Сдавайся! Это любовь

Шрифт:
Глава 1. Олеся
Достаю из холодильника бисквитный торт из и ставлю его на стол. Любуюсь своим творением. На день рождения я всегда готовлю торты для всей семьи.
Герман не один из них. Он сосед по лестничной клетке. Мы с ним со школы знакомы. Вечно лохматый, в дырявых джинсах и черной спортивной кофте. Красивый.
В десятом классе я в него влюбилась.
Тайно, конечно же. Никто-никто об этом не знал. Для всех наш сосед – мой друг, который провожал меня до школы и защищал от хулиганов, пусть и сам был
– Ягодами будешь украшать? – младшая сестренка Маришка тянется к корзиночке со свежей малиной.
У меня есть еще голубика и клубника. Потратила все карманные деньги, выданные мне на неделю.
– Да, – вырываю малину из ее цепких лапок, – и надпись сделаю.
– А что напишешь? «Я в тебя влюбилась»?
О моей влюбленности «знает» лишь сестренка. Ей семь.
– Нет, – ворчу.
– Ну и дура, – бросает и убегает.
Провожаю мелкую взглядом и беру кондитерский шприц с кремом из холодильника, склоняясь над своим шедевром.
«Наполеон». Каждый слой сделан с любовью.
«Герма…» Буква «н» не помещается.
– Блин!
Слизываю каплю крема с наконечника шприца. Вкусно.
– А я говорила! – слышу из комнаты.
Клянусь, будь она чуть старше, вцепилась бы ей в волосы.
– Нарисуй сердечко. Так тоже понятно!
Злюсь, но больше от волнения. Герман должен с минуты на минуту вернуться с тренировки. Я планирую лично отнести ему торт. Он, как хороший друг и верный сосед, пригласит на чай. У меня будет полчаса побыть с ним рядом.
Кожу на ладонях пощипывает от предвкушения.
Я и наряд выбрала. Голубое платье и туфли-лодочки. Волосы успела накрутить. Сейчас забрала их в хвост, потом распущу.
Коряво дорисовываю букву «н» и бегу переодеваться. В пять минут седьмого беру торт и выхожу из квартиры.
– Удачи, коза! – кричит сестра.
Рычу беззвучно и громко захлопываю дверь.
Герман живет напротив. Гипнотизирую металлическое полотно и дверной звонок. Может, вот он, момент для признания в чувствах?
В груди все переворачивается, а живот сводит от предстоящей встречи. Ждала этого несколько месяцев.
Ровно три моих шага до квартиры Германа. Делаю их быстро, в такт пульсу.
Звоню. Слышу противную трель и сильно закусываю губу. Шаги, которые затихают у двери и щелчок.
– Уф, бля-а-адь… Леся, ты меня напугала. Думал, родители.
Герман появляется на пороге в одних трусах. Его волосы в беспорядке, какого я еще не видела. На шее что-то вроде синяк… Но это ведь не синяк, правда?
– П-привет. Я… Вот, – протягиваю торт. Тяжелый. Руки дрожат. – С днем рождения.
– «Наполеон»? – голодно спрашивает.
Киваю. Говорить как-то не получается из-за вставшего поперек кома.
– Класс. Мы такие голодные!
Герман втягивает меня в квартиру и закрывает за нами дверь. Пахнет не теть Наташиными духами, как обычно, а чем-то новым. Не противно, но и аппетита не вызывает.
Понятно, какая у него была сегодня тренировка. Футбол
был бы лучше.– Пойдем на кухню. Вино будешь?
Вновь киваю. Чувствую себя глупо. Потому что вино не пью.
На столе две тарелки из советского столового гарнитура и два бокала. Они пустые, но капли на дне говорят о том, что там было красное вино.
Так и есть. У мусорного ведра пустая бутылка грузинского вина. И какое вино он мне предлагал? То, что выпил?
– Гера-а, – слышу позади гнусавый голос. Так сейчас все говорят. Для моего абсолютного музыкального слуха это как напрочь расстроенный рояль.
– Не боись, Сонь. Это Леся. Она моя соседка. Ну и дружбан с детства. Вон, торт нам принесла.
– Тебе, – поправляю, прочистив горло.
Какое, на фиг, «нам»?
Эта Соня рассматривает меня придирчиво. Дойдя до моих накрашенных губ, ехидно ухмыляется. Любой девчонке будет понятно, что я пришла к Герману не как «дружбан».
Сама Соня в подвязанной простыне. На ее шее такой же синяк, как и у Германа.
– Ну что вы девочки, как не родные. Садитесь. Да, Лесь, это Соня – моя девушка, – улыбается как никогда не улыбался. Как… Как дурак влюбленный.
Глава 2. Олеся
– Торт обалденный, Лесь. Почему ты мне никогда раньше его не пекла, м? Плохой из тебя друг, Птичкина, – говорит с набитым ртом, пытаясь прожевать третий кусок.
Почему я за калориями слежу, иначе в любимые джинсы не влезу, а он вон сколько уже сожрал, но кубиков по-прежнему восемь?
– А вы почему не едите? – спрашивает нас обеих. – Мне такой вкусный «Наполеон» только бабушка пекла.
Мы смотрим с раздражением друг на друга. В целом претензий к этой Соне у меня нет. Я вижу-то ее в первый раз.
– Жирное? На ночь? – с претензией говорит и смотрит мне в глаза.
Ей-то можно кусочек себе позволить. Какой размер одежды она носит? Тридцать восьмой? Сороковой?
– А я наелась, пока готовила и собирала.
По правде говоря, от волнения желудок свернулся в трубочку и сжался в точку.
– Мне, наверное, пора? – скромно спрашиваю.
– Отличная идея, – спешно отвечает Соня. Да просто нагло перебивает, не давая выдохнуть.
Герман будто и не замечает. Жует торт. Откладывает пустую тарелку, даже следов крема не оставляет, и, положив руку на плоский живот, поворачивается к своей девушке.
Она совсем ему не подходит.
– Не, Сонь. Тебе пора. Родаки вот-вот придут, а мне еще в комнате убирать, – подмигивает. Ясно же, что убирать.
Краснею и отворачиваюсь к окну. Хочу, чтобы теть Наташа пришла сейчас, увидела все и выгнала с позором эту Соню.
Но этого не происходит.
Герман возвращается на кухню, проводив Соню до такси. Мне кажется, я слышала ее претензии с четвертого этажа и ничуть ей не сочувствую.
Ох, я такая стерва!
– Жаль, не успела с Соней пообщаться. Она классная, – грустно произносит Герман и садится напротив. Выглядит и вправду расстроенным.