Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка

– Какой еще чебурек?
– недоумевающе переспросил Листопад, слегка ослабляя хватку. - А я почем знаю какой? Может, узбек. Может, туркмен. Я в них, чебуреках, не разбираюсь!
– поняв, что сразу бить не будут, патлатый слегка приободрился, и тут же в голосе добавилось скандальности. - Чурка, он и есть чурка. Я ему и говорю, а ты чего-й-то тут, чебурек, по нашим фойе шастаешь? Что тебе здесь, Фергана какая-нибудь, что ли? Ну, он лопотать чего-то. Я его, естественно, за хобот, - налицо нарушение суверенной территории. А тут этот ваш, мешком прибитый, откуда-то нарисовался: "Не трожь. Он, мол, тоже людь". Я, грю, может, он там где-то у себя и людь, только чебурек этот по праву первого мой. Хочешь пометелить, найди себе другого. А ваш заблажил чего-то! По физии мне, вон, заехал! Тут и наши подоспели. Ну скажи, если по совести, кто его звал за каждую косоглазую сволочь встревать?

Тараторя без продыху, парень непрерывно поглядывал на подрагивающий у лица кулачище.

– Другие, между прочим, тоже били, - без стеснения напомнил он.

По счастью для перетрусившего патлатого, со стороны мотеля к ним бежала официантка Нинка Митягина. Упругие Нинкины груди без лифчика колыхались в такт бегу, будто рессоры вагонетки.

– Ваня! Ванечка!
– задыхаясь, выкрикнула она.
– Только что Феликса с валютой на кармане взяли. Теперь тебя ищут. Беги! Листопад огляделся, двинулся к обочине. Уже из-за кустов, скрываясь, погрозил патлатому:

– Гляди у меня, если что!

– А вы чего раззявились, уроды?
– Нинка зло оглядела остальных.
– По вашу душу тоже ментов вызвали. Дуйте отсюда! Поздно!

Площадку у мотеля разом осветили с трех сторон фары ПМГ(сноска - "передвижные милицейские группы"). Нападавшие брызнули врассыпную. Началась ловля. Подъехавшие милицейские наряды без разбору "окучивали" пойманных по машинам.

* Антон отполз за куст сирени. Оттуда расслышал презрительный выкрик патлатого, оборвавшийся внезапно, - должно быть, от хорошего пинка или от удара. Потом одна за другой хлопнули дверцы, УАЗы газанули и, похлопывая "сечеными" глушителями, уехали.

Потом он забылся. А когда очнулся, мотель погрузился во мглу, - похоже, разъехались и официанты.

Внезапно Антон остался один. Живот болел нестерпимо. - Аки Робинзон Крузо на острове, - вслух, чтобы подбодрить себя, произнес он.

Рядом сокрушенно вздохнули. Из кустов высунулась знакомая туфелька.

– Опять ты?

– Ну, я, - девушка подползла к Антону. Голос ее дрогнул.
– Холодно. - Еще бы! Теплые трусы надевать надо. - А ты бы не подглядывал. - Так мудрено. - Все равно. Был бы джентльмен, отвернулся.

– От тебя только отвернись. Вмиг наваришь. И чего тут делаешь?

– Да то же, что и ты: от ментов прячусь.

– Я не от ментов. Я - от боли. Живот у меня больной, - Антон застонал.

– Сказать, что ли, не мог?

– Ну да, тебе скажешь. Как раз туда бы и звезданула, - огрызнулся Антон.
– Туфли напильником, поди, затачивала?

– Нету туфель. Сломался каблук, - она всхлипнула.

Антон с невольным облегчением всмотрелся, разглядев смоляные всклокоченные волосы вокруг распухшего от слез лица.

– Ты мне только ответь, - он осторожно перевел дыхание, прикидывая, сможет ли подняться.
– Ну, эти идиоты ладно. А ты за что меня гвоздила?

– За дело, - девчушка насупилась.
– Я тебя танцевать приглашала, а ты не пошел. Да еще мокрощелкой обозвал. А мне, между прочим, скоро пятнадцать. И я в музучилище поступила.

– Да?
– Антон потянулся, припоминающе провел ладонью по безнадежно перемазанному личику.
– И как зовут? - Лика.

– Нет, не припомню.

– Потому что сволочь и есть. Об такого гада еще новые туфли испортила!

– Шкуру ты мне точно попортила, - Антон перевернулся на спину.
– Слушай, лягастая. Погляди-ка живот. Не распороли?

– Еще чего?! Сынок маменькин. Я тебе и попала-то один разок. Да не дергайся... Ой, мамочка! Чего-й-то?

Она осела рядом, в одной руке сжимая растерзанную туфлю, а другую руку, перевернутую ладонью кверху, изумленно разглядывала.

– Кровь, - определил Антон.

– Увечный, что ли?

– После операции, - он попытался хохотнуть. Вместо этого скривился.

– И ты такой в ресторан поперся? Правильно я поняла, что у тебя не все дома. Это кому скажи, не поверят. Натуральный придурок. Тебя ж в больницу срочно надо!
– поднялась, повертела туфлю, раздраженно отшвырнула.
– Ладно, вставай. К дороге пойдем. Может, кого остановим. Или тебя поднимать?

– Как-нибудь без детского сада обойдусь!
– Антон вскочил. Но живот полоснуло такой резкой болью, что, ойкнув, тут же свалился на траву и потерял сознание.

Когда вновь очнулся, то обнаружил себя на обочине шоссе. Рядом с всхлипываниями и завываниями рыдала перемазанная в грязи Лика.

– Где я?
– поинтересовался Антон.

– Сам не видишь? Трасса Москва-Ленинград.

– Это ты что ж, меня на себе двести метров протащила?!

– Ни одна сволочь не останавливается. Жлобье!..
– тело ее сотрясалось то ли от злости, то ли от холода.
– Господи! Ну что ж мне с тобой делать-то? Не бросать же такого. Подохнешь ведь.

Она вздрогнула: прямо за их спинами кто-то с разухабистым матом ломился сквозь кусты. Через минуту из чащи показался огромный леший - в двубортном костюме, обросшем репеем и мокрыми листьями.

– Ванюшка, - обрадованно пробормотал Антон.

– Ну, ты подумай, - Листопад с досадой разглядел силуэт мотеля.
– Я раньше учителям не верил. Думал, врут, будто земля круглая. По моим подсчетам, она выходила в форме чемодана. А теперь доподлинно убедился - круглая, паскуда! Проверил, можно сказать, эмпирическим путем. Полчаса по какому-то болоту проблукал. И опять сюда же вынесло! За это время до канадской границы добежать можно. А я тут меж двух берез кружу. Аж хмель вышел. А вы здесь чего разлеглись? Трахаетесь?

– Угу! Аж утрахалась, - Лика зло кивнула на постанывающего Антона.
– У него живот прорвало. В больницу срочно надо. И - ни одна сволочь!.. Мне что, до гола раздеться и поперек дороги лечь, чтоб машину остановить?!

– Этим ты вряд ли кого соблазнишь, - Листопад пренебрежительно крутнул субтильную, длинноносую, с выступающими ключицами девчушку. - Понимал бы чего в женщинах, - огрызнулась уязвленная Лика.
– Обаяние в красоте не нуждается. Но Иван, не обращая на нее внимания, склонился над Антоном, всмотрелся озабоченно: - И впрямь зенки закатились. Никак, к верхним людям собрался. Одним прыжком он перемахнул через кювет.

– И ты тоже дристануть собираешься?
– безысходно сообразила Лика.

– Надо бы, - подтвердил, всматриваясь вдаль, Листопад.
– Меня сейчас вся ваша ментовка разыскивает. Минутка, что называется, дорога. Но, с другой стороны, как не порадеть родному человечку?.. Ништяк, прорвемся!

Он увидел свет приближающихся фар и встал посреди дороги.

– Осторожно, задавят же!
– вскрикнула Лика.

– Оно вряд ли! Это ж, судя по звуку, частник. Машину пожалеет, - Листопад расставил руки наподобие шлагбаума, на две трети перегородив шоссе.