Считай звёзды

— Ты ведь общаешься с… — мнется, так как Остин вновь смотрит на него, вопросительно кивнув. — С Янг-Финчер, да?

Русый пожимает плечами, кивая с той же улыбкой, но уже немного сдержанной:

— Конечно.

Дилан чувствует, как потеют его ладони:

— Ты можешь… — прикусывает язык. — Познакомить меня с ней?

Уголки губ Остина дергаются. И улыбка уже не кажется дружелюбной:

— Без проблем…

— Успокойся, — Нейтан шепчет, касаясь своим коленом ноги друга. Остин наклоняет голову, не меняясь в лице. В глазах чертово превосходство. Во всем. В жизненной позиции, место в обществе, в социальных отношениях.

Получает то, что хочет, даже если оно ему ненужно.

На тот момент Райли не была ему так необходима, но он вцепился в девушку, зная, что она нужна другому. Просто так, чтобы подчеркнуть свою позицию, свое возвышение над тем, кто, по его мнению, ниже, ничтожнее.

…Его заставляют идти на старт. Бежать чертову стометровку. Кареглазый мальчишка с сомнением слушается учителя, всеми клетками ненавидя подобные праздники спорта. Занимает место с краю, рядом с ним встает Остин. Двое от класса решают бежать. Остальные в ряду — чужие. Русый кивает брюнету, и он даже успевает успокоиться. Хотя бы не один.

Подростки болеют за своих. Родители снимают на камеры. Первый свисток — бегуны готовятся. Дилан напряженно смотрит вниз. Следит за дыханием.

Второй свисток.

Отталкивается. И получает подножку…

О’Брайен сглатывает, стиснув зубы. Забей. Забудь.

Отводит взгляд, когда из кабинета выходит директриса, хмурым взглядом окинув сидящих в коридоре ожидания:

— Остин, — на лице мелькает улыбка. — Возвращайся в класс.

Русый хмыкает, с гордым видом поднимается, расслабленно зашагав к двери, за которой основной коридор школы.

— Вы — в кабинет, — грубый тон, полный холода, обращен к упырям.

Вдох. Выдох.

Ничего нового. Остину всё сходит с рук. Получает всё и всех.

Нейтан встает, протягивая ладонь Дилану, и тот морщится, пожав ее. Поднимается.

Откуда взялись «упыри»? Что способствовало образованию компании парней, любящих задирать и унижать других? Вдруг они отыгрываются? Вдруг мстят за похожее отношение к себе? Вдруг их объединяет именно слабость, но вместе они чувствуют себя сильнее?

Что если Остин — один из факторов их появления?

Постоянная попытка Агнесс коснуться краснеющего участка кожи на лице подруги. Райли отворачивает голову, не скрывая своей хмурости. Робб задает вопрос, приводящий рыжую в ужас. «Тебя ударил Остин?» — почти правда, но русый не хотел этого, поэтому Райли качает головой, на этом заканчивая обсуждение.

Остин возвращается. И теперь поток вопросов окидывает именно его, позволив Янг-Финчер остаться наедине с собой в такой шумной компании. Русый парень несет какую-то чушь о том, что «опять упыри», на что Робб обещает устроить им развал. Райли не смотрит на Остина. Остин смотрит на Райли.

О’Брайен так и не возвращается в класс.

***

Они ругались. Весь понедельник Лиллиан и Дилан сводили меня с ума. Кажется, стенки моего черепа раскалывались и трещали от крика, которым женщина одаривала сына, а тот в свою очередь хранил молчание. На протяжении нескольких часов. Лиллиан выходила и возвращалась в комнату, раз за разом, у неё находилось всё больше и больше слов, которые необходимо было озвучить прямо в лицо парня.

Я отвлекалась на готовку и домашнюю работу, обдумывая варианты решения проблемы. Мне виделось одно — Лиллиан вернет себе гармонию тогда, когда Дилан покажет, что не плюет на учебу, но он именно этим и занимается, вот в чем проблема.

К ужину парень не спускается, да и женщина не выходит, так что приготовленная мною еда к черту никому не сдается. В пустую потраченные часы. Оставляю тарелки в холодильнике, направившись на второй этаж. Нужно окончить пару предметов, после чего приму душ и лягу спать.

В принципе, пока они не ругаются, дома властвует приятная тишина. Словно кроме меня здесь никого нет.

Так и проходит остаток вечера: ни криков, ни говора, ничего. Абсолютно. Я в тишине заканчиваю с домашним заданием, принимаю душ. И именно в момент изучения своего лица в зеркале принимаю наверное самое глупое решение — надо посоветовать Дилану взяться за ум, тогда он угодит маме, и их ссоры прекратятся. От мира между ними всем жителям дома будет гораздо проще существовать друг с другом. К тому же… Я ищу повод поговорить с ним, поняв, насколько ему досталось от Остина, и как сильно теперь его ненависть ко мне возросла, хотя, повторюсь, я не была причастна к происходящему.

Но тяжести в груди от этого факта меньше не становится. Всё так же с трудом выношу груз на плечах, пока шаркаю с опаской к двери комнаты парня. Там темно и тихо. Глубоко дышу, остановившись напротив порога, и поднимаю ладонь, нервно перебрав пальцами воздух. Стою в таком несобранном положении минуты две, прежде чем стучу костяшками по дереву, ожидая ответ.

И ответ находится для меня.

Успеваю сделать шаг назад, чтобы поддержать безопасное расстояние между мной и хорошо так подвыпившим, если судить по виду, парнем, держащем в руке бутылку вина, неизвестно какую по счету. Красные глаза. Уставший, изнемогающий от бессилия вид. Не хмур, но его безразличие давит куда сильнее, вынудив меня замямлить:

— Я-я… — а что говорить? Дилан щурит веки, без интереса смотрит на меня, как на цирковую обезьянку, и подносит бутылку к губам, делая глоток.

Все мысли путаются, творя хаос в моей голове, отчего так теряюсь, начав пальцами мять ноющий висок:

— Э-то… — тяну, прокашливаясь. — Я думаю, тебе стоит…

Ледяное касание, приносящее неоднозначную боль в щеке. Поднимаю сбитый с толку взгляд на парня, а тот прижимает горлышко бутылки к моему синяку на лице, при этом слишком внимательно, но без эмоций изучая его. Моргаю. Всё. Слова закончились. В моей глотке неприятно сдавливают стенки. Хочется скрыть свою несобранность, но вместо этого демонстрирую полную растерянность от происходящего.

Молчание затягивается. Мои пальцы нервно теребят ткань большой белой футболки. Взгляд то опускается на уровень пола, то вновь поднимается, в попытке найти зрительный ответ со стороны Дилана, который начинает легонько надавливать на больную кожу, заставив меня морщиться:

— Эй… — наконец что-то, да вырывается с губ, но шепотом. Выражение лица парня обретает то самое напряжение и даже злость. С этой его стороной мне уже повезло познакомиться, так что желаю скорее отойти назад, но О’Брайен быстро и больно сжимает пальцами мой подбородок, резко притянув обратно. Дергает высоко, вынудив подняться и качаться на носках, балансируя. Пытаюсь разжать его пальцы:

— Мне больно, — шепчу, сглатывая, а он продолжает давить на мой синяк бутылкой. — Дилан, мне больно, — не знаю, сколько раз мне придется это повторить, чтобы его опьяненное сознание обработало и приняло к сведению поступающую информацию.

— Дилан, — глотаю нервно, одной ладонью осторожно надавливая на его грудь. — Больно.

Нет, это вряд ли сработает. Нужно сменить тему, причем полностью. Отвлечь его, заставить думать в ином ключе.

— Я… — корчусь, кашляя. — Там еду сделала, — еле выговариваю, сохраняя невозмутимость. — Может тебе стоит перестать пить и поесть? — моргаю. Без лжи не обойтись. — Твоя мама переживает… — замолкаю. Парень медленно фокусирует свой взгляд на мне, немного наклонив голову, и поднимает брови, а выражение его лица остается холодным: