Сделаю тебя взрослой
Шрифт:
Она всегда раньше всех появлялась. Не, не потому что такая пунктуальная, просто ее отцу на смену в больницу пора было ехать. Она коротко целует его в щеку и ускакивает ко входу. Может, даже поздороваться успеем.
Вячеслов Олегович хочет уже сдать назад, когда натыкается на меня. Весь его добродушный вид слетает словно маска, открывая истинное лицо этого «уважаемого» человека.
Я бы мимо прошел, но этот вряд ли позволит.
– Самсонов?
– Тут!
– Не ерничай. Что ты тут забыл?
– На тренировку пришел. Вам, кстати, тоже
Весь такой правильный и строгий, но дергается ко мне, берется за край воротника… Задираю бровь, давая понять, как сильно он себя выдает.
Он тут же стряхивает с меня невидимые пылинки.
– Рад, что ты образумился и вернулся в футбол. – Лицемерие, как оно есть. – Узнаю, что ты к Лукерье свои грязные лапы тянешь…
– А если помою?
– Что?
– Ну… Лапы… Вы же за гигиену!
– Слушай сюда!
– Да я все помню. Мне ваша дочка и даром не нужна. Баб мало, что ли? – так грубо я врал последний раз его дочери, когда говорил, что она должна подрасти. На самом деле, я сам отчаянно хотел сделать ее взрослой. Все еще хочу!
– Правильно, занимайся бабами. Узнаю, пущу видео в ход.
Он отворачивается, идет к машине. Хочется догнать, башку об стекло машины разбить. Сказать, что, если он пустит в ход видео, вся его семья по миру пойдет, а мой отец из доброго депутата легко превратится в злого бандита!
– Вячеслав Олегович. Вы только помните, что, если вы пустите в ход видео, ничего вашу девочку от моих грязных лап не спасет! И не только лап.
– Щенок! – поворачивается он, делает шаг, но замирает под звук звонкого окрика.
– Папа!
Луша воздушным облаком слетает со ступеней, подходит все ближе. Смотрит прямо на меня, предупреждающе, с подозрением. О, Зай, я бы столько тебе рассказал!
– Привет, Самсонов? Пап, все нормально?
– Конечно, дочка. Мы просто здоровались.
– Да. Как раз вспоминали, как много твой папа делает для благополучия своих детей. Буквально жизнью рискует.
Наверное, будь в руках хирурга скальпель, мой язык кляксой уже стекал бы по стеклу моей машины.
– Ладно, побегу, опаздываю на тренировку.
– На тренировку? – раскрывает Луша глаза шире, теперь они практически на все лицо.
– Да, пока!
Убегаю, но чувствую, как еще волоски дыбом от встречи. Как от взгляда Луши по лопаткам бегут мурашки. Как жжет затылок от ненависти ее отца.
Не успеваю дойти до раздевалки, как запах Луши буквально обтягивает меня плотным кольцом.
Как и она сама, дернув на себя.
Она ж дождется, блин, я ее так задергаю, что она умолять о пощаде будет!
– Что у тебя за дела с моим отцом?
– Спроси у него, – заглядываю в глаза. Огромные, чистые, голубые с фиолетовыми отливами. Особенно, когда злится. Невероятная!
– Он говорит, что обсуждали Ефима, но он выглядел агрессивным. А это редкость! Скажи мне! – требует, прям. Голос
прорезался. – Скажи! Немедленно!Поворачиваю голову из стороны в сторону. Еще минуты две никого в коридоре не будет.
Толкаю ее к стене резко, дух вышибаю. Руку ставлю над головой.
– Что ты себе позволяешь? – сжимает кулаки, в глаза грозно смотрит. Еще немного, и фырчать начнет.
– Я-то скажу… Но готова ли ты услышать правду?
– Конечно, готова!
– И заплатить за нее готова?
– Заплатить? Деньгами?
– Ты думаешь, я нуждаюсь в деньгах?
– Тогда, – до нее доходит, лицо приобретает розовый оттенок, идет пятнами. – Ты просто ужасен! Как ты можешь это предлагать?!
– Луша, я вообще имел ввиду мою футболку. Ты же не выкинула ее?
– Что? – она краснеет еще сильнее. Стыдится собственных мыслей, как когда-то стыдилась желаний. – Конечно, выкинула. Не думаешь же ты, что я храню твои вещи? Пф!
Врет! От этого волоски дыбом. Она в ней спит? Или надевает после ванной? А может, втягивает остатки запаха?
– И кулон?
– Тем более. В тот же вечер.
– Жаль. Ну, значит, живи без этой информации!
– Сережа!
– Я правда опаздываю. А ты вряд ли захочешь, чтобы твой парень нас тут застал, да?
– Ты просто… Вонючая обезьяна! – хочет ударить, но сжимает руку в кулак, толкает, по коридору уходит.
– А когда-то этот запах ты называла гладиаторским!
Не отвечает, убегает в свою раздевалку. Я же зубами кулак прикусываю, почти вою в него, потому что девчонка – один сплошной пожар, и я бы много отдал за то, чтобы им обжечься. Даже сгореть дотла!
Но не буду. Так будет лучше для нас всех.
FlashBack
Все думают я маленькая, что я не понимаю ничего? Не понимаю, что если девушка сидит на коленях моего парня и пытается проверить его размер его горла языком, то это измена. Это самое настоящее предательство!
– Луша, уйди отсюда, – толкает меня старший брат, с которым я приехала в этот вертеп.
Я не слышу его слов, в голове уже замкнуло.
Я отбиваю его руку, смотрю туда, где Самсонов даже не пытается оправдаться действиями. Спокойно стаскивает со своих рук черноволосую стерву, что притворялась моей подругой, поднимается и не прячет взгляд.
Нужно быть гордой, да? Нужно развернуться и уйти, как взрослая женщина… Но я, черт возьми не женщина! Я девочка, девочка, которой рвут на части сердце.
– Луша! – зовет брат, но я уже вперед иду, сквозь толпу, сквозь яркий свет клубных ламп и биты разрывающей ушные перепонки музыки.
Иду вперед и как кошка вою, вцепляюсь в волосы той, что позволила себе коснуться моего парня. Моего! Моего! Моего!
– Тварь!
– Луша! – меня обнимают за талию, поднимают в воздух и кричат, но я бьюсь рыбой в силках. – Прекрати!
– Стерва! Отпусти меня, я хочу ей вмазать. Ты вкурсе, что нельзя трогать чужое?! За это руки отрубали в Морокко!