Счастливчик
Шрифт:
Дилан продолжает подкалывать сестру, она адресует ему неприличный жест.
Все уже успевают рассесться и приступить к трапезе, как последним на пороге появляется капитан. И его выражение лица не предвещает ничего хорошего, потому что в руке Роу держит того самого робота-уборщика, который прошлой ночью успел сбежать с камбуза.
Повисает гробовое молчание.
– - А я предупреждал, -- негромко произносит Норман, но в наступившей тишине его прекрасно слышат все.
Капитан окидывает взглядом команду, а потом останавливает его на мне.
– - Тайлер, на выход, -- кивает в направлении
– - Остальным -- приятного аппетита.
– - Папа, может быть, позавтракаешь?
– - Ди делает попытку его остановить.
Заступается за меня или просто хочет избежать скандала? В любом случае, успеха она не добивается. Роу передергивает плечами и повторяет:
– - На выход. Живо.
Спорить бессмысленно. То, что капитан хочет устроить мне взбучку, очевидно. Но тот факт, что он намерен сделать это без свидетелей, заслуживает уважения.
В молчании идем по коридору. Капитан -- впереди, я -- сзади. Он даже не оборачивается, чтобы удостовериться, что следую за ним, уверен, что не сбегу. Тут он прав, бежать мне разве что в открытый космос.
Скоро понимаю, что направляемся мы не куда-нибудь, а в мою каюту. А то, что она довольно далеко от камбуза дает капитану возможность не сдерживаться -- как бы он ни орал, остальные ничего не услышат.
Джонатан и не сдерживается. Едва дверь моей каюты закрывается за нашими спинами, он размахивается и швыряет несчастного робота об стену. Звон металла, по полу катятся мелкие детали. Жаль, прекрасный аппарат, может быть, удастся починить...
– - Кто дал тебе право хозяйничать на моем корабле?!
Моральный долг? Нет, ответ так себе.
– - Никто не давал, -- отвечаю правду.
– - Верно! Никто не давал!
– - бушует капитан.
– - Никто не прикоснется к роботам на этом корабле! Ясно тебе? Никто!
Лицо красное, разъяренное, глаза неестественно выпучены. Это не напускной гнев, Роу действительно взбешен.
– - Почему?
– - спрашиваю прямо.
– - Потому что эти вещи ассоциируются у вас с вашей покойной женой?
Я и раньше об этом подозревал, но излишне эмоциональная реакция капитана говорит сама за себя.
После этого, по сути, риторического вопроса на меня обрушивается пощечина. Не удар в челюсть, а именно пощечина. Как ребенку или как женщине. Вижу, как поднимается его рука, могу увернуться, могу перехватить своей левой, но стою и не дергаюсь.
Щеку обжигает, голова по инерции отклоняется в сторону, но я снова упрямо поворачиваюсь к капитану. Второго удара не последует -- почему-то не сомневаюсь.
– - Не говори о том, чего не знаешь, -- шипит Роу, но уже не кричит.
– - Не знаю, -- признаю, -- но догадываюсь.
Что бы ни случилось с матерью Ди, очевидно, что она была механиком и отвечала не только за технику на этом судне, но и за порядок. Именно поэтому капитан так и не нанял постоянного механика -- хотел сохранить это место за призраком.
Грудь Джонатана тяжело вздымается, мне кажется, он пытается взять себя в руки, но пока у него не выходит.
– - Климат-контроль тоже твоя работа?
– - произносит как сплевывает.
– - Моя. И да, мне никто не давал права, -- мне бы заткнуться на этом, но не могу.
– - Вы правда думаете,
Лицо капитана больше не красное. Оно бледнеет, а голос падает едва ли не до шепота.
– - Да как ты смеешь?
– - Потому что никто не смеет сказать вам это в лицо... сколько? Год? Два?
Плевать, если Роу решит ударить меня еще раз, однажды кто-то должен был ему это высказать.
Когда погиб мой отец, Морган, любившая его больше жизни, не села оберегать его старые вещи, она подняла голову и пошла дальше. И за это я не только ее безмерно люблю, но и уважаю.
– - Чтобы я больше не видел тебя до Альберы, -- рука капитана поднимается снова, но на этот раз, чтобы упереть мне в грудь указательный палец.
– - И даже нос из каюты не высовывай. Иначе я за себя не отвечаю.
– - Как скажете, -- отвечаю равнодушно.
– - "Как скажете, капитан", -- поправляет Роу, напоминая мне о моем месте на корабле.
– - Как скажете, капитан, -- повторяю попугаем.
После чего Роу разворачивается и выходит из каюты.
Если бы автоматической дверью можно было хлопнуть, не сомневаюсь, он бы это сделал.
ГЛАВА 11
После того памятного побега в тринадцать лет, когда я умудрился сделать себе татуировку и сутки водить за нос дядюшкину охрану, Морган впервые меня по-настоящему наказала -- на неделю посадила под домашний арест. Возможно, кто-то скажет: "Подумаешь, неделя, всего-то". Но для меня эти семь дней были настоящей пыткой. Более того, я на полном серьезе предпочел бы, чтобы меня пытали физически, чем заперли в четырех стенах.
Миранда была настолько зла и горела желанием меня проучить, что даже сообщила в школу, что я болен, и не отпускала меня на занятия. Домашний арест стал воистину домашним и не предполагал выход хотя бы во двор.
Что я только ни натворил в те бесконечные семь дней, чтобы не сойти с ума.
В первый день моей жертвой был выбран Хрящ, и кто бы меня ни убеждал, что он не собака, я решил его дрессировать. У циркачей же как-то получается. Вот только то ли дело было в том, что я не циркач, то ли в том, что дрессировку следует начинать с детства, а Хрящу было уже около десяти лет. А возможно, причина в том, что процесс обучения животного предполагает долгую и терпеливую работу. Словом, мой план с треском провалился к вечеру первого дня, потому как кот сбежал и поселился под ванной у Морган. Ни ласковый голос, ни предлагаемые вкусности эффекта не возымели, и мне пришлось сдаться. К тому же Миранда запретила откручивать ванну от пола.
Во второй день уволилась наша домработница. Кто знал, что, проиграв мне в шахматы свой десятилетний доход, она всерьез решит, что я буду требовать с нее выплаты? Бедняжка сбежала, не получив расчет. Мне было стыдно, но недолго.
В третий день я забрался на чердак, где заранее припрятал всякие "нужности", и собрал небольшую бомбу. Взрывать я ничего не собирался, начинил ее слабо -- так, чисто для интереса. Поэтому снесло только небольшой угол крыши, а я сам лишился бровей и ресниц и заполучил на ближайшие сутки звон в ушах.