Щекочу нервы. Дорого (сборник)

Она покачала головой и усмехнулась над своими словами.

– С возрастом даже игры становятся недоступными. Это, наверное, самое грустное. Еще лет пять пройдет, и в любовь уже не сыграешь. А дни бегут, думать не дают. Обернешься – а позади вся жизнь, и долгов никаких. Лешка на ногах, картошка в закромах, дома порядок. И думаешь: а пропади оно все… И словно с обрыва в реку. Знаешь, что вода ледяная и не согреешься уже никогда, а все равно прыгаешь…

Она вздохнула, опустила руки на колени, приподняла лицо, как бы желая увидеть какую-нибудь птицу.

– Забавно. Очень-очень забавно, – говорила Надя. – Во-первых, тайна. Ночь – а он приезжал только по ночам, все разговоры только шепотом, утренние проводы, когда еще темно и трава сухая. Я выходила к машине босиком и целовала его до одури! Понимала, что все спектакль, что я подражаю героине какого-то фильма, но какая же это сладкая боль! (Она на минуту закрыла глаза и покачала головой.) И думаешь: а зачем она вообще нужна, эта правда? Лицемеры счастливее нас. Они лепят дворцы внутри себя и упиваются любовью с придуманными принцами. – Она на минуту замолчала и судорожно сглотнула. – А такие дуры вроде меня всю жизнь пытаются подогнать мужиков под идеалы. А зачем? Не проще ли пригласить в постель подонка и сказать: давай на минутку представим, что ты – Ромео, а я – Джульетта…

Надя вдруг уронила голову и закрыла лицо руками. У Даши сердце упало. Ей показалось, что женщина заплакала навзрыд. Но, оказывается, она смеялась.

– О-ох! – вздохнула Надя, вытирая слезы на глазах. – Если бы ты знала, как тяжело уходить со сцены. Как это больно, черт возьми! Уже сама готова платить актеру, осветителям, оркестру, зрителям, уборщицам, лишь бы еще раз сыграть любимую роль, и еще разочек, и в последний раз, и в самый последний…

«Господи! – мысленно взмолилась Даша. – Зачем она рассказывает мне все это? Я не хочу, я не могу ее слушать! У меня сердце уже в жвачку превратилось!»

– Вот тебе правда, девочка. Если надо, повторю под протокол.

– Что?! – воскликнула Даша. – Под протокол?

Она вскочила на ноги, посмотрела по сторонам и вцепилась в руку Нади.

– Идите за мной! – зашипела Даша. – Быстрее!

Надя, с недоумением глядя на девушку, поднялась и сошла за ней с крыльца.

– Бегите отсюда! – шептала Даша, вращая головой во все стороны. – Немедленно бегите, пока он спит!

– Бежать? – испуганно повторила Надя. – Куда? Зачем?

– А я говорю – бегите! – настаивала Даша. – Иначе Воронцов вас сразу упрячет за решетку. Он уже идет по вашим следам, он…

Даша вовремя язык прикусила. Она едва не сказала, что Воронцов знает, что в деревне живет телятница, которая принимала у себя на ночь дальнобойщика.

– А я запудрю ему мозги! – выпалила Даша. – Я отвлеку его. Он потеряет ваши следы, а потом и вовсе забудет. Пожалуйста, я умоляю вас!

– Мама, сделай то, что она говорит! – вдруг раздался голос Лешки.

Парень стоял на крыльце и хмуро смотрел на мать. Кажется, он слышал всю ее исповедь.

– Леша, – прошептала Надя. – Но как же…

– Мама! – властно сказал Лешка, приближаясь. – Уходи в Заполье! Поживи недельку у тетки, пока я тебя не вызову! Даша правильно говорит. Никто с тобой церемониться не будет. Засудят за милую душу! Сейчас же уходи! Сейчас же!

Женщина совсем растерялась. Она переводила взгляд с сына на Дашу и нервно заламывала пальцы.

– Спасибо тебе, доченька, – прошептала она и вдруг, схватив руку девушки, горячо поцеловала ее.

27

Даша бежала с такой скоростью, словно ее преследовал агрессивный бычок. Хорошо, что никто из сельчан ее не увидел, иначе бы в деревне началась паника. «Я скажу ему, что ошиблась! – внушала она себе новую легенду для Воронцова. – Скажу, что телятница, у которой ночевал дальнобойщик, живет в Курманове. Или в Шаулене. А может быть, в Глазове. И на луг он заехал лишь для того, чтобы помыть машину. Разве можно на грязной машине к милке соваться? А в Упрягино он сроду не заезжал. Что ему здесь делать? Тут же одни старухи остались!»

Она успела несколько раз мысленно повторить эту очень правдоподобную сказку, ничуть не сомневаясь, что Воронцов сразу же поверит в нее. Влетела во двор, и куры из-под ее ног разбежались во все стороны, словно из-под колес трактора.

– Юра! – громко крикнула она, грохоча каблуками по ступенькам. – Юра, ты не спишь?

И столкнулась в дверях с бабулей. В руке старушка держала пустое ведро.

– А они вместе с Шуриком к Клинцовой пошли, – сказала бабуля, радостными глазами глядя на Дашу снизу вверх.

– К кому??

– Да ёсть у нас тут одна женщина. На самом краю живет.

«Опоздала! Опоздала!» – с отчаянием подумала Даша.

– Давно ушли?

– Уже, может, час… – ответила бабуля, но сразу же поправилась: – Не, не будет столько. Ну, уж, по сути дела, минут пятьдесят прошло, но час – навряд.

Чувство страшной и непоправимой беды охватило Дашу. Ничего не соображая, она сошла во двор, машинально сорвала с ветки зеленое яблоко и опустилась на скамейку. «Они будут там все обыскивать, – думала она. – И пусть обыскивают. Ничего они не найдут. Надя все сожгла и закопала…»

Даша кинула огрызок под ноги, вскочила и быстро вышла со двора. «Сейчас я их обрадую! – думала она, решительно направляясь за околицу деревни. – Они еще извиняться перед Надей будут. Потом, конечно, на мою голову все шишки посыплются. Но ничего, выдержит!»

Она шла мимо магазина, мимо бывшего ателье, мимо хаты, где жил дед Гришка… То справа, то слева с ней здоровались, но Даша даже не оборачивалась, не отвечала. «Скорей! Скорей! – подгоняла она себя. – Сейчас я их огорошу! И правильно! Пусть сами работают, нечего на моих фактах себе карьеру делать!»

Она дошла до усадьбы Нади на удивление быстро, и путь показался Даше очень коротким, совсем не таким, как ночью. Дом, сад, хата уже не казались зловещими. Наоборот, палисадник под окнами, где росли цветы, выглядел очень мило, а сад вообще напоминал ухоженный парк.

Калитка была распахнута настежь. Чтобы не выдать своего волнения, Даша минуту постояла за кустами, успокаивая дыхание, затем улыбнулась и танцующей походкой зашла во двор. Хотела жизнерадостным голосом крикнуть «привет!», но вмиг онемела и замерла на входе.

У крыльца, словно часовые на посту, застыла пожилая пара. Мужчина держал женщину под руку, и лица обоих были серьезные и строгие. Участковый, сидя на корточках, ковырялся в золе, оставшейся от костра. Воронцов, заложив руки за спину, прохаживался по двору и курил. Но взгляд Даши прирос не к милому образу следователя. Он был направлен на куст сирени, под которым чернела неглубокая яма, а рядом с ней на тряпке лежали гаечные ключи и монтировка.

– Понятые! – сказал Воронцов, обращаясь к пожилой паре. – Ясно ли вам предназначение этих предметов?