Сдаёшься?

В палату осторожно заглядывает Н и к о л а й Т и м о ф е е в и ч. Увидев, что никого нет, он вбегает, быстро лезет под кровать. Собирает на полу из кусков сберегательную книжку, аккуратно складывает все клочки в конверт, берет завещание, читает, морщится, рвет, ищет, куда бы бросить клочки, и тоже прячет их в карман. Убегает. Сцена пуста.

Голос медсестры. Кто еще не поддувался? Проходите в процедурный. Быстрее! Поддуваться-надуваться!

Голос другой медсестры(издали). На прогулку, собирайтесь на прогулку… На прогулку-у-у…

В палату вбегает т е т я Д у с я с большой сумкой. Она открывает тумбочку Н и к о л а я Т и м о ф е е в и ч а и начинает сгребать из нее бутылки с соками, банки с компотом и медом к себе в сумку.

Голос медсестры. На прогулку… Одевайтесь теплее — сыро-о… На прогу-у-улку-у-у!..

В палату входит А р к а д и й. Он мрачен. Медленно проходит по палате и садится на свою кровать. Т е т я Д у с я орудует в тумбочке Н и к о л а я Т и м о ф е е в и ч а. Пауза.

Аркадий(он словно бы только что заметил т е т ю Д у с ю). Вы что, тетя Дуся?

Тетя Дуся. Какой человек, и-и, какой человек сердешный! Сразу видать, начальник, видать птицу по полету. «Бери, говорить, Дусенька, чаво ни на есть у мене у тунбочке. От мене. За твою природную доброту и ласку, говорить». А нешто у мене сердца нет, в самом деле? Иссохлося вся, на вас глядючи. На краю самой погибели ходите, нешто не знающая? А что в женской-то отделении работать? Разве там скажуть — бери, дескать, усё из тунбочки, Дусенька? Баба — она расчетная, уся, уся из себя скаредная. Какие вон сахар больнишный копять, а потом домой заворачивають, увесь до куска. А такой ни одной не сыщется, шоб за доброту мене уважила и сказала: бери усё у тунбочке, Дусенька. (Она уже набрала полную сетку, повертела в руках вазу с цветами, вылила из вазы воду, сунула в сетку и вазу, потом повертела в руках цветы и тоже сунула в сетку.) Ты, часом, ничего евойного к себе не прибрал? (Открывает тумбочку А р к а д и я — она пуста.) Кажись, ничаво. Вот и ладна. Оно усё мене завещано. На добрую память. И сказано было: «Бери, Дусенька, у мене из тунбочки усё, чаво тама не сыщешь…» У мене ведь дочери тридцати пяти годков от роду, а усё не замужем. И даже унучочка нет. А унучочка ажно до страстей охота. Усе говорить — с лица она не вышла. Уся прелесть, уся красота — у форсу. Намедни ей шубейку состроить обещалась из доподлинного меху. А какие мои средства?

Аркадий. Да, тетя Дуся, «и под каждой слабенькой крышей, как она ни слаба, — свое счастье, свои мыши, своя судьба…».

Тетя Дуся. Енто ишшо чаво? Какие-такие мыши? Тут мышов не водится. Али видал? В санаэсенцию надо жалиться.

Аркадий. Нет, не видел. Это так. Одного поэта стихи.

Тетя Дуся. Ах, стихи! Тогда можно не жалиться. (Подходит к кровати С е р ь м я г и н а и начинает сворачивать постель с матрацем.) Глядь-ка, бумагу Тимофеич оставил. Может, для какову делу нужна ему будить? (Бежит к двери.)

Аркадий. Это моя записка, тетя Дуся. Дайте сюда. А что, разве он уже… совсем ушел?

Тетя Дуся(отдает записку). Говорят тебе, домой понёсси. Так по коридору нёсси, так нёсси, чуть мене с ног не сшибил! А как наскочил, так не остановился, только на бегу крикнул: «Забирай, мол, Дусенька, усё мое с тунбочки. От мене». Да нешто с тобой не простился? Вы ведь, кажись, не разлей вода были.

Аркадий. Нет. Ничего не сказал.

Тетя Дуся. Знать, поспешал очень. Сестры-хозяйки дожидаться не стал — прямо у халате на двор побег. Мене и то не заметил, как наскочил. Ужо крикнул: «Бери, мол, Дусенька, усё у тунбочке». Он завсегда меня Дусенькой называл. Какой человек сердешный. (Утирает глаза подолом халата.)

Аркадий. Это точно, что он уже совсем выписался?

Тетя Дуся. Куды уж точнее. Сама у окне видала. Так у халате и у тапках к таксе и побег. Ну а ты-то когда от нас уйдешь?

Аркадий. Уйду… когда-нибудь.

Тетя Дуся. Ну ладно, лежи, я ведерко сичас принесу мусорочек прибрать. (Заглядывает под кровать.) Да здеся чисто вроде бы будто. А что бумаг понакидано было? Примерещилось нешто?

Аркадий(вертит у руках записку). Тетя Дуся…

Тетя Дуся(из-под кровати). Чаво?

Аркадий. Нет, ничего…

Тетя Дуся. Чаво — ан ничаво — так и живем, значить. Да здеся чисто вроде бы будеть.

Аркадий. Тетя Дуся…

Тетя Дуся. Ну, чаво твое ничаво?

Аркадий. Вот тут у меня записка, тетя Дуся. Здесь телефон. Позвоните, пожалуйста, по нему, когда домой пойдете, по адресу ехать, конечно, не надо, это для вас слишком обременительно выйдет, а вот по телефону позвоните, пожалуйста, крайне нужно. Спросите Дралова, здесь написано, и попросите его непременно срочно ко мне в это воскресенье, послезавтра, прийти. Скажите, что это необходимо. (Пауза, во время которой А р к а д и й машинально шарит по карманам пижамы.)

Тетя Дуся. Сестре скажи. У мене нонче память больно худая стала. Да чаво, у мене своих делов мало, шоб всей отделении по граммофонам названивать? Я вон две смены отдудила, да не спамши, как и ноги домой доволочу — не знаю. (А р к а д и й вдруг негромко кашляет, достает, из кармана платок и прикладывает ко рту.) А чаво это у тебе будты кровь на платке? Нешто уже кровь в горлы вошла?

Аркадий. Да нет. Это так… Из носа кровь. У меня бывает.

Тетя Дуся. Ну, коль из носу — тогда ничаво. У дитятков, говорят, часто кровь из носков идеть, хоша и здоровеньки… Ох, а уж унучочка до ужастев охота… (Утирает рукавом глаза. А р к а д и й скомкал записку, бросил на пол. Т е т я Д у с я, направляясь к двери, поднимает записку, аккуратно разглаживает, складывает вчетверо и сует в карман. Продолжает в прежней ворчливой манере.) И шоб мне на пол сор не бросать! И не курыть! Нахаркають, понимаешь, наплюють. надышуть.

Уходит. Бесшабашная цыганская песня все продолжается. А р к а д и й достает из кармана начатую пачку «Примы» и спички, закуривает, ложится на кровать. Курит.

Конец

Мать и девушка

(Дефицит)

Пьеса в трех действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

М а т ь.