Щекочу нервы. Дорого (сборник)

Крайняя усадьба с большим двором была уже совсем близко. Чем ближе Даша подбиралась к ней, тем отчетливее видела пробивающийся сквозь кусты свет. На цыпочках прошла вдоль забора, свернула к воротам и, присев, посмотрела в щель. Да, Лешка не ошибся! Желтый свет, падающий из окна, был тусклым и все же достаточным для того, чтобы увидеть узкий и длинный, как баржа, двор. Точнее, это был не столько двор, сколько свободная от кустов и картофельных грядок полоса земли, поросшая короткой травой, – этакий газон в середине усадьбы.

«Уж если куда загонял Валерка свой «КамАЗ», то только сюда. Больше некуда», – без тени сомнения подумала Даша и, стараясь не думать о последствиях своего поступка, перелезла через забор. Пригибаясь, чтобы быть вровень с кустами, она немного пробежала по саду и замерла как раз напротив светящегося окна. Чуть раздвинув ветки смородины, она сразу увидела движущуюся тень. Над короткой шторкой, делящей окно пополам, показалась голова женщины. Вот она! Даша подалась вперед и дышать перестала, впитывая глазами вполне земной и даже приятный образ жестокой и коварной убийцы.

Женщине вряд ли было далеко за сорок, во всяком случае она выглядела моложе своих лет. Ее русые волосы были сплетены в косу и закреплены шпильками кренделем на затылке. Небольшая полнота разглаживала морщины, и кожа казалась упругой и румяной. Губы ее были узкими, но выразительность и объем им придавала тонкая линия, проведенная косметическим карандашом по кайме. Брови – изящные, тонкие, словно изогнутые от легкого удивления, что так несвойственно деревенским женщинам. На белоснежной шее блестели ослепительно красные бусы. Правда, Даша не смогла рассмотреть, из чего они были сделаны.

«Надо же, какая модница!» – оценила Даша. Она представила рядом с ней плешивого и малорослого дальнобойщика и подумала, что такая симпатичная телятница была для водителя настоящим подарком судьбы.

Несмотря на то что симпатии Даши перешли на сторону подозреваемой, она продолжала с неподкупной настойчивостью отыскивать неопровержимые улики. Следующие двадцать минут ничего нового о личности преступницы ей не сказали. От ночной сырости Даша начала замерзать и крепко пожалела о том, что не надела телогрейку, которую ей настойчиво предлагала бабуля.

Но тут следовательское счастье улыбнулось ей. Лязгнула металлическая щеколда, и дверь, ведущая в сени, приоткрылась. Луч света упал на куст, за которым притаилась Даша. Женщина с ведром в руках сошла по ступенькам и, неожиданно взмахнув руками, выплеснула мыльную воду на грядки. Водопад обрушился на соседний куст, и все же несколько теплых капель попали Даше на лицо и плечи. «Спасибо, господи, – подумала она, – что ты не надоумил меня сесть за соседним кустом!»

Женщина поставила ведро на землю, выпрямилась и замерла. Может, она интуитивно почувствовала, что за ней кто-то следит? Даша втянула голову в плечи и дышать перестала. Она не могла видеть в темноте глаз женщины, но казалось, будто убийца смотрит прямо на нее, прекрасно видит скрюченную фигуру за кустом и злобно усмехается. Сейчас возьмет топор, кинется на Дашу и изрубит ее на куски…

Но злодейка вместо топора взяла лопату, которая стояла в закутке между крыльцом и сараем, отошла в заросли сирени и стала копать яму. Даша отчетливо слышала, как с глухим стуком штык лопаты вонзается в крепкий грунт и скрежещет о камешки. «Могилу роет! – стращая саму себя, подумала Даша и очень захотела на сеновал в объятия Юры. – Но кому? Мне?»

Женщина вскоре закончила копать, и Даша немного успокоилась – судя по размерам, могила предназначалась разве что для собаки. Оставив лопату, преступница вернулась в дом, но вскоре вышла с промасленным тряпичным свертком. Даше показалось, что там лежит что-то тяжелое, а когда сверток полетел в яму, мелодично звякнули металлические предметы.

«Замечательно, – подумала Даша, начиная неудержимо дрожать то ли от холода, то ли от волнения и азарта. – Ты закопаешь, а мы с Юрой раскопаем!»

Для фантазий время было совсем неподходящее, и все же Даша не смогла сдержать себя в реальном мире. Ее сознание настойчиво атаковали картины триумфального финала: в саду у кустов сирени стоит бледная преступница, рядом понятые, Юра и она. Участковый выкапывает промасленный сверток, разворачивает и представляет на всеобщее обозрение некое хитрое орудие убийства, которое не оставляет на теле жертвы никаких следов. Откуда-то появляется корреспондент телевидения, он сует огромный микрофон под нос участковому, но тот отмахивается, и тогда микрофон берет Юра и, глядя в объектив камеры, говорит: «Я хочу сказать, что это преступление было раскрыто благодаря удивительным способностям Дарьи Верстаковой». Камера разворачивается и нацеливается своим красным глазом на Дашу. Даша печально улыбается и убирает со лба упавший локон. Она чертовски хороша! «Нет, – мягко возражает Даша. – Способности здесь вовсе ни при чем. Просто я очень, очень люблю Юру Воронцова!» – «Стоп! – кричит оператору журналист и оправдывается перед Воронцовым: – Это в эфир не пойдет. Это мы вырежем!» – «Зачем? – удивленно говорит Воронцов и пожимает плечами. – Разве это уже тайна?» И он обнимает Дашу, и камера снимает их крупным планом…

Пока в голове у Даши шли съемки сентиментального репортажа, женщина закопала сверток, разровняла землю лопатой и присыпала пожухлыми листьями, чтобы не было заметно. Затем отошла к воротам, присела в плотной тени и замерла. Даше показалось, что женщина тоже начала за кем-то следить, потому и притаилась. Но тут в темноте вспыхнуло пламя, женщина встала, отошла на шаг, глядя на разгорающийся костер. Оранжевые отблески осветили ее лицо. Оно было спокойным, даже равнодушным. В глазах отражался огонь, и казалось, что они светятся сами по себе, как у вампира. Стреляя искрами, вспыхнул клок сена, пламя перекинулось на березовые поленья, жадно облизывая их. Женщина вытащила из дровяника пару чурок и кинула их в костер.

«Зачем это?» – подумала Даша.

Теперь, в свете костра, она могла лучше рассмотреть незнакомку. Женщина была невысокой, даже миниатюрной. Возможно, это обстоятельство доставляло ей много хлопот с подбором одежды. Сейчас на ней была длинная вязаная кофта, которую без натяжки можно было назвать коротким платьем. Женщина, несмотря на то что была тепло одета и стояла близко к костру, обнимала себя за плечи, словно ее колотил озноб и она никак не могла согреться.

Убедившись, что костер занялся, она опять пошла в хату и опять же быстро вышла из нее. На этот раз она держала в каждой руке по одежке. Даша не успела разглядеть, что именно это было, так как женщина безжалостно кинула тряпки в огонь. Над костром, словно крылья мотылька, взметнулись рукава и штанины голубого комбинезона, а следом – светлая в клеточку рубашка, как показалось Даше, свежая и отглаженная.

«Она сжигает его вещи!» – наконец дошел до Даши смысл огненного ритуала. От такого коварства преступницы, профессионально уничтожающей улики, Даша сжала кулаки, до боли стиснула зубы и чуть не заплакала. Подлая, подлая женщина! Хоть бы дождь пошел и затушил костер! Хоть бы уцелел кусочек комбинезона!

Даша с трудом подавила в себе желание выскочить из своей засады и выхватить из костра воспламенившуюся одежду. «Надо взять себя в руки! – подумала она и посмотрела на небо. – Иначе я все испорчу…»

Женщина поворошила угли тяпкой, оказавшейся у нее под рукой, подгребла золу и, убедившись, что костер догорает и никакой опасности не представляет, пошла в хату. Захлопнула дверь, задвинула щеколду. Вскоре тень от ее силуэта упала на шторку окна.

«Теперь можно!»

Чуть приподнявшись, Даша на полусогнутых подбежала к малиновым углям, подобрала с земли палку и принялась торопливо разгребать золу. Ей удалось подцепить сильно обгоревший кусок рукава с почерневшей металлической пуговицей. Обжигаясь, она схватила его пальцами, подбежала к ржавому корыту с дождевой водой, откуда, видимо, пили куры, окунула и затолкала под поленницу.