Седьмое море
Шрифт:
– Ах, вот что такое эта твоя противопожарная система! Пользуешься тем, что я совсем не разбираюсь в технике! А провода, которые ты выдаешь за кабель для Интернета, что это?
– Кабель для Интернета, – усмехнулся он.
– Откуда у тебя такие деньги? Кто ты, Сажин?!
– Не беспокойся, все честно. Холдинг «АNДА» на самом деле принадлежит мне.
– Что ты сделал с Даном?! – в ужасе спросила Даша. – Ты его ограбил, да? Обманул? Разорил?
– Голицын и сам на это способен, без чьейнибудь помощи. Разориться.
– Не ври мне, Дима!
– Я не вру.
– Как тебе это удалось провернуть
– Я этого не делал! – повысил голос Са жин.
– Опять врешь! Дима, почему ты мне все время врешь? Я же видела, как ты поднимался с ней наверх!
– И что? А ты гуляла там с Голицыным! Думаешь, я не видел, как вы целовались?!
– Ты так и не простил ему, что он лучше тебя. И что я люблю его, а не…
– Замолчи!
– А ты перестань врать!
– Дан и не был никогда владельцем «АNДА»! Это я основал холдинг, я! И поднял его я! А твой обожаемый Дан всего лишь пешка на моей доске, и я двигаю его, куда хочу и как хочу!
– Хватит надо мной издеваться!
– Это ты мне говоришь? – Он с иронией вскинул брови. – А твое поведение как называется, а? Хочешь выяснить отношения? Ладно, валяй!
Он взял стул и сел. Так же спиной к окну. Жена осталась стоять. Теперь в ее глазах был ужас. Она смотрела на мужа и словно отказывалась его узнавать.
– А ято думала, что этой осенью узнала все твои тайны, – горько усмехнулась Даша. – Познакомилась с твоей любовницей и увидела завещание Анжелики Голицыной.
– У меня нет любовницы, – глухо сказал он.
– Не ври, Дима. Хватит.
– У меня нет любовницы, – повторил он. – Я всегда любил только тебя.
– Это ты называешь любовью?! День за днем, год за годом ты врал, что работаешь простым менеджером в фирме у Дана, ты приносил мне брендовые вещи под видом китайского барахла и дарил бриллианты, выдавая их за бижутерию! Все хвалили мой вкус и мою предприимчивость. Ах, Дарья Витальевна, вы так дешево умеете купить такие замечательные, эксклюзивные вещи! И я ведь верила в это! Как и в то, что это цирконий! – Она рванула с пальца кольцо. – Кстати, возьми.
Она швырнула кольцо на стол.
– Вот за что я тебя всегда и любил, – горько усмехнулся Сажин, глядя на бриллиант. – Другая бы на твоем месте думала сейчас только о том, что теперь у нее есть деньги. Сумасшедшие деньги. Пожалуй, ты единственная женщина в мире, которая в такой момент думает о чем угодно, только не о деньгах. Тебя нельзя купить, вот в чем моя проблема и мое счастье. Лишний раз в этом убедился.
Он вдруг встал, отшвырнул стул и стремительно шагнул к ней. Даша невольно попятилась и закрылась рукой, но муж упал перед ней на колени, обнял ее ноги и, глядя снизу вверх, умоляюще сказал:
– Ну, хочешь, я грохну этот холдинг? Размажу по асфальту, превращу в пыль? Распродам за копейки все акции и стану нищим? Давай начнем все сначала, почестному. Я разве для себя это делал? Да наплевать мне на деньги, так же, как и тебе! Я просто хотел, чтобы ты считала себя удачливой, успешной, предприимчивой… Я ведь знал, что у меня ты это не возьмешь. Ты же гордая. Тебе непременно надо самой, – с досадой сказал он.
– Дима! Немедленно встань!
– Поклянись, что не уйдешь от меня!
– Сажин! –
Она села на пол, рядом. Теперь они смотрели друг другу в глаза. – Не смей унижаться! Что значит грохну холдинг? А люди, которые в нем работают? У них семьи, дети. Ты собираешься разорить торговую сеть, которая в это непростое время приносит прибыль? Нельзя же быть таким эгоистом!– Да, ты права. Хватит сидеть на полу, простудишься. – Он встал и рывком поднял ее на ноги. Усмехнулся: – Хотел, чтобы было красиво. В ресторане, под музыку. Или на яхте, под звездами. Много чего хотел. А получилось в кухне, на полу. Беда: говорить не умею. О любви тем более.
– Неправда! Я помню, как ты мне сказал: «Если ты хочешь, чтобы земля вращалась в другую сторону, я и это сделаю. Правда, не знаю как. Но буду стараться, пока это не случится либо я не умру».
– Неужели помнишь? – удивился он.
– Такое не забывают.
– Значит, ты меня простила?
– Нет. Теперь мне проще. Я знаю, что ты вовсе не слабак и не неудачник. Ты очень сильный человек, раз сумел все это провернуть. Значит, не сопьешься, когда я уйду, не пустишься во все тяжкие. Мужчина ты видный, желающих тебя утешить будет хоть отбавляй.
– Ты меня никак на аукцион выставляешь? – удивленно спросил он.
– Сколько у тебя квартир?
– Уверена, что они есть?
– Хватит кривляться! Сколько у тебя недвижимости и где она? В Москве есть?
– Ну, есть, – нехотя признался он. – Еще домишко в Италии, там тебе всегда особенно нравилось. Хотел сделать сюрприз.
– У тебя получилось. Так вот: сегодня же ты съедешь. Я хочу побыть одна. Не надо мне больше ничего рассказывать. Я буду лежать и вспоминать. А потом соотносить свои воспоминания с тем, что я сегодня узнала, чтобы составить для себя реальную картину мира. Потому что моего собственного мира больше нет. Ты его украл… Ужин в холодильнике. Разогреешь сам. Или ступай в ресторан. – Она брезгливо поморщилась. – А ято, дура, у плиты стояла! Рубашки ему гладила! Время выкраивала, чтобы с домашним хозяйством управляться! Гад ты, Димка, а не олигарх!
И она в сердцах хлопнула дверью.
Какоето время он прислушивался. В квартире стояла оглушительная тишина. И в самом деле легла? Или плачет? Она плачет бесшумно, просто по ее лицу ручьем текут слезы. Он это уже видел, дважды. Жена лежала и умирала, не ела, не пила, даже не вставала с постели. Молча страдала. А потом…
Он вздрогнул. Ей же выписывали успокоительные таблетки! Он сам забирал у врача рецепт. И где они лежат, эти проклятые таблетки?! Неужели в спальне?!
Сажин рванулся к двери в спальню. Она была заперта изнутри.
– Даша! – закричал он. – Открой, слышишь?!
Жена молчала. Он не стал больше ждать. В третий раз у нее может и получиться. Ударил в дверь ногой, потом навалился плечом. Сажин был так напуган и зол, что в этот момент у него появилась поистине нечеловеческая сила. Дверь рухнула. Даша сидела на кровати, глядя на него испуганными глазами.
– Дима, что ты делаешь?!
– Я тебе не позволю, слышишь?!
Он подошел и сел рядом. Она заплакала. Слава богу, не бесшумно, а навзрыд. Он уже знал, что это просто слезы, а не отчаяние, за которым все, край. Значит, надежда еще есть.