все врали да каждое слово смаковали! Деревня же у нас, сама понимаешь! Дальше будет легче, Анюта, но давай выпьем еще по одной.

— Пей, Петрович.

На этот раз он выцедил стакан со смаком, с удовольствием вытер губы, кинул в рот огурчик.

— Короче, Анюта, ты не маленькая, жизнь понимаешь и, что дальше случилось, догадываешься. Слухи эти до твоего батюшки Василия начали доходить… Кто по пьяни намекает, кто еще как, и стал он, однако, на глазах чернеть. И Сара вдруг, словно пары из себя выпустила, на дворе почти не показывается. А Соболь этот продолжает дело вести, в Электростали объявляться — у него здесь среди мильтонов дружки завелись. Ну, не знаю я в точности, как оно там было, но как-то в субботу, возле Пасхи вроде, выпил Василий и поздно вечером пошел искать Соболя. Пошел-то пошел, да при топоре! И нашел-таки его в одной компании. А тот, хоть тоже был пьян, однако при оружии, при пистолете. И пока, значит, Вася топором замахивался, Соболь ему пулей в сердце и угодил. Потом суд да дело. Но никакого суда, понятно, потому как мильтон всегда прав. Отмазали свои Соболя. И это все мной сообщенное — правда. Что еще услышишь — сплетни.

— А мать? — тяжело спросила Аня.

— Ах да! Господи, мозги забываться стали. Матушка твоя, Аня, узнавши о смерти Васи, сама жизнь свою порешила. Сама. В те же сутки по московскому времени. Повесилась в лесу. Около вашего дачного участка.

— Все? — спросила Аня, едва сдерживая жгучее желание ударить Петровича почти пустой бутылкой из-под водки. Ударить так, чтоб раскололась либо тара, либо голова. Но ведь он-то был совсем ни при чем.

— Все, Анюта. Это все. И больше мне тебе поведать не о чем. Соболь, ясное дело, больше здесь не появлялся, только по слухам знаю, что под арестом он всего пару дней просидел, а потом и дела уголовного возбуждать не стали, поскольку Вася на него первым напал.