Щепотка звёзд на стакан молока
Шрифт:
И в этот момент снизу словно вынырнули чёрные макушки деревьев, с которых злой ветер беспощадно сдул остатки снега, и даже какое-то поле. Какими усилиями Курт сумел довернуть неуклюжий утюг, в который превратился и так неповоротливый бомбардировщик, не помнил и он сам. Если уж прыгать с парашютом, то на поле. Ну их ко всем чертям, лес или вон те домишки… фонарь кабины раскрылся со зловещим щелчком. И последнее, что лейтенант помнил о своём самолёте - как тот напоследок мстительно ударил по правой ноге оставляющего его, перевалившегося через борт пилота…
Едва лямки рванули, впиваясь в тело даже сквозь лётный комбинезон, и над головой с хлопком развернулся купол парашюта,
– Так оно и должно быть, герр Фогель, - лётчик осторожно цедил слова через разбитую губу и пытался рассмотреть, что же там такого с ногой? Болело просто нестерпимо - но вроде бы, конечность виднелась на месте.
Родной юнкерс догорал на краю поля чадно, дымно - языки пламени едва виднелись из-под стелющегося над снеговой равниной чёрного хвоста. Но не на это смотрел сквозь метель ковыляющий на одной ноге Курт Фогель. Из гудящего своими и чужими двигателями неба вывалился тёмный на его фоне знакомый силуэт и после совсем уж отчаянного маневра пошёл на посадку возле горящей машины. Командир настоящий ас… отчего же так вдруг потеплело в груди?
– Правее, правее!
– Курт изо всех сил замахал рукой в сторону - как раз на пути грузно садящегося юнкерса оказывалась едва заметная, занесённая снегом ложбина.
Видимо, в тот день покровители воздухоплавателей оказались благосклонны к Курту и его отчаянному командиру - тот таки заметил потуги своего пилота и в последний момент чуть довернул в сторону. Вздымая высоченные, столь эффектные клубы снежной пыли, тотчас разбиваемые тугой струёй из-под винта, самолёт постепенно замедлялся и подпрыгивал, катился к одинокой прихрамывающей фигурке…
Впервые Курт пожалел, что штука такая здоровенная - залезть в кабину без стремянки оказывалось попросту невозможно. И лишь вскарабкавшись на конец чуть опустившегося из-за неровностей почвы крыла, он почти ползком устремился по обледенелой поверхности к нетерпеливо распахнувшейся кабине.
– Давай быстрей, Курт!
– не столько услышал, сколько прочёл он по губам командира. Тот смотрел куда-то в сторону и нетерпеливо подгонял.
Ну, тут понятно - небось русские тоже хотели бы заполучить в плен немецкого пилота. Да вот, с техникой у тех всегда было туговато. А пешком или на лошадях по таким сугробам быстро передвигаться невозможно… и лишь когда полуокоченевший пилот неуклюже, словно барсук в нору, нырнул в выстуженную кабину - а сзади с дребезжащим щелчком захлопнулась створка - только тогда он и поверил. Поверил, что чудеса всё-таки иногда случаются…
– Так точно! С герром гауптманом я полечу в любую мясорубку. Бомбить хоть дьявола, хоть самого Сталина! Дайте только приказ с координатами цели и выкладками маршрута…
Ответ с той стороны стола прозвучал хоть и не сразу, но оказался весьма и весьма неожиданно. Так мол и так, гауптман Цвиг, не хотели бы вы тоже начать жизнь сначала? Но с такими перспективами, которые не снились даже мне, одному из высших чинов рейха?
– Здесь тот случай, когда приказывать вам нельзя, гауптман. Вы должны принять волевое решение - сами. И выполнять его не из дисциплины, а сознательно. Обратного хода, как сами понимаете, просто не будет.
В туманный круг света вплыл и сам шагнувший вперёд гауптман. В свои двадцать девять офицер смотрелся этаким воплощением самой надёжности. Да он и был таковым, прошедший Польшу и Францию, не сгоревший на восточном фронте пилот. Лицо его выглядело бесстрастным… впрочем, чего ожидать от отпрыска профессорской четы из блестящей научной элиты?
– Мои родные и близкие… - в голосе его прозвучал этакий вопрос.
–
Не беспокойтесь, господа пилоты. Вот, набросайте на бумаге список имён. И завтра же эти люди выедут с дипломатической миссией или через Красный Крест в нейтральную страну - и до конца дней не будут ни в чём нуждаться. Чем бы ни закончилась эта война, и каков бы ни был результат вашей эскапады.Холодок уже давно заполонил стоящего почти навытяжку Курта. Но теперь он и вовсе едва не покрылся инеем - да что же такое умыслил папаша Геринг, раз дело важнее даже разгрома в этой войне тысячелетнего рейха?
Видимо, подобные умозаключения посетили и Цвига, потому что он в кратком раздумьи склонил голову с безукоризненным как всегда пробором.
– Благодарю. Что ж… раз нечто эдакое можем сделать только такие высококлассные пилоты как мы - pourcois pa, как говорят лягушатники. Почему бы и нет? Я готов побороться за что бы то ни было.
А Курт Фогель лишь молча кивнул.
Невидимое кресло зашуршало, и оттуда неожиданно долетел смешок.
– Вот за что я вас люблю, парни - так именно за это. Жаль, что вас таких маловато… - что-то скрипнуло, и в круг света последним, как и подобает полководцу, вошёл сам.
– Ладно, господа офицеры, быть посему - служба безопасности, которая проверяла вашу подноготную аж до средних веков, заверила что вы не свернёте с курса.
Погрузнел, обрюзг - а ведь, говорят, такой красавец-ас был когда-то! Курту на миг даже обидно стало за люфтваффе.
– Что, не впечатляю?
– первый пилот Германии невесело усмехнулся.
– Кабинетная работа, да ещё и с этими остолопами, и не до такого доведёт. Иной раз так с бумагами навоююсь, что верите ли - по углам Сталин с Берией мерещатся.
Оба молодых лётчика вежливым смешком сопроводили юмор высочайшего начальства - словно одна только мысль, будто эти могли появиться в глубине святая святых подземного бункера, и в самом деле казалась смешной. А Геринг покачался на каблуках мягчайших, аляповато-роскошных заказных сапог, после чего кивнул. Он принял некое, ещё неизвестное решение.
– Значит так, господа - отставить всякое чинопочитание. Мне нужно с вами поговорить и даже посоветоваться как с пилотами-асами. Здесь сейчас только лётчики, только свои, только коллеги. Договорились?
Оба офицера осторожно уронили свои яволь, герр… – а тот лишь отмахнулся этак устало.
– Гауптман, плесните нам коньячку из бара. Но без чрезмерности, - а сам отошёл к громадному, в полстены сейфу.
Пока озадаченный Цвиг орудовал в роскошном стенном баре, сзади заклацали наборные рукоятки, застучали сверхсекретные шифрованные кнопки, и на стол возле бутылки Наполеона и рюмок шлёпнулась тощая папка дорогой тиснёной кожи. Совсем без наклейки, без грозных пометок сверхсекретно! для служебного пользования!
– и вот эта-то простота потрясла и заставила проникнуться сильнее всего.
Но ещё больше изумило дальнейшее. Курт не раз и не два втихомолку пощипывал себя в бок - да судя по вздрагивавшему иной раз гауптману, тот тоже проверял себя на бредовый сон… впрочем, стоит начать по порядку.
– Полюбуйтесь, - на стол легли несколько фотоснимков, и пилоты с едва сдерживаемым любопытством принялись рассматривать некое подобие сковороды без ручки, лежащее на несвежей простыне.
Прилежно снятое с разных ракурсов, оно казалось совершенно непонятным. И даже изрядно чужим - вон, гауптман зачем-то даже перевернул снимок кверху низом и придирчиво всмотрелся при свете лампы. Мина, что ли? Или радарная тарелка…