Сдаёшься?

Пропускает Д и н у и К и р и л л а в коридор.

Картина вторая

Комната Г о л у б е в ы х. Посередине рояль, много книг, шкаф, очень большое окно, оранжевый шелковый абажур с кистями. Солнце. Д и н а и К и р и л л входят в комнату и, едва за ними закрылась дверь, целуются.

Дина. Как хорошо! Еще, еще и еще!

Снова целуются.

Дина. Еще! Ой, ведь завтра коллоквиум, Кирюха! Мы же поклялись заниматься! Еще…

Кирилл. Мы поклялись, но не на крови! А такая клятва не в счет.

Снова долго целуются.

Дина. Еще! Ох, что же нам делать, я же ничего не знаю по политэкономии! Еще…

Кирилл(решительно). Нет. Немедленно заниматься! Быстро снимай пальто!

Оба раздеваются, берут чемоданчики.

Кирилл. Ты сегодня ужасно красивая.

Дина. Только сегодня?

Кирилл. Всегда. А сегодня особенно. Почему ты всегда не носишь брюки? Тебе очень идет.

Дина. А за мной по улицам толпа ходит. И все тычут пальцами в мои брюки. И подло хихикают. Думаешь, приятно?

Кирилл. А ты плюй на них и носи. Тебе очень идет. Они ничего не понимают. Лет через двадцать они все сами брюки напялят, и те, кому идет, и те, кому брюки, как верблюду купальник. Вот увидишь.

Дина. Так вот как ты живешь-поживаешь, Кирилл Голубев. Старинный рояль посреди комнаты и много-много книг. Интересно. Я еще никогда не видела в комнате рояля, пианино видела, а рояль — нет. Только в институте. Хорошо, наверное, жить в такой большой комнате. Какое большое окно! Здесь всегда много солнца, да? А зачем тебе столько книг?

Кирилл. Это отец собирал. До тебя я очень много читал. А с тобой мне ничего не хочется, только смотреть на тебя и целоваться.

Идет к ней, потом останавливается.

Нет, нет и нет! Заниматься — так заниматься.

Дина(читает на крышке рояля). «Блютнер». А ты умеешь играть на этом элегантном господине Блютнере?

Кирилл. Не-а.

Дина. Мать преподает фортепьяно, а ты играть не умеешь?

Кирилл. Да она меня в детстве учила, но я дальше детских пьес Чайковского не потянул. Знаешь, у него есть такой детский цикл: «Болезнь куклы», «Похороны куклы» и «Новая кукла»?

Дина. Нет.

Кирилл. Так вот я до «Новой куклы» уже не дошел. Сказал: не буду — и не стал. Мама до сих пор переживает.

Дина. А «Болезнь куклы» и «Похороны» — осилил?

Кирилл. «Болезнь» и «Похороны» — осилил.

Дина. Тогда сыграй «Похороны».

Кирилл. Да ну…

Дина. Ну сыграй, я прошу тебя.

Кирилл. Да я уже не помню… Я с детства не играл…

Дина. Я очень тебя прошу!..

Кирилл. Ну, если так… (Садится и играет.)

Дина. Как здорово! Как красиво! Как печально! Мне стало так грустно. Похороны куклы — ведь это похороны детства?

Кирилл. Да! Наверное, это похороны целого мира, который ты выдумал сам. Я никогда раньше об этом не думал. Ты здорово образно мыслишь.

Целуются.

Дина. Еще! Кирюха, ну, я прошу тебя! Давай хоть попробуем немного позаниматься! Еще…

Кирилл. Нет. Ведь я теперь знаю, кого ты любишь больше всех на свете!

Дина. Интересно — кого?

Кирилл. Дела! Ладно. Запомним. И — начнем. (Бросает ей свою книгу.) Садись сюда.

Д и н а бросает ему свою книгу, он ловит, они садятся рядом, раскрывают книги и молча читают. Пауза.

Дина. Строгая у тебя мать?

Кирилл. Нет, просто когда отец уехал к своей фронтовой семье, она вдруг опрокинула на меня весь свой мир.

Дина. А отец?

Кирилл. Навещает нас иногда. До сих пор приходит по праздникам с новым пластмассовым танком под мышкой. Смотри, сколько набралось на шкафу.

Дина. Целая танковая дивизия. А почему мы о твоих родителях никогда не говорили?

Кирилл. Потому что мы — это мы, а родители — это родители.

Дина. А почему ты за два года ни разу не пригласил меня к себе? Боишься?

Кирилл. Боюсь.

Дина. Матери?

Кирилл. Себя.

Дина. А вот и нет. Я знаю, что ты боишься матери.

Кирилл. Ну раз ты говоришь, что знаешь, значит, так оно и есть.

Дина. А почему ты ее боишься?

Кирилл. Не боюсь. Она очень хорошая. Только ей трудно. Ей сорок пять лет, отец ушел от нас девять лет назад, и за это время я не видел с нею ни одного мужчины. Она слишком долго была одна. Всю войну. И потом, и сейчас она очень боится остаться одна. И еще она до смерти боится, что я влюблюсь в какую-нибудь плохую девушку и заброшу ко всем чертям институт. Она верит в мое великое будущее. И я боюсь, как бы она нечаянно не сказала бы тебе что-нибудь, что говорить не нужно, и тогда нам трудно будет потом привыкнуть жить втроем.

Дина. Трусишка!

Кирилл. Замолчи!

Дина. Нет, буду! Трусишка! Маленький маменькин трусишка!

Кирилл. Сейчас же замолчи, а то…

Дина. А то?..

Кирилл. А то сама увидишь, что будет!

Ловит и целует ее.

Дина. Еще! Ты что, совсем про Деда забыл? Еще…

Кирилл. Ах, опять этот Дед! Ладно. Опять запомним. Я больше не буду, вот увидишь. Давай зубрить во славу твоего возлюбленного Деда! Но ты еще об этом пожалеешь. Я знаю.

Двигает шкаф.

Дина. Ты что, решил задавить меня шкафом?

Кирилл. Так будет лучше. Давай-ка, садись на диван по эту сторону шкафа, а я — по эту. Читай первую часть раздела. Я — вторую. Потом каждый расскажет свою часть и — полный порядок. Идет?

Дина. Идет.

Пауза. Молча читают.

Дина. Вот теперь твоя мать бы нас похвалила. Правда, Кирюха, пай-мальчик, маменькин сыночек?