Сделай это нежно
Шрифт:
Ты приходишь всегда голодная, возбужденная, взъерошенная, какая-то растрепанная, под глазами – синие тени, снимаешь туфли – они на «низком ходу», эдакие полудетские «балетки», ищешь, что бы поесть (я всегда держу для тебя в холодильнике что-нибудь вкусненькое), садишься на подоконник, жуешь и смотришь в окно. И все это так, как будто не было этой недели – целой недели! Ты даже слушать об этом не хочешь – смеешься и говоришь: «Какая еще неделя? Не выдумывай!» Говоришь так уверенно, что я даже не могу обвинить тебя во лжи! Не могу сказать, что ты маленькая лгунья, что мне трудно с тобой, что можешь исчезнуть хоть навсегда! Оставь меня, наконец, в покое!
Но я этого никогда не скажу.
Я просто спрашиваю: «Что же ты делала все эти дни?»
И ты снова удивленно пожимаешь плечами: «Кофе пила…»
Так просто:
Ты прыгаешь в постель (ко всему еще и маленькая развратница!) и говоришь:
– Ну, что там дальше?
Сама невинность. Хоть и голая. Сама голая невинность, которая любит слушать сказки.
– Дальше прошло семь лет, и они поженились.
Ты не спрашиваешь – кто. Неделя отсутствия и пребывания «не в теме» не сбила тебя с намеченного курса – ты помнишь все, лучше меня. И я должен смириться, чтобы снова не потерять тебя на целую неделю. Хочу привязать тебя к себе сказками и историями, как Шахерезада.
…Эй, ты спишь?
Ты спишь. Я так люблю, когда ты вот так засыпаешь – неожиданно и так крепко-сладко, что из твоего полуоткрытого, как у ребенка, ротика капает на мое плечо слюнка.
Люблю, как ты просыпаешься – так же неожиданно, как птичка, и сразу требуешь невероятных историй, будто твой сон был необходим для того, чтобы увидеть все то, о чем услышала. А что ты там видела сейчас?..
Я говорю тебе так долго и путано, чтобы не думать о том, о чем должен подумать серьезно и что-то решить немедленно, пока не возненавидел себя. Каждый подаренный тобой день начинается и заканчивается для меня одним и тем же вопросом. Я поставил его для себя ребром, словно загнал в собственную руку топор.
Что должен чувствовать человек, который большую часть сознательной жизни честно прожил с одной женщиной, которую уважал, ценил, которая прошла с ним определенный путь и всегда доверяла ему, как и он ей, которая была ему другом, помощницей, советчицей, поддержкой, к которой он привык, как к воздуху, которого не замечаешь…
Что должен чувствовать такой человек, совсем не похожий на повесу или вертопраха, если… Если он случайно встречает другую и влюбляется во второй раз? Нет, не во второй раз. Ложь! Впервые. Да. Что он должен чувствовать, если этот человек – я? И у меня разрывается душа – от нежности к тебе и собственной подлости по отношению к другому, но не такому «другому» человеку, как ты…
Слышишь?
Не слышишь, я молчу. Или слышишь там, где ты сейчас – на острове, или в лодке, или в лесу, или там, где на берегу моря рыдает мальчик, который не может выразить свою любовь ничем иным, как желанием рушить…
Почему ты проснулась – спи…
– Да ты так вздрогнул, что мне пришлось проснуться – я даже не знала, что сплю. Так бывает?
– У тебя все бывает. Тебе хорошо?
– Мне хорошо, когда тебе хорошо.
– Что? Как ты сказала? Можешь повторить?
– Мне хорошо, когда тебе хорошо… А что?
– Просто это – лучшая формула любви, которую я никак не мог сформулировать, а ты сделала это так легко…
– Черт возьми! Кто сюда может звонить?
– Возьми трубку и узнаешь.
– Не хочу никого слышать. И вылезать из-под одеяла тоже. Мне кажется, что вся земля превратилась в эту кровать – в ней есть все, что мне нужно: любовь и весь мир. О, ну сколько же можно?
– Возьми и скажи, что ошиблись номером…
– О’кей! Сейчас так и сделаю. Ты не забудешь, на чем остановился?
– Я могу начать с любой буквы.
– Тогда я быстро…
– Ага, а я посмотрю на тебя – только не заворачивайся в простыню!
– Маньяк! Я и не собиралась заворачиваться!
…Я ревную тебя даже к твоему детству, к старым, еще черно-белым фотографиям, на которых ты кажешься мне неземной – не такой, как другие, стоящие рядом. Твои глаза полны ожидания – в них вопросы и удивление, а в волосах поют птицы и расцветает папоротник, ты вдыхаешь воздух, а выдыхаешь его вместе с золотыми лепестками или – язычками пламени, как сказочный дракончик. Тебя окружает такая плотная аура скрытой сексуальности, никто не устоит и пяти минут, чтобы не последовать за тобой, как пес. Я был не первым псом в этой стае, но первым, для кого ты сделала исключение и оглянулась. И бросила себя всю, как кость, чтобы мне было хорошо.
Я ревную тебя не потому, что хочу унизить себя или тебя. Я знаю, что если
завтра ты найдешь кого-то другого, я спрошу лишь об одном: тебе было хорошо? И если ты скажешь «да», то я обрадуюсь. Потому что эта твоя формула – наша общая формула…– Кто это был?
– Никто. Только дыхание.
– Это звонил ветер.
– Наверное… Так, что ты там бормотал о формуле? Я ненавижу математику! У меня всегда были двойки!
– Большинство людей – мужчин и женщин – говорят: «Мне с ним, или с ней, хорошо». И на этом, как правило, все. – Понимаешь?
– Не очень.
– Ну, они говорят так, делая акцент, прежде всего, на себе – «МНЕ хорошо». И в этом, собственно, нет ничего плохого. Мужчина должен гордиться тем, что с ним кому-то хорошо. Но никто не догадывается, что это только половина формулы. Когда мне говорили «мне хорошо с тобой» – я тоже гордился. Но всегда чувствовал, что в этом должно быть еще что-то. Что-то важное, взаимодействующее… Ты сформулировала то, о чем я думал, что чувствовал, но не мог выразить: мне хорошо только тогда, когда тебе хорошо.
– Элементарно, Ватсон! Если бы эту формулу изучали в школе – люди были бы гораздо счастливее.
А потом ты уходишь. На пороге я спрашиваю тебя – когда опять?
– Завтра.
Я делаю вид, что верю.
Точнее – я верю. Верю в этот момент, надевая на тебя плащ, поправляя на тебе шарф, застегивая твои пуговицы. Веду себя как твой хозяин.
Я смотрю в окно, как ты переходишь улицу и исчезаешь за углом.
И я остаюсь один на один с этим твоим «завтра».
Все равно, что один на один с вечностью…
Во всем виноват Кортасар (Несколько мейлов)
@
Кому: Петру
Тема: Внимание! Это не спам!
«…Да, старик, это опять я. Только с другим паролем! Поэтому придется проделать ту же штуку, что и в прошлый раз, когда я писал тебе из Венеции: напомню какой-то только нам одним известный случай. Ты знаешь зачем: чтобы доказать, что пишу именно я.
Почему-то там, в Венеции, на площади Сан-Марко на меня нахлынули такие сантименты, что в качестве «пароля» я напомнил тебе, как в пять лет мы пошли в лес охотиться на капибару.
Нас с милицией нашли в полночь – мы спали под деревом в обнимку, зареванные и охрипшие. Но держались за руки.
Да так, что нас не могли расцепить…
Здесь, в Калифорнийской таверне, вспомнилось другое. Как когда-то, играя в футбол на нашей «Строителей, 13», я пропорол икру проволокой, торчащей из земли, а ты донес меня на закорках до самой больницы.
Вся твоя рубашка и шорты были в моей крови. По дороге ты плакал и думал, что я этого не слышу. А я слышал…
Ну вот. Теперь, надеюсь, ты убедился, что я – Павел. Да, сегодня я Павел, то есть даже – Пабло (америкосам кажется, что я похож на испанца!).
В Венеции был Марком, в Стрые – Иваном.
Теперь имя мне – легион…
И это для меня не так существенно и не так реально, как та твоя рубашка, залитая моей кровью.
И твои слезы из-за моей боли.
Эти и подобные воспоминания и являются моей настоящей жизнью. Остальные – калейдоскоп, в котором до сих пор не разобрался…
Короче, старик, я в Калифорнии.
У меня хороший вид из окна: пальмы, «бич», широкие волны океана.
Кайф, одним словом…
Одно беспокоит: я все еще получаю от НЕЕ глупые смс-ки.
На них, кстати, отвечает первый попавшийся, с кем я сижу за столом. Это как игра в снежный ком: читаю смс-ку дальнобойщику, официантке, директору шапито, наконец, рыжей обезьяне и черту лысому – а они диктуют ответ.
Каждый – свой. А я нажимаю на кнопки – записываю ответ.
Кажется, ЕЕ это устраивает. И это меня удивляет – она всегда была рациональной девочкой с железной логикой. А здесь воспринимает всякую абракадабру – без всякого нарекания!
Если только мне вместо нее тоже не пишет «первый попавшийся».
Она всегда была выдумщицей, моя сумасшедшая девочка с синими волосами! Но наша игра затянулась. Я давно хочу ее прекратить… С твоей помощью, старик. Ведь ты мне поможешь, не так ли?
Словом, я хочу чтобы она знала: меня больше нет. Я мертв. Мертв давно и надолго! А моя мобила давно путешествует по рукам и мирам, как «переходящее красное знамя».
Только номер не изменился.
Кстати, интересная идея, старик…
Ох, хотелось бы мне поговорить с тобой вживую хоть десять минут…»