Щекочу нервы. Дорого (сборник)

Человек, приближающийся к машине, либо ничего не боялся, либо был неопытным простофилей. Он не соблюдал минимальной осторожности. Прошел мимо кузова, не удосужившись заглянуть в него. Его обувь, скользя по мокрой траве, издавала отчетливый свистящий звук. В его движениях угадывалась решительность, но в большей степени – торопливость. Подойдя к двери, он открыл ее. Тотчас на потолке кабины вспыхнул плафон, и Воронцов узнал Лешку.

«Вот, оказывается, кто пожаловал!» – подумал следователь, испытывая ощущение порядка и закономерности, какое так хорошо знакомо любителю кроссвордов, заполняющему буквами последние клетки. Он расслабился, усмехнулся и вернул пистолет в кобуру.

Лешка тем временем стащил с полки небольшой матерчатый рюкзачок и стал шарить в бардачке.

Воронцов уже не таился. Его мало интересовало, что Лешка делает в кабине. Следователь закурил, выпустил дым в темное небо. Посмотрел на мошкару, которая стала собираться у освещенного ветрового стекла «КамАЗа». Лешка в отличие от него мошек не видел, как, собственно, и следователя. Он ничего не мог видеть, кроме своего отражения в стекле. Воронцов не спешил. Спешить уже было некуда. Воронцов стоял, курил и наслаждался тихой ночью. Он не поднимал взгляд на светлые окна кабины, чтобы не слепить глаза. Потом, когда дверь кабины закроется и плафон погаснет, ночь станет беспросветным мраком только для Лешки. А что еще так подавляет волю, как слепота?

Воронцов кинул окурок в воду. Тот прочертил в темноте, словно комета, малиновую дугу и погас. Должно быть, пора. Он повернулся и не спеша пошел к машине.

Лешка, кажется, сделал все, что хотел. Он выпрыгнул из кабины, мягко прикрыл дверь и закинул себе за плечи рюкзачок. Воронцов тотчас подскочил к нему, схватил за плечо и с силой толкнул на борт.

– Стоять! – крикнул следователь, направляя в лицо Лешке фонарик, словно дуло пистолета. – Я следователь прокуратуры Воронцов! Руки за голову! Ноги расставить!

Лешка часто дышал и, морщась, смотрел на ослепительное, как солнце, пятно света. Не страх, а злость исказила его лицо. Видя, что парень не спешит выполнить его приказ, Воронцов ударил его под ребро. Лешка вздрогнул, развернул плечи и сжал кулаки, но сдержался.

– А что вы на меня набросились? – вызывающе выкрикнул он. – Что я сделал?

«А он быстро совладал с собой!» – подумал Воронцов.

– Какого черта ты залез в чужую машину, тем более что она опечатана милицией?

– Она не была опечатана! – дерзко ответил Лешка.

«Эх, парень! – подумал Воронцов, начиная нервничать. – Как тебе будет плохо!»

– Она чужая, пацан!! – зарычал он и ударил Лешку по щеке.

– Если вы будете распускать руки, то я тоже вас ударю! – выкрикнул Лешка, но голос его ломался от волнения.

– Заткнись, сопляк! – крикнул Воронцов и снова влепил Лешке пощечину.

Лешка дернул головой и оскалил зубы.

– Что вы ко мне прицепились?! Я могу и сдачи дать!

– Не забывайся, Клинцов!

– А вы не придирайтесь! Я ничего в этой машине не украл!

– Не украл? А это что?! Что?! – кричал Воронцов, срывая с плеч Лешки рюкзачок.

– Уберите свои грязные руки! Не думайте, что вам все позволено! И на вас управа найдется!

– Управа?! – вспылил Воронцов и с силой ударил Лешку в живот. Парень, ахнув, согнулся и вдруг резко махнул кулаком. Воронцов не успел отпрянуть. Лешкин кулак въехал ему в нос. Следователю показалось, что перед его глазами вспыхнула петарда. Ошалев от боли, он схватился рукой за нос, из которого уже начала хлестать кровь, и попятился. Лешка тотчас воспользовался замешательством и со всех ног рванул к реке.

– Стой, Клинцов! – не своим голосом заорал Воронцов, теряя контроль над собой от боли и злости. Его рука машинально потянулась к кобуре.

Лешка быстро удалялся. Воронцов выхватил из кобуры пистолет и снял его с предохранителя. Ему казалось, что унижение, которое он переживает, давит на него, словно гигантский пресс, размазывая как дождевого червя по асфальту.

– Клинцов!! Стоять!! – в отчаянии крикнул следователь, понимая, что уже через мгновение фигура парня растворится в ночи, и, вскинув руку с «макаровым», несколько раз быстро нажал на спусковой крючок.

Ему послышался сдавленный крик. Замерев, Воронцов несколько мучительных мгновений вслушивался в тишину. «Черт возьми! – подумал он, осознавая, что сотворил. – Зачем я стрелял?»

– Клинцов! – крикнул Воронцов и удивился тому, насколько сильно изменился его голос.

Затолкав пистолет в кобуру, Воронцов пошел в темноту. Желтый круг света от фонарика бежал по мокрой траве. Воронцов почувствовал, что у него дрожат руки. «Проклятый пацан! – думал он. – Вывел меня из себя!.. Хоть бы я промазал!»

– Клинцов! – еще раз позвал Воронцов, но уже совсем тихо. В луче света блеснули темные маслянистые капли, которые словно мелкие вишни повисли на травинках. Воронцов согнулся, разглядывая кровавый след, и сердце его заныло. «Вот же какая лажа случилась! – лихорадочно подумал он, светя фонариком вокруг. – Я все-таки его задел!»

По кровавому следу он дошел до песчаного обрыва, который спускался к реке, посветил вниз, но до воды фонарик не достал. Холодный пот выступил на лбу Воронцова. «Надо срочно связаться с прокуратурой, – подумал он, с усилием превозмогая охватившее его оцепенение. – Связаться с прокуратурой и доложить, что на меня напал сын подозреваемой Надежды Клинцовой… Он напал на меня неожиданно и попытался задушить… И я, защищаясь, был вынужден применить табельное оружие… Чем быстрее я доложу об этом, тем будет лучше…»

Повернувшись, Воронцов едва ли не бегом направился в деревню.

31

Даша задремала и, услышав выстрелы, проснулась как от толчка, вскочила на ноги и кинулась в темноту, туда, где стоял «КамАЗ».

– Леша! Леша! – несколько раз позвала она.

Голова кружилась. Сердце колотилось часто, сильно, словно требуя чего-то. Едва она пробежала мимо колодца, как кто-то схватил ее за руку. Даша закричала, но горячая влажная ладонь крепко легла ей на рот.

– Тихо… – услышала она взволнованный шепот Воронцова. – Это я…

– Юрочка! – едва держась на ногах от испуга, произнесла Даша. – Ты слышал? Там что-то щелкнуло…

– Ты почему здесь? – торопливо спросил Воронцов. – Я же тебе русским языком сказал: уезжай! Тебе здесь больше нечего делать!

Он повел ее в деревню, крепко, до боли сжимая ее локоть. Даша шла и ног не чувствовала.

– Юра, – произнесла она, не в силах сопротивляться. – Юра… Скажи, пожалуйста… Что ты там делал? Ты кого-нибудь видел?