Седьмое море
Шрифт:
– Кому? – удивленно посмотрела на него Сажина.
– Это вы мне скажите, кому. Вы не просто так пошли в новогоднюю ночь наверх с Голицыным. Этому наверняка предшествовали какието события. Вот вы мне о них и расскажите.
– Рассказать? – Она задумалась.
– Я понимаю, что это больно. Я знаю, вы пытались покончить с собой. Кто это сделал? Кто и что вам такое сказал, что вы полезли в петлю?
– Откуда вы знаете, что в петлю? – удивленно посмотрела на него Дарья Витальевна. – Я никому не рассказывала. Неужели Дима вам проговорился?
– Нет. Дима молчит. Как и всегда. Это просто фигура речь. Но получилось, что я угадал.
– Да,
Море шестое, Мертвое
Ее замучила бессонница. Как Даша ни пыталась продержаться хотя бы до одиннадцати, уже в девять вечера ей неумолимо хотелось спать. А в два ночи она просыпалась и до утра не могла сомкнуть глаз. Рядом крепко спал муж, и его богатырское здоровье последнее время стало вызывать у Даши глухое раздражение. На ее памяти у Сажина раза три был насморк и один раз высокая температура, которая прошла на следующий день. Спортивные травмы не в счет, Сажин всегда говорил, что это нормально. Синяки, ссадины, трещины в костях.
– Сам виноват, плохо поставил блок, – говорил он, бинтуя руку или ногу. – Даже в голову не бери.
И уж точно муж никогда не страдал бессонницей. Даша о своей проблеме молчала, как и он о своих спортивных травмах. Так и жили, все меньше находя друг для друга слов. Алиса пошла работать к Дану референтом и переехала на съемную квартиру. Возможно, у дочери наконецто появился мальчик. Господи, хоть бы ей по везло!
Даша ворочалась с боку на бок, думая о том, что Алису может постигнуть судьба ее матери. Несчастная любовь и брак от отчаяния, за того, кто первый позовет. Как ее предостеречь, чтобы не влюблялась в кого не следует? Не рвала понапрасну сердце, не мечтала о несбыточном?
Наконец муж заметил темные круги у нее под глазами. Спросил:
– Что с тобой? Ты больна?
– Нет, просто бессонница. Уже не первый день. И даже не первый месяц.
– А почему меня не разбудишь? Мы могли чтонибудь придумать. – Он требовательно посмотрел ей в глаза. С тех пор как Алиса съехала, Сажин словно чегото ждал от жены. Эти его намеки…
– Дима! – вспыхнула она. – Все, что ты можешь придумать, я знаю наизусть!
Он невесело усмехнулся. И вдруг предложил:
– А полечиться не хочешь? Я знаю, на Мертвом море прекрасно лечат бессонницу и нервные расстройства. В тамошнем воздухе много брома. Так и тянет в сон безо всяких лекарств. Мне Сема рассказывал.
– Ну, если Сема… Он в Израиле как дома.
– Он там и есть дома, – рассмеялся Сажин.
– Ты, конечно, уехать из Москвы не мо жешь?
– Сказать по правде, мне там делать нечего, в этих лечебницах. Ты можешь поехать с сестрой…
– Ну уж нет! – замахала руками Даша. – Сколько она мне отпусков уже испортила! Один Египет чего стоит!
– Так ведь вы лечиться поедете. Израиль не Египет.
– А то ты не знаешь Светку! Она же помешана на мужиках! Одна поеду. Мне и в самом деле нехорошо. Я тоже хочу спать по ночам. Спроси у Семы: пусть порекомендует мне отель на Мертвом море. Я буду ему признательна.
На следующий день Сажин встретился с Зебриевичем. Сначала поговорили о делах.
– Ну как? Не надумал разместить у меня свои денежки? – вкрадчиво спросил Зебриевич.
«Денежки!» Это не денежки, это деньжищи!
– Что, дела идут не очень? – усмехнулся Сажин.
– Да что ты, Дмитрий Александрович! Все хорошо! – замахал руками Сема.
– Я
больше доверяю государственным банкам.– Так ведь они такой процент, как я, никогда не дадут, – хитро прищурился Зебриевич.
– Зато и не кинут, как некоторые друзья по институту, – намекнул Сажин.
«Неужели знает? – похолодел банкир. – Да ну! Откуда?»
– Я, Сема, после страшного разочарования в Дане взял за правило: с друзьями никаких дел. Лучшие друзья – все равно что самый дорогой в доме бокал, из которого пьешь только для того, чтобы вполне ощутить вкус предательства. Так говорит моя жена, которая любит поэтические сравнения. Я же поэзию не люблю, поэтому скажу проще: с друзей невозможно получить долги, – жестко сказал Сажин. – Я прекрасно знаю, что ты моими деньгами хочешь заткнуть свои дыры. И думаешь при этом: «Авось выкручусь». А если не выкрутишься? У тебя ведь трое детей, а у меня жена почти что святая. Хватит мне Голицына. Я не обязан вас всех содержать.
– Злой ты человек, Дима, – поежился Зебриевич. – Ну, случилась у Дани осечка…
– Осечка?! Да если бы я тогда не вернулся в тот же вечер из Греции, ты знаешь, где бы я сейчас был?!
– Работал бы в журнале у своей Дашки, – хихикнул Зебриевич. – Кто знает? Может, вы были бы счастливы?
– Что ты знаешь о счастье? – горько сказал Сажин. – Хотя… Тыто знаешь! Жена тебя любит. Троих нарожала. Я бы тоже хотел сына.
– Ну, так сделай!
– Как? Она меня к себе не подпускает!
– Шутишь? Ты же мужик!
– Я же не могу насильно.
– Может, с ней чтото не так? – задумался Зебриевич. – Фригидных баб не бывает, бывают плохие мужики. Извини, я не хотел тебя обидеть.
– С самого начала не заладилось, – пожаловался Сажин. – С первой ночи. Я так боялся сделать ей больно… А она бог знает что подумала! Только что терпит. А последнее время и этого нет. Алиса уехала, мы в квартире остались вдвоем. Раньше Даша говорила: «Тихо, дочь услышит!» Я надеялся, что теперьто все наладится, мы еще не старые, вполне можем родить ребенка. Я был бы счастлив. Но она словно не замечает ни моих взглядов, ни откровенных намеков. Ни меня самого, – мрачно сказал он.
– Шутишь? Да ты же весь в белом! Тебя только слепой не заметит!
– Вот я и жду, когда она прозреет. Но у меня уже терпение кончается.
Сема Зебриевич, который видел Сажина в бане и невольно позавидовал, призадумался. Потом вдруг сказал:
– А ты подошли ей когонибудь.
– В смысле? – озадаченно посмотрел на него Сажин.
– Ну, половчее, что ли. Поопытнее. Жиголо какогонибудь. Или стриптизера. Пусть он ее к сексу приохотит.
– Ты в своем уме?!
– А пусть она с другим мужиком пообщается и сравнит. Тыто знаешь, что сравнение будет в твою пользу. Надо просто разбудить в ней женщину.
– Бред какойто! А потом что?
– Избавишься от парня.
– Грохнуть, что ли? Да на кой черт мне руки марать?
– Сажин, у тебя столько денег, а ты еще церемонишься! Выписываешь круги около своей куклы! Построить ее не можешь, у нее, видишь ли, психика тонкая. Бросить тоже. Любовь, понимаю. Ну, так делай чтонибудь! Одно слово, и я тебе табун этих мальчиков пригоню! Ходим же мы, мужики, к проституткам? Это же продажная любовь! Все равно что палка колбасы. Съел и забыл.
– Ты хотел сказать, кинул и забыл, – усмехнулся Сажин. – Не надо табун. Мне нужен один. Он должен быть похож на Дана Голицына, только лет на десять помоложе. Чтоб уж наверняка…