Сдаёшься?
Шрифт:
Птицын. Ну… если так… да я разве что говорю… А откуда она деньги на туфли взяла? Ведь она на одну стипендию живет, я все про нее знаю.
Октябрь. Вот ты бы, прежде чем бежать так далеко и высоко, для начала бы у нее самой об этом и спросил.
Буравин. Да у подруги одолжила! Или ты думаешь, Птицын, что в нашей стране деньги на новые туфли можно только у американской разведки достать?
Смех.
Октябрь(стучит). А ты что же, Тараканова, другого способа пококетничать с женихом не нашла, поинтересничать, поинтриговать? «Американская шпионка»!
Т а р а к а н о в а плачет.
Петров. А ты что же, Птицын, брякнула тебе сдуру на вечеринке девчонка, что она американская шпионка — ну, фильмов там насмотрелась всяких, вроде как, «Сеть шпионажа», — взяла да и брякнула, чтобы ты больше с Балбековой не танцевал, а ты сразу — в КГБ. Если каждый из нас из-за любой чепухи в КГБ бегать начнет…
Старостин. А по-моему, комсомолец Птицын честно поступил. Был ему сигнал от Таракановой — он пошел и сообщил куда надо. Бдительность нам сейчас не помешает. Мы живем в сложное время, понимать надо.
Буравин. Да что, он ее первый раз видит, что ли? Они же уже два года каждый день видятся, в колхоз на картошку летом вместе ездят. Они же жених и невеста! Что он, не знал ее раньше?
Майорова. Ну да, не знал, как же! Я их хорошо знаю. У нас в группе одна комсомолка в одной комнате в общежитии с Таракановой проживает, так она рассказывала: каждый раз, когда они возвращаются, ключа на вахте нет, а дверь заперта. Стучат они, стучат, иногда полчаса стучат, потом Тараканова откроет, а у нее Птицын сидит, чай из пустого стакана пьет, и оба лохматые, красные, и койка Таракановой вся измята.
Петров. А ты поменьше в койки чужие подглядывай да сплетничай о том, кто с кем, где, когда и зачем запирается. Вот с тобой небось никто, никогда, нигде, низачем не запрется.
Октябрь(стучит по столу). Разговорчики не по делу!
Майорова. Да, никто. Никогда. Нигде. И низачем. Потому что я всегда и везде веду себя как подобает настоящей комсомолке.
Буравин. Как подобает ехидне!
Майорова(растерянно). Что?
Октябрь(стучит по столу). Разговорчики!
Буравин. Ну вот видите. Они друг друга прекрасно знают. Вместе чай пьют. И как будто бы с сахаром.
Кто-то хихикнул. О к т я б р ь стучит по столу.
Буравин. Вот ты, Старостин, говоришь — Птицын правильно поступил, а сам три года женат, ребенок у тебя, вот если тебе жена за обедом как-нибудь скажет, что она японская шпионка, ты что же, сразу побежишь «куда надо»?
Старостин. Сочту своим долгом.
Петров. Ну и остряк. (О к т я б р ь стучит.) Как же ты с японской шпионкой детей завел? Это с тобой, комсомолец Старостин, казус ведь вышел! (Смех.)
Октябрь(стучит). Петров, разговорчики не по делу. Долг, конечно, в каждом отдельном случае надо с умом понимать. Без ума-то нигде не обойдешься. Вот в нашем случае КГБ этими чертовыми туфлями чуть ли не месяц занималось. А может быть, в это время настоящие шпионы где-то преспокойно себе орудовали, нашему государству во вред. Так что выходит, всей этой чепуховой на первый взгляд историей наши комсомольцы помешали советским органам работать. Явный идеологический просчет со стороны Птицына и Таракановой. Какие будут предложения?
Голоса.
— Исключить
из комсомола!— Исключить из института!
— Передать дело в райком!
— Верно, согласовать с райкомом!
Буравин. Туфли, туфли Таракановой отдать!
Старостин. Фу ты, прямо злость на вас берет! Студенты ведь уже, второкурсники, а все как малые дети. Нашли себе развлеченьице! Как в ракушки играете. Да за такие бы игрушки несколько лет тому назад знаете, что бы сделали?
Октябрь. Не знаете? Вот у меня дядя есть, старший брат матери, он гидротехник, раньше крупным специалистом был по глухим плотинам. К тому времени он уже не одну построил, все глухо стоят до сих пор. Намертво. А вот когда одну бетонную плотину, на которой он тоже был начальником строительства, неожиданно прорвало, вот тут-то кто-то, должно быть, тоже малость перестарался и написал на него вот такую же анонимку в НКВД, немного написал, только намекнул на это, только вопрос такой поставил, и вот он только в позапрошлом году из тундры вернулся, а той анонимке уже за двадцать перевалило.
Старостин. Ну ладно. Теперь это к делу уже не относится.
Октябрь. Да. В общем, забирай свои модельные туфли, Тараканова, носи их на здоровье, железные подковки на носы и на каблуки поставь — теперь в некоторых будках уже ставят. Нехорошо, конечно, комсомольцам частный сектор поощрять, но в государственных мастерских еще, к сожалению, не научились. Громко стучать при ходьбе будут, зато долго не сносятся. Я поставил. Два года не снимая ношу. И хоть бы хны. Верх, смотри, уже рвется, а подметки в полном порядке. И вперед — интересничай со своим женихом как-нибудь аккуратнее. А то вон он у тебя какой — порох! А за несознательность взаимных отношений вам обоим на вид поставим. Кто за? Кто против? Кто воздержался Единогласно! Так и запишем. Ну, шагайте теперь. На комсомольскую свадьбу не забудьте пригласить!
Тараканова. Не будет у нас никакой свадьбы! Никто он мне теперь! Никто!
Октябрь. Ну, ничего, успокойся, Тараканова… Бывает… Ты уж не надо так.
Птицын. Капа…
Тараканова. И видеть тебя не хочу! В другой институт переведусь! Я ведь у тебя про туфли не спрашивала, я думала, что у тебя до стипендии не хватило и ты их продал и не знаешь, как сказать мне, а ты… ты… ты… а сам как ни в чем не бывало! Чай ко мне приходишь пить! (Бежит к двери.)
Октябрь. Туфли, туфли, Тараканова, возьми!
Тараканова. Не возьму! Не надо мне ничего! Ненавижу вас всех! И его ненавижу! И себя ненавижу! А больше всего эти туфли поганые ненавижу! (Выбегает.)
Октябрь. Ну вот…
Птицын. Ну вот… Я же как лучше… я ей помочь хотел… чтобы она в лапы происков врагов нечаянно не попала…
Октябрь. Забирай туфли. Отдашь.
Птицын. А ну их… (Уходит.)
Октябрь. Ну вот… Куда же мне теперь ее модельные туфли девать?
Майорова. Нет, еще не все. Здесь налицо моральное разложение. Они в общественном месте, в общежитии, в пустой комнате на ключ запираются. Вдвоем!
Буравин. А что ты предлагаешь им всем курсом там запираться?
Октябрь. Буравин, разговорчики не по делу!
Петров. Да это же сплетни! Это же Майорова сказала!
Майорова. Я говорю только то, что мне говорят.