Щит

То, что Галейт мог быть частью такого издевательства…

— Снимите с него цепи, — сказал Териан, показывая в сторону мальчика пистолетом.

— Немедленно.

От лица женщина отхлынуло ещё больше крови.

— Сэр?

— Вы его слышали. Он пойдёт со мной. А теперь снимите с него цепи.

— Сэр! Вы не понимаете! Его ошейник… сдерживающий вайр на его зрении крепится к цепи. Это гарантия, чтобы никто не попытался уйти с ним!

Она умолкла, когда Териан поднёс дуло пистолета к её лицу. Териан наклонил голову набок, пристально уставившись на неё. Женщина посмотрела на мальчика, затем обратно на Териана.

— Вы не понимаете, что вы творите! — закричала она. — Нельзя допускать, чтобы он покинул это место!

— Мальчик не причинит мне вреда. Ведь так, приятель?

— Нет. Я не причиню вреда, — он помедлил. — …Тебе.

Териан улыбнулся.

— Видите? Мы станем приятелями, я и этот красавчик-дьявол.

Старик с кровоточащей рукой рассмеялся, остановившись лишь тогда, когда зашёлся в пароксизме сиплого кашля. Он сплюнул комок мокроты в сторону мальчика. Вытерев рот одеждой, на которой от грязи образовалась корка, он наконец заговорил.

— Я сниму с него цепи, — в его голосе звучали нотки обречённости. — Я это сделаю… я отпущу мелкого ублюдка. Это моё дело.

— Меренье, нет! — закричала женщина, но Териан замахнулся на неё пистолетом и не дал пойти за мужчиной.

Старик, хромая, пересёк комнату, все ещё зажимая руку одеждой.

Мальчик стоял совершенно неподвижно, когда Меренье добрался до него. Он не шевелился, пока старик возился с металлическим ошейником на его шее. До тех пор Териан и не замечал его, поскольку он идеально сливался с тоном грязной шеи.

Однако теперь, увидев его, Териан осознал, насколько древним был ошейник.

Вместо светлых, тонких гибридно-органических металлов, которые использовались на видящих в загонах сверху, ошейник мальчика висел на его шее несколькими дюймами железа — кажется, железа. Органическая кожа снаружи выглядела так, словно происходила от какой-то рептилии.

Вместо сканера сетчатки или какого-то другого считывающего устройства, которое открывалось большим пальцем, сзади находилось железное кольцо, соединявшееся с толстой цепью, которая была прикручена к стене над горой тряпья, где спал мальчик. Цепь даже не предоставляла ему полной свободы передвижения по комнате. Неудивительно, что корзина оставалась у двери.

Ощутив, как возвращается его злость, Териан наблюдал, как старик возится с цепью, которую также покрывала органическая кожа.

— Используй ключ, — сказал старик. Его впалые глаза уставились на мальчика. — Используй ключ сейчас же! Я спровоцировал замок.

— Нет! — закричала женщина.

Но Териан уже понял.

Усмехнувшись, он вошёл в Барьерное пространство и осознал, что смотрит на замысловатую структуру, на которой всюду имелись отпечатки aleimi Дигойза и Галейта. Золотое полотно света окутывало мальчика своеобразной красотой, душа его aleimi через органические компоненты ошейника.

Вспомнив символ, который он нашёл в дневнике Дигойза Ревика — тот самый, который он использовал, чтобы одурачить женщину и заставить её думать, будто его послал Галейт — Териан наложил его на Барьерную структуру. Символ идеально встал на свободное место, вплёлся в сдерживающий ошейник на шее мальчика и в его органическую плоть.

Выходя из Барьерного пространства, Четыре услышал звучный щелчок.

Перед глазами прояснилось, и он очутился в кромешной тьме темницы.

Мальчик посмотрел ему в глаза и улыбнулся.

Глава 6 Отвлечение

Я резко проснулась как от толчка, ощущая почти панику.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать её причины. Мне снилось, что он уехал, что он опять оставил меня одну — ещё до того, как я увиделась с ним.

Я лежала, свернувшись полумесяцем на мягком сиденье возле окна без стекла. Впервые открыв глаза, я уставилась в деревянный потолок, поддерживаемый толстыми балками. Дневник Галейта лежал у моей руки там, где я выронила его, когда мои пальцы разжались во сне.

Я гадала, как долго я тут лежала.

Мартышки пронзительно пищали на ветвях деревьев, которые провисали и качались под их весом. Тем временем, видящие шутливо боролись на дворе из камня и травы, который находился на несколько футов ниже моего окна.

Я видела там своего приёмного брата Джона, неловко стоявшего в толпе видящих и наблюдавшего за их борьбой. Его глаза смотрели серьёзно, следя за их движениями. В Сан-Франциско он дошёл до четвертой степени чёрного пояса в Чой Ли Фут, но я знала, что здесь он чувствовал себя неумехой. Даже если не принимать в расчёт его руку, боевые искусства видящих подразумевали много работы с возможностями света, которые Джон просто не мог реализовать. Однако я узнавала выражение его лица, пока он наблюдал за их вознёй; он хотел находиться в самой гуще.

— Да, — произнёс голос позади меня. Тихий щелкающий звук пронзил тишину — такой низкий, что походил на мурлыканье. — Теперь все хорошо. Мне нужно тренироваться…

Голос зазвучал ещё ниже, и я уже не могла различить слова.

Я задержала дыхание.

Я узнала его низкий голос. Наверное, я узнала бы его даже без немецкого акцента.

Его звучание повлияло на меня сильнее, чем я ожидала, но он обращался не ко мне. На самом деле, мы пока что не перебросились ни единым словом.

Тем утром Касс вновь встретила меня на вертолётной площадке.

Мы с ней отправились на рынок Сиртауна, бродили по лабиринту палаток, где люди и видящие торговали одеялами, одеждой, молитвенными чётками, переносными механическими молитвенными колёсами и тибетскими момо — пельмешками с начинкой, к которым я быстро пристрастилась. Касс купила платок и пару серёжек. Они с Джоном здесь неплохо устроились в плане денег. Оба работали по несколько часов в день, преподавая видящим английский.

К тому времени, когда я вернулась в лагерь, большинство видящих закончили свои утренние ритуалы из чая, медитации и общения в обширных садах за комплексом.

Джон отказался встречать меня на платформе, убеждённый, что у меня развились суицидальные наклонности, раз у меня появилась внезапная необходимость находиться на передовой «каждый чёртов день», как он выразился. Думаю, на самом деле Джон злился потому, что ожидал, что все это прекратится, как только Ревик вернётся.

А он вернулся накануне ночью.