Сделка с Прокурором

– О Мара! Каким же наивным я был!
– Марано презрительно сузил глаза.
– Я ведь серьезно начал было полагать, что вы просто запутавшаяся, невинная овечка, а вы.
– он покачал головой, - вы. оказались волком в овечьей шкуре! Вы - всегда были и остаётесь циничной, корыстолюбивой и бессердечной. чудовищем!

Последние слова королевский прокурор произнес с таким отвращением, что Элизабет показалось, будто он плюнул ей в лицо.

Ей понадобилась вся её сила воли, чтобы в ответ на этот исполненный искреннего презрения выпад иронично-сострадальчески усмехнуться и, пожав плечами, доверительно-вкрадчиво заметить.

– Господин прокурор, после всего того, что я выслушала от вас в зале суда, ваши новые оскорбительно-уничижительные речи не производят на меня ровным счетом никакого эффекта! Однако разрешите вам напомнить, ради вашего же блага, что вы на грани полного выгорания и что с каждой секундой, в течение которой вы со мной спорите, из вас по капле продолжает уходить уже даже не магия, а жизнь.

– Я надеюсь, вы отдаете себе отчет, что таким образом получаете во мне врага на всю вашу дальнейшую жизнь...
– сверля бессердечное чудовище презрительным взглядом, сквозь зубы процедил мужчина.

– А я вас иначе и не воспринимала.
– хмыкнула девушка.
– Хотя.
– усмехнулась она, закусив нижнюю губу.
– Враг, связанный кровной клятвой: опекать, помогать и защищать свою спасительницу - это не враг, это так.
– она махнула рукой, словно отгоняя от себя муху.

– Ещё и клятву?!
– мужчина не сдержался, открыл рот от удивления и так с открытым ртом в недоумении и застыл на несколько секунд.
– Не может быть и речи! Я никогда не дам кровную клятву гнусной тв.
– воспитание всё же не позволило ему произнести оскорбление до конца, посему, сцепив зубы, он злобно, в полном смысле слова, прошипел,

– шшшантажжжжистке!

– Тогда удачи вам, господин прокурор найти в ближайшие две -три минуты какую -нибудь другую макошьчанку или, возможно, макошьчанина, - пожала плечами гнусная шшшантажжжжистка и с деланным равнодушием снова принялась изучать пейзаж за окном.

Мужчина надсадно закашлял и долго не мог остановиться.
– Навь с вами! Помогите мне! Но вместе с кровной клятвой, которую вы от меня требуете, я даю вам и другую: я найду способ обойти клятву лояльности и заставлю вас ответить мне за все!

– Ничего другого я от вас и не ожидала.
– мрачно усмехнулась девушка.
– Мне помочь вам?

– Спасибо, я сам!
– дрожащими и непослушными руками Марано достал из кармана перочинный нож и сделал надрез у себя на запястье левой руки.

Как только, ленивый и неспешный ручеек крови заалел, просочившись на поверхность кожи, мужчина, положив правую руку на ранку, голосом полным презрения и ненависти произнёс: «Я Эдвард Марано клянусь на своей крови опекать, защищать и во всем помогать Элизабет Норфлок до тех пор, пока бьётся моё сердце». Довольны?
– голосом полным отвращения поинтересовался он.

– Не совсем, - покачала она головой.
– Поклянитесь также, что вы поможете мне стать генеральным подрядчиком и получить грант.

– Я же уже поклялся вам помогать во всем!
– мрачно возмутился он.

– Вы лучше меня знаете, что если вы сам себя убедите, что это во вред мне, то это освободит вас от выполнения моей просьбы!
– настаивала она.

– Хорошо! Я клянусь на своей крови, что сделаю всё от меня зависящее, чтобы вы получили генеральный подряд на установку охранных систем во всех королевских ведомствах и чтобы вам предоставили грант под разработку новой, революционной по своим возможностям, противомагической охранной системы! Теперь вы довольны?

– снова выплюнул он.

– Теперь да, - удовлетворенно кивнула она.
– Подвиньтесь! Ваша аура в столь плачевном состоянии, что у меня нет выбора - мне придётся вас поцеловать, - она села рядом с

мужчиной и посмотрела ему прямо в глаза.
– Прежде чем я поцелую вас, я хочу вас чётко и конкретно предупредить: этот поцелуй для меня - не более чем неприятная необходимость...

То, что макошьчане могли делиться жизненной и магической силой - было ещё одной причиной, которая заставляла Элизабет скрывать своё происхождение. Силу можно было передавать и с помощью прикосновения, однако поцелуи были гораздо более быстрым и эффективным способом передачи.

– Кто бы сомневался?!
– хмыкнул Марано.
– И, тем не менее, сейчас проверим, действительно ли это так?

И он с просто поразительной для умирающего силой притянул девушку к себе, жадно впившись в её губы глубоким, умелым поцелуем мужчины, далеко не в первый раз целующего женщину. Поцелуй как -то слишком уж быстро, стал слишком уж глубоким. Более того, руки мужчины вдруг обожгли голую кожу её спины.

Элизабет вздрогнула от неожиданности и постаралась его оттолкнуть.
– Вы слишком увлекаетесь!

Однако мужчина заглушил её протесты новым поцелуем. Поцелуем просто потрясшим её своей нежностью и предупредительностью. Поцелуем легким как перышко и приятным как летний бриз, слишком неспешным и заботливым для человека, ненавидящего и презирающего её.

И тут она поняла, что он делает.

Она отказалась изображать его девушку. И тем самым уязвила его мужскую гордость. И потому сейчас он решил сделать этот их поцелуй незабываемым для неё настолько, чтобы потом каждый раз, когда она будет целоваться с кем-то ещё, она невольно, но сравнивала поцелуи этого кого-то ещё с этим поцелуем.

Ну что ж, тогда у неё для него сюрприз! Она не поведется на дешевые трюки этого мачо! Не уступит перед его самоуверенной демонстрацией власти, которую он выдаёт за мужскую неотразимость!

Девушка упрямо сжала губы и даже зубы сцепила в безмолвном, но решительном протесте.

Но тут его мягкие, тёплые, чуть раскрытые губы прошлись по её, едва касаясь, но даря такое наслаждение, что её глаза сами собой закрылись, а губы дрогнули и приоткрылись, чтобы...

Её гнев сам собой куда -то испарился, а решимость оставила, причем самым наглым образом, забыв, что вообще-то нужно спрашивать разрешения на то, чтобы отбыть в неизвестном направлении в столь неподходящее время.

Марано же никуда не спешил, не настаивал, более того, он безропотно, беспрекословно соглашался на то, что она, Элизабет, здесь главная. Она госпожа и повелительница. Он инстинктивно почувствовал момент, когда она уже была совсем «не против», а очень даже «за» и его язык, теперь уже абсолютно уверенный в своей безнаказанности, скользнул внутрь.

И всё. Она начисто забыла, что ненавидит, презирает и просто на дух не переносит этого самодовольного индюка.

Пространство и время вдруг перестали существовать, и невыразимо чудесное наслаждение поглотило её. Осознание того, что она всю жизнь недоедала и вдруг попала на пир, снизошло на неё. Она хотела, нет, просто жаждала, чтобы всё было по -настоящему. Чтобы он не претворялся, а на самом деле любил её...