Щепотка пороха на горсть земли

— Я тебе что, Богоматерь, что ты на меня крестишься? — поморщился Дмитрий. — Хватит божиться, по делу говори. Кто пропал, когда пропал, при каких обстоятельствах?

Источником Федор оказался сложным, но полезным. Верить ему на слово или нет, Дмитрий так и не определился, но слушал внимательно и расспрашивал тщательно.

Их с Авдеем, тем самым молодым приятелем, занесло сюда из Хинги: у самого Федора не было семьи, Авдей, которому сровнялось девятнадцать, во время войны осиротел, вот и нашли друг друга и старались друг друга держаться. Приехали они сюда весной, как раз когда сошел снег, без особых надежд грандиозно разбогатеть, но с планами хорошо заработать, потому что старатели получали, может, не огромные деньги, но весьма неплохие. Скопить хотели на свадьбу: у Авдея была невеста в городе, осенью собирались пожениться. Со слов Федора, парень он был тихий и серьезный, прямой и честный, и уж точно никуда не сбежал бы, не предупредив старшего друга, которого пусть и не считал отцом, но называл дядькой и секретов от него не имел. Да даже если бы имел, ему не было никакого смысла скрывать свой отъезд.

Последний раз Федор видел приятеля за день до смерти Шалюкова. В полдень он уехал в город, хотел отправить письмо к невесте и положить в банк пару самородков — так здесь многие делали, не сдавали добычу сразу на прииске, а продавали в городе подороже. Вечером Авдей не вернулся, не приехал он и на следующий день.

— А что ж ты сразу полицейским не сказал? — недовольно нахмурился Дмитрий.

— Да я… — замялся он и нехотя сознался: — Побоялся на Авдюху беду накликать. А ну как сказали бы, что это Авдюха мужика того жгнул по башке, да не рассчитал. Шаньги у его с того пригорели, ограбил, значит, и прытянул подальше. Только чего с него взять, с тощего этого? Невесть какой богач. Да и не такой Авдюха, не стал бы. Думал, мабуть, закружал где, воротится сам. Только по всему видать, уже и не воротится. Я таким вотом решил, гори оно все… Что хошь ты думай в полиции своей, да хоть какого мне Авдюху найди, Христа ради. Хоть бы знать, что с ним…

Перевести его на другую тему оказалось сложно, но все же получилось, и Дмитрий получил сведения еще о пяти пропавших за год старателях. Про троих, кого недосчитались в прошлом году, Федор упомянул вскользь, потому что не хотел пересказывать с чужих слов, а вот еще двоих помянул. И если один из них был из разряда "оторви и брось" и вполне мог, как говорили про него, податься на другие заработки — легкие и незаконные, то еще один достаточно молодой парень показался Федору слишком простым и добрым. Однако тут он уже не ручался, потому что парня знал плохо, по верхам.

Разговор занял минут десять, все это время Анна со скучающим видом стояла на прежнем месте, зацепившись большими пальцами за ремень кобуры и заткнув за него сложенную шапку, разглядывала окрестные низкие горы. На солнце растрепавшиеся волосы блестели начищенной медью, чеканный профиль цеплял взгляд… И это к лучшему, потому что привыкнуть к ее одежде у Дмитрия так до сих пор и не вышло. Когда она сидела в седле, было просто не обращать внимания, а вот сейчас…

А сейчас, как Косоруков заметил, глазели на нее все, кто был поблизости, и даже охранник на вышке отвернулся от дороги. Кольнуло запоздалое неприятное чувство. Анну он ни в чем дурном не подозревал, но стоило ждать неприятностей от приисковых из-за ее внешнего вида. Молодая привлекательная девушка, да в таком виде, а тут — мужики простые, иные с откровенно разбойными рожами. Может, это в родном городе ее не трогали, а здесь…

Но говорить ей об этом явно было бесполезно, только вспылит. С чего бы ей выслушивать нравоучения от случайного приезжего? А что драться, случись что, придется ему — так это попробуй убеди… Он уже понял, что Анна Набель упряма и самоуверенна до крайности.

Оставалось только побыстрее уехать, пока еще светло, большинство старателей занято делом и немногие заметили девушку. Но будто сглазил: ему оставалась до нее пара саженей, когда девушка все же привлекла на свою голову неприятности, к ней подошла парочка паскудно ухмыляющихся типов.

— Ух, какая. Дай сиську потрогать, а? — осклабился один.

Анна нахмурилась, не испугавшись и не растерявшись — и не таких приходилось урезонивать, но ответить не успела: ей уже перекрыла обзор широкая спина Косорукова, обтянутая светло-серым льном.

— Трогалку отстрелю, — сцедил сквозь зубы Дмитрий. Один револьвер смотрел в живот разговорчивому, второй — держал на мушке его приятеля.

— А ты чего, для себя присмотрел? Так мы поделимся.

Желтые от табака, местами почерневшие зубы скалились, и Косоруков ловил себя на неожиданно остром желании от души вмазать по ним рукоятью Торка. Даже не за слова и намерения, а просто от отвращения и неожиданно заклокотавшей внутри злобы. Если бы умел — он бы, наверное, зарычал, а так лишь молча взвел курки.

Но весельчак растерял веселость за мгновение до этого, под тяжелым злым взглядом вдруг сообразив, что шутку его не поняли.

— Что тут происходит? — вмешался в происходящее подоспевший охранник.

— Знакомимся с местными, — ответил Дмитрий. — Парни попросили оружие посмотреть. Да?

— Ага. Попросили, — дернул головой тот, с кого Косоруков до сих пор не сводил взгляда. — Поглядели.

— Все в порядке, — поддержала и Анна, встала рядом с охотником, мягко сжала его локоть.

— Ага. Мы пойдем, что ли, — старатели медленно отступили, явно с трудом подавляя порыв вскинуть руки в жесте капитуляции, и только после этого Дмитрий снял курки со взвода и убрал оружие.

— Все нормально, — повторила градоначальница.

Охранник качнул головой, но настаивать не стал.

— Не надо было… — начала Анна неуверенно, но осеклась и смешалась, когда Косоруков обернулся. Под внимательным и тяжелым взглядом мужчины стало неуютно и неловко, а еще кольнуло непонятное чувство вины. Опомнившись, она выпустила его локоть и попыталась взять себя в руки. — Спасибо, но я бы и сама справилась, здесь часто такое бывает. На прииске разные люди, некоторых и оружие не останавливает, как видишь. И женщин тут нет, так что…

Она опять в растерянности замолчала, не понимая настроения собеседника и его строгого взгляда, а больше не понимая собственного смущения. Ну вступился, и что это меняло? Ее бы и без него никто не тронул, и ничего она такого не сделала, чтобы чувствовать себя неловко.

Самоуговоры не помогали. Тень от полей шляпы заштриховывала верхнюю половину лица охотника, и почему-то от этого взгляд мужчины становился еще более тяжелым.

— Все же я это скажу, — выдержав короткую паузу, негромко произнес он. — Может быть, тебе попробовать меньше провоцировать их?

— Как? Я же не могу перестать сюда ездить, — она развела руками. — Прииск — важная часть…

— Я имею в виду твою одежду.

— А что с ней не так? — искренне озадачилась Анна и оглядела себя, проверяя. Но все пуговицы на рубашке были застегнуты, остальное тоже пребывало в порядке, и, не считая некоторого количества пыли, осевшей по дороге, придраться оказалось не к чему.

— Ты правда не понимаешь? — Дмитрий вопросительно приподнял брови, и взгляд от этого стал гораздо меньше давить, так что Анна вздохнула свободнее.

— Представь себе, нет, я постоянно езжу в таком виде, не считая зимы, конечно. А что?

— Ты в штанах, — он как будто попытался развести руками, но на середине уронил их.

— И что? Так ведь удобнее.

— Я не знаю, почему в городе к тебе так странно относятся, но понимаю, что это отношение сказывается на всем. Но… Анна, даже в Рождественске, а это большой портовый город, женщина в штанах, если это не военная форма, вызывает нездоровое оживление и порой — вот такую реакцию, — он качнул головой в ту сторону, куда ушли старатели. — О городках помельче и говорить нечего.