Счастливое число Кошкиной

— У-у-у. Секунду подожди, нам нужен эксперт. Любушка, можно тебя на минутку? — в динамике на мгновение повисла тишина, а потом раздались голоса мамы и отца, обсуждающих, что может попасть под такое определение.

— Так-то это нифига не честно, — надула губы Геля, а когда с ней поздоровались мои родители, попросила. — Ким Яковлевич, Любовь Витальевна, доброе утро. Не помогайте ему, это сюрприз! Пусть сам думает.

— Ну раз сюрприз, то мы не знаем, — рассмеялся папа и сбросил звонок.

— Хренасе вы сговорились, — ошалел я, смотря на потускневший экран телефона.

И загоготал, увидев на нем сообщение:”Тапки. Сдашь нас террористке, мы будем отрицать все. Вечером ждем в гости.”

Чтобы не спалить родителей, я несколько минут изображал мучительные размышления под усиливающееся хихиканье, а потом пошел в коридор к подставке для обуви, где в одном из тапков нашел знакомый конвертик. В который снова был вложен листочек со строчкой-подсказкой.

“У тебя есть друг Лука, а на кухне есть…”

Новая шарада оказалась гораздо проще, но и хохот Кошки, смотрящей за тем, как я переворачиваю, просеивая сквозь пальцы, муку в банке, стал в разы громче.

— Ой, кто-то нарывается, — процедил сквозь зубы, стараясь придать голосу строгости, только и сам захохотал, не найдя в банке конверта. — Кошка, какого хрена! Это же была мука! Лука-мука

— Мука, — кивнула Геля. — Ищи.

— Коза!

— Кошка!

— Считай, что уже нарвалась, — рассмеялся я и, вспомнив, что на нижней полке одного из ящиков стоит пакет с мукой, хлопнул себя ладонью по лбу.

— Совунчик, блин! — прыснула Геля, мотая головой. — Ты не Совунчик, а поросенок!

Только я уже вошел в азарт и, найдя конверт, издал победоносный возглас.

– “Кто-то смотрит на весы, а ты ищи там, где трусы.” — прочитал новую строчку и понесся в комнату, чтобы перевернуть вверх дном полку и проорать: — Кошатина, здесь нихрена нет! Это подстава!

— Сам ты подстава!

— Трусы на полке? На полке! Что не так? У нас где-то еще есть трусы? — спросил, выглядывая из комнаты, и рванул в ванную, где на веревке за шторкой нашел те самые розовые с киской шортики, из-за которых, как дурак, носился по магазинам.

Новый конверт, лист и строчка:”У тебя есть Старичок, у него есть…”

— Гель? — я посмотрел на хохочущую до слез Кошку и помотал головой, прикидывая сколько в машине деталей, которые можно зарифмовать со “старичком”: — Ты издеваешься, да?

— Неа.

— Я вижу, — сунул ноги в кроссовки, взял ключи и поскакал к машине, проигнорировав совет умыться.

И ведь была у меня мысль заглянуть в бардачок, но уже наученный двумя загадками, я облазил всю машину, прежде чем решил проверить самое подходящее и очевидное место. В нем нашелся небольшой сундучок и прилепленный к нему скотчем новый конверт.

“Есть замочек? Где-то ключик… Его хранит зверь фыркучий.”

— Ну все Кошатина! — захохотал я и, перепрыгивая через три ступеньки, влетел обратно в квартиру. — Кис-кис-кис, фыркучий зверь, — позвал и пошел на доносящееся из комнаты хихиканье.

Вошел и застыл на пороге, не веря своим глазам.

Нет, я понимал, что у Гели было достаточно времени, чтобы переодеться и нарисовать на щеках усы кошки, но меня застопорило не это, а комплект белья, который она выбрала. Ажурные трусики, такой же лифчик — то, что никогда не видел на ней, но увидев, не мог понять почему не надевала подобное раньше.

— Тебе нравится? — спросила меня Геля, смущаясь и поправляя ленточку с бантиком на запястье.

Я кивнул, делая шаг вперед, чтобы рассмотреть и прикоснуться к кружеву.

— Тогда тебе осталось последнее задание.

— Какое.

— Если хочешь ключ забрать, зверя нужно приласкать, — прошептала Геля, заглядывая мне в глаза. Улыбнулась и прочертила ноготком по моей груди. — Фыр-р-р?

— Ты мой эпик-центр, Кошка, — выдохнул я.

— А ты мой, — ответила она. Подняла вверх ладонь с бантиком и показала на небольшой ключик. — Фыр-р-р-р, Совунчик.

Когда я все же добрался до сундучка, то обнаружил в нем два вкладыша. Первый — та самая “Starlet”, за которой гонялся черт знает сколько, а второй — из жевательной резинки “Love is…” с надписью:

“Любовь это… клуб для избранных”.

И лишь годы спустя я узнаю, что Геля выменяла их на диск Фила с его автографом.

P.P.S:

Три года спустя.

— Кошатина! Я клянусь, сейчас приеду и выпорю тебя, если не слезешь с этой верхотуры! — проорал я в телефон, сгребая куртку и надевая ее на ходу. — Ты совсем шибанулась?! Мало того, что за каким-то чёртом полезла на эту блядскую высотку, так ещё и решила там пофоткаться?!

— Упс. Я Люльке хотела показать какой тут вид и, кажется, перепутала кому отправить фотографию, — услышал в ответ и следом за ним довольное хихиканье.

— Упс?! Упс?! Прибью тебя!

— Нет. Ты меня люблюнькаешь.

— Прибью, Кошатина. Ещё как прибью, — пообещал, заводя двигатель и срывая машину в сторону небоскреба, в котором располагался офис "Holiday every day".

— Совунчик, на нас нельзя ругаться, — проканючила Геля и захихикала, услышав мое шипящее:

— Лучше слезай оттуда, Кошатина!

— Неа. Мы тебя тут подождем.

— Кто мы?!

— Узнаешь, — рассмеялась и сбросила звонок.

А я вдавил педаль газа в пол и уже через пятнадцать минут пролетел по холлу высотки к лифтам. Нажал кнопку последнего этажа и, поднявшись по лестнице на смотровую площадку, ошалело уставился на счастливую до нельзя Гелю с двумя парами пинеток на ладони.

— Как думаешь, Совунчик, у нас будет мальчик или девочка? — спросила и кивнула, когда мой взгляд опустился на ее живот.