Щенки

– Вот все они мерзота. – Дима привстал и оглядел пацанов.

Те молчали.

– Много закладок сделать успел? – обратился к воспитаннику Иван Сергеевич.

– А какая разница? – удивился тот.

– Разница есть. Например, Рома, который тебя защищал, тоже за наркоту сидит. Скажи, Рома?

– Сходил с корешом за закладкой, – отозвался Рома. – Никогда с ментами не сталкивался, даже приводов не было, в гимназии учился. Просто дружок позвал, мол, за компанию. Мы нычку взорвали, груз под карнизом окна на первом этаже дома лежал, только десять метров отошли, а сзади уже бегут. Свалили, по роже надавали, и в отдел. А там дружок мой сразу явку дал на меня и на себя.

Рома развёл руками. Пацаны сочувственно повздыхали, несмотря на то что историю эту знали не хуже самого автора.

– Я где-то тридцать закладок успел сделать, – прикинул Андрей. – А потом меня взяли, ждали на месте. Похоже, меня кто-то сдал.

– А ты на кого работал?

Гопаненко ответил.

– Я знаю этого подонка! – вскочил с места Олег, тоже новенький в воспитательной колонии. – Я из-за него сижу!

– Погоди, – прервал его Серёга. – В свою очередь расскажешь.

– Меня приняли, – уже не мог остановиться Олег. – Опер за волосы схватил, в лицо зыркнул и говорит, мол, это не тот!

– И что? – заинтересовался Иван Сергеевич.

– Что… Всё равно посадили, – Олег обессиленно упал обратно на стул. – Можно я не буду выходить, я и так всё рассказал.

– Можно, – разрешил Дима. – Слышь, Гопа, а условки у тебя были?

– Нет, – отозвался Андрей, не обидевшись на сокращённый вариант своей фамилии. – У меня до этого вообще никаких проблем с законом не было. Я же в деревне жил. Даже не знаю, кто у нас участковый.

– Скажи, Андрей, пацанам, – задал вопрос воспитатель, – сколько ты заработал на закладках?

– Немного, – пожал плечами Гопаненко. – Я всего месяц работал. Где-то тысяч тридцать. Не больше.

– Настоящий бизнесмен, – съязвил кто-то.

Пацаны хоть и относились с пониманием к каждому, но торговцев наркотиками презирали – за то, что те сеяли вокруг себя медленную смерть. Почти у каждого перед глазами был пример того, как кто-то из близких или друзей слетал с катушек из-за алкоголя и наркоты. Наркоты, которую разносят такие вот на первый взгляд невинные тюфяки.

– Знаешь, Андрей, сколько получает в среднем сварщик? – продолжал гнуть свою линию Конюхов.

– Много, – вздохнул парень.

– Много, – подтвердил воспитатель. – А теперь посчитай, если тебе три года дали, во сколько обходится для тебя один день в зоне. Наверно, не стоило этим заниматься. Наверно, надо было доучиться и пойти работать. Как думаешь?

– Лучше бы меня палкой отфигачили! – признался Андрей. – Я почему-то не верил, что посадят. Как в игру играл. Я уже на второй день в следственном изоляторе всё осознал, а толку? Сидеть ещё три года.

Андрей поник.

– Мне это знакомо, – согласился Рома.

– И мне, – отозвался со своего места Олег.

– Ты давай, зареви тут ещё при всех, – поморщился Дима. – Я бы вам руки отрубал за это, а то три года…

– Сделанного не воротишь, на будущее урок, – резюмировал Иван Сергеевич. – Присаживайся на место, Андрей. Только стул оставь. Кто там у нас следующий?

Все посмотрели на мелкого рыжеватого паренька с широким, как у африканца, носом. Мальчишка густо покраснел.

– Слышь, непонятный, – позвал Дима. – Сюда иди. Сейчас ты нам всё расскажешь, шалунишка.

– У него какая статья? – переговаривались пацаны.

– Это тот, который насильник? Или что там у него?

– Сейчас он сам расскажет.

Мальчишка вышел на середину, присел на стул, кашлянул и представился:

– Здорово, народ. Я Вадик. Про статью вы уже знаете, а я вам расскажу, как всё на самом деле было.

«Народ» зашумел.

– Ну, попробуй.

– А что он сделал?

– Он одноклассницу пошевелил в кустах!

– Дурак! Он вроде маму одноклассницы…

– Да ну, хорош заливать!

– Тихо! – замахал руками Конюхов. – Тихо!

– Мне скрывать нечего, – волнуясь, начал Вадик. – Да, у меня статья неприличная. Изнасилование несовершеннолетней.

– О-о-о! – снова загудели пацаны, но быстро притихли под строгим взглядом воспитателя.

– А у нас любовь была. Да. И не смейтесь. Моя девушка, бывшая уже, она даже старше меня была на год. И всё у нас было по согласию. По любви.

– Обычно когда по любви, то в тюрьму не садят, – почесал ухо Серёга. – Если по любви, то никто и не знает.

– А у меня узнали! Сидите тут, потешаетесь. Я заметил, что вам лишь бы поржать, неважно какой повод.

– Распутный моралист, – поднял палец Серёга.

– Я поднимался по лестнице в школе на третий этаж, у нас там урок был, – проигнорировал Вадик. – А она вниз спускалась. И солнце освещало её волосы, русые, вьющиеся, платье, отражалось в нейлоне колготок.

Пацаны притихли и прислушались.

– Я замер. – Мальчишка пожал плечами. – И влюбился.

Вздох прошёл по кабинету.

– Сеанс, – прошептал всё тот же Серёга.

– Я потерял покой. Не ем, не сплю. Учиться не могу. Вместо конспектов пишу песни о своей принцессе.

– Е-е-е-е! – загалдел народ.

– Поэт, – усмехнулся Димас.

– Полиглот, – кивнул Рома.

– Я за ней, – продолжил ободрённый Вадик. – В школе, на улице. Провожаю, встречаю. Обезумел вообще!

Прокатился смешок.

– Она два дня да, три дня нет. Не знаю, что и думать. Любовь вертится передо мной то передом, то задом.

– Какая Любовь? – кричат.

– Про Любку мы пропустили!

– Он фигурально, олухи! – трясёт рукой Димас.

– Перорально! – кричат в ответ.

– В общем, я говорю, Лиза, знакомь с родителями. У меня всё серьёзно. Она дрогнула. Поцеловались. Познакомился с папой – мужи-и-и-и-к!

Хохоток с задних «хулиганских» рядов.

– Суровый дядя. – Мальчишка явно играл на публику. Иван Сергеевич улыбался. – Руку сжал – я чуть сознание не потерял. У вас, говорит, всё серьёзно? Я говорю «да». Он говорит, тогда можете за руку держаться. Я поржал, где-то глубоко внутри, неявно. А Лизу с того дня начал тискать неистово.