Счастливый слон

Новый Год всегда был для меня самым главным, самым любимым праздником. Все остальные праздники, которые отмечались в нашей семье и которые мы увезли с собой в Америку, были исключительно личными – дни рождения и годовщина свадьбы. Ну в самом деле, не Седьмое же ноября с Перым мая нам было везти с собой? Но даже и они со временем как-то поистрепались – собственный день рождения после двадцати пяти лет радовал не сильно, сын Женька довольно скоро стал отмечать свой праздник с друзьями, а уж про годовщину свадьбы в свете прошедших событий вообще лучше не вспоминать. Американские же праздники, хоть и прижились у нас в доме в виде традиционных блюд, настоящими праздниками тоже не стали. Так, положено отметить – отмечаем, чтоб как у всех. А вот Новый Год, во всем своем блеске и величии, остался.

За всю свою довольно уже долгую жизнь мне приходилось встречать его по-всякому. С родными, одной, уложив наконец спать больного ребенка и рухнув рядом, интимно, с мужем вдвоем, и в шумной дружеской компании – но общим во всех этих случаях, всегда, за очень редким исключением, было одно – я встречала Новый Год дома. Собственно, таких исключений было два – в мои пятнадцать лет, когда я зачем-то поперлась на встречу праздника в какой-то дом отдыха, и в восемнадцать, когда мы встречали его в общежитии на Физтехе. Собственно, именно тогда Колька и сделал мне предложение. Ну, и с учетом всех последних событий, ничего хорошего в оба эти раза не вышло. В доме отдыха-то хоть просто тощища была, без далеко идущих последствий.

В общем, на этот раз я со всей определенностью собиралась отмечать дома. У меня было несколько приглашений куда-то в тусовку, но что же я – больная? К себе я никого не ждала, Новый год – дело семейное, и никаких переживаний по этому поводу у меня не было.

Из надлежащих атрибутов праздника у меня были елка, наряженная моими детскими игрушками, салат оливье, селедка под шубой, запеченный кусок мяса, пироги с капустой и телевизор. Еду я готовила тридцать первого почти весь день, в основном потому, что так полагается – шансов съесть все это в одиночку у меня не было. В галерее мы объявили новогодние каникулы на три дня, а второго января вечером я должна была лететь в Копенгаген. И подарков себе я тоже покупать не стала. Лучший мой подарочек – я сама.

Я собиралась сесть за стол часов в десять – чтобы к двенадцати все закончить, выслушать президентские поздравления под бой курантов и лечь спать. Немногим раньше в телевизоре мне посчастливилось найти «Иронию судьбы» – именно посчастливилось, потому что я довольно долго шарилась по всем каналам, где крутились в каком-то адском карнавале одни и те же жуткие морды с песнями. Возможно, это были какие-то знаменитые артисты, но мне они были незнакомы, а знакомиться как-то не хотелось, потому что все они были одинаково отвратительны.

Сашка появился в без малого десять, одновременно с Ипполитом. Мы с экранной Наденькой хором услышали звонок в дверь, охнули и побежали открывать. Вот только у нее было заранее приготовлено парадное платье, которое она не успела надеть в суете, а у меня-то нет. Но зато у меня не было и пьяного Жени на диване.

Обняв меня на пороге, Сашка сообщил, что вырвался забежать ненадолго, по пути в ресторан. Я обрадовалась – в последнее время мы вообще как-то редко виделись, что было, в общем неудивительно. Я совсем закрутилась в галерейных делах, а уж у него работа была и вовсе не чета моей. Тем более замечательно.

Плюнув на парадный вид, чтобы не терять времени, я потащила его за стол. Накрыть стол в комнате, как полагается, я тоже не успела, так что мы, как всегда, оказались на кухне. Сашка запустил ложку в миску с салатом, цапнул пирожок, под рюмочку зацепил вилкой кусок селедки под шубой...

– Господи, Лиз, как у тебя все вкусно! Честное слово, моя бы воля – никуда б я не поперся, остался бы тут. Глаза мои уже на эти рестораны не смотрят. Фуа-гра с омарами, мать их так. А я селедки под шубой сто лет не видел. Мама тоже вот на Новый Год так делала. И еще эти ведь будут на голове орать.

– Кто эти?

– Да артисты же, господи. У них эта ночь золотая. Так и едут чесом по всем кабакам. В одном отпели – и в другой. А мы сидим, как лохи, слушаем эту их бодягу. Еще потом знакомым звонишь, которые в другом кабаке – ну что, у вас уже этот отпел? Нет? А у нас уже. Ну ждите, едет. Ты себе не представляешь, Лиз, какая тощища навязшая. Одно и то же, одно и то же, каждый раз.

– Ну что же делать, Санечка, – улыбнулась я. – Ты олигарх, терпи. Такая твоя судьба. Меня тоже куда-то звали, но я, как видишь, по-стариковски...

– Да я всегда знал, что ты здесь самая умная, Лизка. Кстати, чуть не забыл – я же тебе подарок принес!

– С ума сойти! Дед-Мороз ты мой! Спасибо. А я, как дура, и не подумала...

– Вот и не выдумывай, – он вышел в прихожую, искать подарок в пальто.

В голубой тиффаниевской коробочке оказалась серебряная лупа на цепочке. Я засмеялась.

– Спасибо, Сань. Очень кстати – буду теперь на картины смотреть, как белый человек. Ты здорово придумал.

Он вздохнул.

– Да не за что тут спасибо. Это же – так, тьфу, ерунда. Заехал вот по дороге, выбрал, что было, думал – может, тебе по делу пригодится. Я уж просто знаю, что ты дорогого не возьмешь, вот и... А так, чесслово, мне самому неудобно.

– Да ты что, Сань? Ты еще извиняться начни... Мне очень нравится. Это же Тиффани. Куда дороже-то?

– Ой, Лиз, ты просто не знаешь, что говоришь. С этими подарками всегда головная боль одна. Тут не только, куда дороже, тут же еще в ранжир уложиться надо.

– Какой ранжир, Сань, ты о чем?

– Жене на подарок, вот какой. У них же там все посчитано, все расписано. Жене полагаются подарки – на рожденье, на Новый год, на годовщину свадьбы. Это крупные. Ну, еще на ребенка, если есть, так у нас по счастью нету. И помельче – на восьмое марта там, валентина еще теперь дурацкого придумали. На крупные праздники – чтобы тысяч на тридцать, машину там, или бриллиант, не меньше, на мелкие – пятеркой можно отделаться. И потом, в кабаке, все эти бабы будут друг к дружке бегать и сравнивать, у кого дороже. И подружкам звонить, кто в другое место пошел. А у кого самый дешевый подарок – тот муж, значит, из лохов.

– Да ты серьезно что ли, Саш? Не может быть.

– Да чего не может, все так и есть. И ладно бы только бабы, на них-то наплевать, но и мужики тоже присматриваются. Ага, этот жене на подарок пожмотился, значит, видно, дела неважно идут... И пошло, и поехало. Так что тут хочешь не хочешь, марку надо держать. Еще ладно, хоть последнее время она сама себе подарок выбирает, мне об этом хоть думать не надо. Она выбирает, помощнику говорит, где отложено, я еду, забираю. Или того же помощника даже шлю. И все довольны, а то ведь еще бывало – ей не понравится, так крику потом не оберешься.

Я вздохнула.

– Бедный ты, бедный. Тяжелая какая у вас жизнь.

Главное, ведь даже и не шутила.

– И не говори, – он взглянул на часы. – Ладно, пора. Потащусь на эту свою голгофу, пока еще доеду по пробкам-то. Я к тебе завтра выберусь, можно, Лиз? Салатик весь не съедай, он назавтра только вкуснее будет.

– Я его, даже если захочу, весь не съем. Только как ты завтра приедешь?

– Так и приеду.

– А жена? Ты же знаешь, я не люблю...

– Да она ж завтра и улетает. В Куршевелевку свою, на лыжах кататься. Чтоб ей до Нового Года полететь, так нет. Так мы на завтра договорились?