Сделай сам 1

Надо всё же доставать винтовку поскорее. Надо!

Видать, в моих глазах что-то такое в этот момент промелькнуло, когда я задумался над последней мыслью, поскольку пришедший выяснять с нами отношение месье Клеман, аж сбился со своей обличительной речи, что мы, мол, воры и вообще мошенники нехорошие.

С чего он на нас вообще взъелся и кто он вообще такой? Взъелся, потому что чётко понимал — мы явились активно разрушать то, что он выстраивал многие годы. И тут уже важно, кто он такой.

Густав Адольф Клеман был владельцем аж двух автомобилестроительных заводов, производивших автомобили Клеман-Гладиатор, а также совладельцем компании «Панар-Левассор» — крупнейшего и наиболее успешного автопроизводителя мира на 1898 год. С которым мы, кстати, сейчас судимся за ряд изобретений.

Вдобавок он владел компанией «Данлоп». Да, да! Той самой! Монстр шинной промышленности даже моего родного времени. И сейчас он такой же монстр этого направления тоже. Ну и на закуску имел солидную долю ещё в десятке заводов, что изготавливали велосипеды, мотоциклы, трициклы и кое-что сверх того.

Почему же мы воры? Да потому что явно собирались залезть на рынок Франции вместе с ногами. Но при этом, в отличие от всех местных производителей, вообще не собирались платить кое-кому за лицензию на ДВС, работающий по циклу Отто. Ведь во Франции эта лицензия принадлежала заводу «Панар-Левассор» и все обязаны были делать «ку» в его сторону, а также делиться денежками с каждого проданного автомобиля. Все, но не мы. Мы свой движок патентовали в России и производили в России. И плевать хотели с высокой колокольни на лицензии французов, поскольку у себя в стране мы тоже держали эту самую лицензию на этот самый цикл. А это деньги и немалые!

— И всё же я настаиваю, чтобы вы самостоятельно снялись с соревнований и вообще перестали дурить своими сказочными россказнями умы доверчивой французской публики! — Я французский язык всё ещё знал с пятого на десятое, как бы матушка ни старалась вбить его в мою голову, но общий смысл сказанного понял так.

— Вы можете настаивать на чём угодно, месье Клеман. Но, правда заключается в том, что соревнования проводятся под эгидой «Автомобильного клуба Франции», в котором вы лично ничего не решаете. Клуб нам выдал официальное разрешение на участие в гонке, к его правлению и обращайте все свои претензии. — А это уже мой папаня шпарит на местном, словно на родном. Как-никак французский ныне является языком международного общения. И знать его — «маст би», как сказали бы в моё время уже на английском.

И к правлению он этого Клемана правильно посылает. Там среди трёх главных персон заседал основной конкурент Клемана, Панара и недавно умершего Левассора — маркиз Жюль Альберт де Дион, являющийся владельцем автомобильной марки и соответствующих заводов «Де Дион-Бутон». И этот самый де Дион имел огромнейший зуб на «Панар-Левассор» за то, что его лишили первого призового места и после финиша вообще исключили из числа участников первых в истории официальных автомобильных гонок, чтобы впихнуть хотя бы на третью позицию автомобиль «Панар-Левассор».

Во Франции вообще сейчас стояли на дворе такие времена, когда народ не стеснялся открыто играть с фактами в пользу того, кто громче всех кричит, «политически» близок правильным людям и при этом вдобавок так приятно шуршит в карманах франками. И если даже правда всплывёт потом, это будет потом, когда уже многое забудется или станет вовсе неважным делом.

Короче говоря, на честное соревнование моторов нам можно было не рассчитывать от слова — «совсем». На местном празднике жизни мы были чужими. А тут и своим денег всегда не хватало так-то.

— А если сунешься своими грязными ручонками к нашим машинам, я лично прострелю тебе колено, а после всем скажу, что так и было. Понял? — не стал молчать и я, на корявом французском выразив свою мысль, отчего лицо нашего собеседника вытянулось так, что стало похожим на лошадиную морду. — Я маленький! Меня даже не осудят! А ты останешься безногим инвалидом! — для большей наглядности я достал из скрытой кобуры свой дерринджер и потряс тем перед носом этого некультурного человека. Ну, как перед носом. Не перед носом, конечно. Рост не позволил. В общем, докуда доставал, перед тем и потряс. И господинчик этот, судя по всему, проникся. Явно в оперные певцы записываться не спешил.

Тут вообще с оружием вышло интересно. Вози с собой через все границы в багаже и никто тебе слова против не скажет. Вот это я понимаю — полная свобода передвижения! Потому я и махал им так уверенно в чужой стране, что не нарушал тем самым никаких законов. Охренеть благодать!

— Бам!

— А-а-а! Мерд!

— Бам!

— А-а-а-а-а! Табарнак!

— Бам!

— А-а-а-а-а-а-а-а! Ру-пэ-э-э-пт!

Эта непереводимая игра слов с использованием местных идиоматических выражений, что время от времени прерывали звуки производимых мною выстрелов, стала результатом самих моих выстрелов, как бы это ни было странно. А ещё они являлись хорошим показателем моей меткости даже в условиях ночной темени.

Откуда вообще взялся такой коктейль из меня, выстрелов и криков? Да ещё посреди ночи!

Так это я самовольно заступил на ночное дежурство по охране нашей движимой семейной собственности. Короче, машины я сторожил от покушений всяких нехороших лиц.

Нас всех, будущих участников гонки, вместе с нашей техникой хоть и разместили в более чем приличном месте — на Площади Согласия и примыкающих к ней отелях, где «Автомобильный клуб Франции» как раз в текущем году специально выкупил для себя место, обеспечить защитой от недобросовестной конкуренции никак не могли. Тут в этом плане каждый был сам за себя и сам же отвечал за сохранность своего имущества. Дикий капитализм, как он есть! Чем кое-кто и решил воспользоваться по полной программе уже в первую же ночь нашего пребывания во французской столице.

Я тоже верой в людей и их порядочность особо не страдал и потому сбежал поздно вечером из нашего с братом общего на двоих гостиничного номера. Сбежал не куда-то там искать политического убежища. А совсем наоборот — защищать с оружием в руках своё. Вот и защитил, получается.

Боролся я, значит, героически со сном, боролся, сидя на заднем сиденье лимузина, даже окна на треть опустил, чтобы свежий ночной воздух бодрил, как слышу — кто-то рядом начал шебуршать нехорошо так. А рядом — это у нашего спортивного автомобиля, который был припаркован тут же под боком. Лимузин у нас в этой поездке выступал в качестве технички. Ну и семью перевозить, конечно, был горазд. В общем, зашебуршали.

А я что? А я ничего! Мне для людей вообще ничего не жалко! Особенно какого-то свинца! Что у нас, свинца в России мало, чтобы жадничать? Да ни в жизнь! У нас этого гуталина! Ну, вы поняли.

Патроны в моих дерринджерах на сей раз были с мелкой дробью. Той, что на крыс. Вот я трёх «крыс» и приголубил со всей своей пролетарской сознательностью. А нечего им было так сильно увлекаться, влезая с головой в салон и под капот нашего спортивного купе, чтобы снаружи так великолепно торчали лишь жопы!