Сдвиг времени по-марсиански (сборник)

Бэйнс и Аннет ждали; геб перестал мести, поднял голову и хихикнул. Деп продолжал невидящими глазами смотреть в пол. Наконец госпожа Хибблер обнаружила стул, номер которого ее удовлетворил. Выдвинув его, она примостилась на краешке: руки сложены, пальцы в движении, будто ткут невидимое полотно, способное ее укрыть.

— На стоянке я наткнулась на Строу,— сообщила она и сосчитала несколько раз про себя.— Представителя манов. Ужасный человек, чуть не задавил меня. Пришлось...— Она замолчала.— Не обращайте внимания. Однако сложно отделаться от раздражения, которое вызывают маны.— Ингрид Хибблер передернула плечами.

— Если в этом году от шизов опять будет Манфретти, — сказала Аннет, не обращаясь ни к кому конкретно,— он, скорее всего, войдет сюда через окно, а не через дверь.— Аннет весело рассмеялась, взмахивающий шваброй геб присоединился к ней.— Итак, нам осталось дождаться представителя гебов.

— Я делег-гат от Гандитауна,— отрекомендовался геб Якоб Симион, не прекращая мести,— Я п-просто решил немного п-прибраться, пока ждал остальных.— Он бесхитростно улыбнулся.

Бэйнс вздохнул.

«Представитель гебов — уборщик. Конечно, они все такие. Если не внешне, то в глубине души».

Теперь отсутствовали только делегаты от шизов и манов.

«Небезызвестный Говард Строу, вероятно, появится, когда закончит шарить по стоянке в надежде уязвить еще кого-нибудь из прибывающих делегатов.— Бэйнс задумался.— Но пусть только попробует напугать меня».

Пистолет на боку Бэйнса не был игрушкой. Кроме того, у него еще оставался симулякр, который ждал сигнала за дверями зала.

— А зачем мы вообще собрались? — спросила госпожа Хибблер и начала быстро считать, закрыв глаза и перебирая пальцами.— Раз, два... Раз, два...

— Разнесся слух, что к нашей луне приближается странный корабль,— сказала Аннет.— Явно не торговец с Альфы-два, мы уверены в этом.

Она продолжала поглощать конфеты. Бэйнс с удивлением отметил, что пакет почти пуст. Он знал, что у Аннет нарушение в мозгу — нечто вроде синдрома обжорства. Когда она нервничала или волновалась, синдром проявлялся сильнее.

— Корабль, — пробормотал деп, неожиданно возвращаясь к жизни.— Возможно, он поможет нам выбраться из нашей дыры.

— Какой дыры? — спросила Ингрид Хибблер.

Деп дернулся и изрек:

— Сами знаете.— На это ушли остатки сил, и он снова погрузился в безмолвное оцепенение.

«Для депов все, что ни происходит,— катастрофа. Впрочем, любые перемены для них еще хуже.— Презрение Бэйнса к депу усилилось.— Но корабль — это уже серьезно... Ман Строу, вероятно, знает, в чем дело. На высотах Да Винчи у манов есть хитроумные приборы для наблюдения за космосом — возможно, весть пришла оттуда... Если, конечно, шизы не обнаружили корабль в своих видениях».

— Возможно, это ловушка,— произнес Бэйнс вслух.

Все присутствующие, включая мрачного депа, уставились на него — даже неутомимый геб перестал мести.

— Маны способны на все,— объяснил Бэйнс,— Они стараются ввести нас в заблуждение, чтобы потом добиться своего.

— Зачем? — пролепетала Ингрид Хибблер.

— Вы же знаете, как они ненавидят все остальные кланы! Это жестокие и невежественные люди, грязные пираты, которые хватаются за оружие всякий раз, когда слышат слово «культура» [2] . В этом весь смысл их жизни, как у древних готов или гуннов.

2

Автором данного высказывания является немецкий драматург Йодль, хотя наибольшую известность оно приобрело в устах доктора Геббельса. (Прим. перев.)

Бэйнс остановился, хотя и чувствовал, что не до конца выразил свою мысль. Говоря по правде, он и сам не знал, отчего маны столь агрессивны. Если только — согласно его теории — не из простого желания причинять боль ближнему.

«Нет,— думал он,— здесь кроется еще кое-что. Злоба и зависть — они завидуют нам, потому что мы культурнее. Хотя все кланы разные, у нас нет порядка, какого-либо единства, только смесь так называемых созидательных проектов, которые, скорее всего, так никогда и не воплотятся в жизнь...»

— Да, надо признать, господин Строу несколько невоспитан,— медленно проговорила Аннет.— Его даже можно назвать дерзким. Но зачем ему распускать слух о чужом корабле, если таковой не обнаружен? Вы не привели ни одной веской причины, Габриэль.

— Но я знаю,— упрямо продолжал Бэйнс,— что маны, и особенно Говард Строу, настроены против нас. Мы должны действовать, чтобы защитить себя от...— Он умолк, поскольку дверь открылась и в зал резкими шагами влетел сам Строу.

Рыжеволосый, высокий и мускулистый, он нагло усмехался. Появление вражеского корабля на их маленькой луне, казалось, ничуть не волновало его.

Оставалось дождаться шизского делегата, который, как обычно, мог опоздать на час. Вероятно, он блуждал в трансе, затерянный в своих облачных видениях субреальности, изначальных космических сил, лежащих в основе шихкой концепции Вселенной — постоянного видения так называемого временного подмира.

«Во всяком случае, уже можно устраиваться поудобнее,— решил Бэйнс,— насколько это возможно, конечно, в присутствии Строу, а также Ингрид Хибблер».

Бэйнс не горел желанием общаться с обоими. Вообще-то ему не было никакого дела и до всех остальных, за исключением, пожалуй, Аннет. Ведь у нее такая большая, волнующая грудь. А он опять не продвинулся с ней ни на шаг. Как обычно.

Но, по крайней мере, это не его вина. Все поли одинаковы: совершенно невозможно предугадать, какую линию поведения они изберут. У них начисто отсутствовала целеустремленность, диктуемая законами логики. Но все-таки поли не походили ни на погруженных в свои фантазии шизов, ни на опустившихся гебов. Жизнь била в них ключом, это и привлекало его в Аннет — свежесть восприятия, живость.

Действительно, рядом с ней он ощущал себя металлически жестким, заключенным в некий стальной каркас, вроде архаичного оружия давно прошедшей, бессмысленной войны. Ей было двадцать, ему — тридцать пять; возможно, именно здесь крылась разгадка. Однако Бэйнсу не хотелось так думать. Ему казалось — и он даже готов был поклясться в этом,— что Аннет заставляет его чувствовать себя подобным образом.

«Она сознательно старается вывести меня из равновесия».

И, как бы в ответ на эти мысли, Бэйнс вдруг ощутил свою холодную, целенаправленную ненависть пара к Аннет.

Взглянув на нее, Бэйнс обнаружил, что та, словно в забытьи, продолжает опустошать пакетик с карамелью.

Делегат Высшего совета от клана шизов Омар Даймонд неподвижно смотрел на расстилавшийся перед ним пейзаж и видел, одновременно на земле и в небе, двух драконов — белого и красного, дракона жизни и дракона смерти. Чудовища сплелись в жесткой схватке, равнина под ними полыхала, а небо над головой иссекли молнии. Угасающее, умирающее бледное солнце дарило миру последний проблеск надежды.