Седьмой лимузин

Я забежал за печную трубу, чтобы никто не увидел, как меня вырвало. Нет, Карл, почему же ты меня не дождался? Я бы спас всех троих, я бы вырвал вас из рук у Гарри. И наверняка я бы знал, как поступить, я нашел бы нужные слова. Погоди, я найду их буквально через минуту.

Какое-то время спустя Кастилло потрепал меня по плечу; он тоже побледнел, и всегдашний цвет лица восстанавливался не так-то быстро, но самообладание полицейского он не утратил. Ничего удивительного в том, что полицейская бляха имеет форму щита. Кастелло наблюдал за тем, как его люди приступают к работе, держа наготове инструменты и трупные комбинезоны.

— Когда вы окончательно придете в себя, надо будет вам кое на что поглядеть.

Он указал на череп, принадлежащий, по мнению присутствующего здесь коронера, женщине. («Какая жалость, мистер Эшер, что вы не можете произвести категорическую идентификацию. Слава Богу, у них зубы хоть целы».) В затылке женщины — маленькое аккуратное входное отверстие пули.

— То же самое и у другого, — сказал Кастилло. — Они, должно быть, ничего не успели почувствовать. — Затем он показал мне маленький крупнокалиберный пистолет, оплавившийся, но по-прежнему узнаваемый. Пистолет был в руке у третьего мертвеца. — А на себя он пулю пожалел. Предпочел вытерпеть все до конца.

Заполдень полицейский кордон, главным образом по настоянию Джилл, несколько ослабел, и за оцепление проникли штатские. К этому времени из ямы возле пепелища были извлечены остальные части металлического скелета, хотя осталось их и совсем немного. Обожженный и покореженный металл, восьмицилиндровый двигатель, практически сплавившийся в одну железную груду. Мало костей — и полное отсутствие мяса. Карл не пожалел своего бензина. И для королевского лимузина трудно было бы подыскать более безупречный крематорий.

Кастилло посмотрел на солнце, сощурился, откинул со лба редеющие волосы. Люди вроде него, которым приходится заниматься апокалипсисом наших дней на профессиональной основе, предпочитают, чтобы несчастья накатывали на них волнами, но не одинаковой высоты.

— Здешние индейцы, бывает, словно вдруг с ума сходят. Рисуют гигантских птиц или какого-нибудь злосчастного бизона, раскрашивают себе лица собственной кровью. Они считают, что боги больны близорукостью, что они упустили людей из виду, а тем надо о себе постоянно напоминать.

Покачав головой, он пошел дальше.

Его коллега отвел меня в сторону. Как выяснилось потом, только первый из многих. Как вы думаете, почему он так поступил? Вы ведь в конце концов знали этого старика, да и у кого еще прикажете спрашивать? Ах да, не забывайте, все это необходимо сфотографировать: нам понадобятся снимки. Собственно говоря, если вы не против, щелкните-ка меня — вот прямо здесь.

Угрожая присутствующим пополнить собой список тел, Джилл отогнала всех прочь. Мы с нею сели рядышком в тени большого дома.

— Ты обвиняешь меня? — спросил я в конце концов.

— За то, что ты сделал вид, будто не взял с собой пленку?

— Нет. За все…

Она поцеловала меня в затылок.

— Заткнись, Алан.

— Я был не в силах остановить никого из них. Человеческая жизнь, будь она проклята, — разве это такая уж непомерная просьба? Мне никогда никого не удавалось спасти, кроме, может быть, Элио.

— Ну да, и посмотри, что с ним стало.

Мы оба рассмеялись, исполненные поначалу чувством собственной вины. Джилл первая осушила слезы.

— Я не похожа на тебя, Алан. Мое сердце не бьется, а идет трещинами.

— Мне… просто хотелось бы понять, вот и все. — Фургон коронера отбыл, описав подковообразный поворот и подняв в воздух тучу пыли. Скорбный груз увозили в город. — Она ведь должна была осознавать опасность, отправившись сюда — да и куда угодно — вместе с Карлом. Почему же…

Но Джилл только покачала головой и прижала кончики пальцев к моим губам. Я благословил ее мудрую интуицию, обеспечившую нынешнюю тишину, которая дала мне возможность прислушаться… к чему? К голосам, шепчущимся за запертой дверью, рассказывая свою особую историю каждый — и все слишком тихо, чтобы их можно было расслышать. Что ж, пусть они исчезнут. Все равно всего до конца ты так и не поймешь. Есть какой-то первородный грех, в котором они отказались исповедаться тебе, маленькие саночки, скользнувшие в огонь.

Но королевский лимузин все еще не отпускал меня, пусть и обернувшись окончательной утратой. Поэтому (и у Джилл не хватило духу удержать меня) я подхватил фотоаппарат и отправился на помощь к людям Кастилло, по-прежнему извлекавшим из земли все новые уцелевшие фрагменты. Продолжая дело с той точки, на которой остановился Карл, раскладывая их по безжизненной земле.

Пытаясь воскресить наше первое воистину золотое утро, когда Элио удалось сложить воедино всю мозаику настолько просто и безболезненно.

ЭПИЛОГ

17-е сентября 1978 г.

В это время года Коринна трудилась в материнском саду с особенным неистовством. В течение дня солнце оставалось достаточно горячим, но сейчас, к вечеру, оно, разливая бледноянтарный свет, уже не превозмогало холода. Некоторые из материнских шедевров нуждались в постоянной заботе, их нужно было поворачивать к солнцу, а ведь благодатный сезон так или иначе заканчивался. На ближайшие шесть месяцев сиреневый хрусталь должен был погрузиться в глубокую тьму. И некоторые оттенки, появление которых с особенной гордостью предвкушала мать, не проступят еще, как минимум на протяжении десяти лет.

Вздохнув, Коринна вернулась к работе. Она старалась не замечать ломоту в бедрах. Ломота представляла собой всего лишь испытание, ниспосланное Господом, всего лишь напоминание о том, что стихии сперва выйдут из-под ее контроля, а потом и окончательно возьмут верх над ней. Средних лет женщина. Не такое уж и страшное словосочетание, когда достигнешь соответствующего возраста. Она бы и вовсе не обращала на это внимания — со всеми своими лекарствами и примочками, сменяющими друг друга с кажущейся неторопливостью. Адель — вот из-за кого она стала чувствовать себя старой.

В это воскресенье она позвонила раньше обычного. Адель так и не научилась не прятаться, как в те годы, когда они все были маленькими и жили вместе, — еще тогда, до налета. Позже шепотки, смешки и торжественные клятвы никому ничего не рассказывать стали уделом длительных телефонных бесед. А знаешь, за чем я застукала Джона? Или: почему я не похожа на Карри, почему мальчики не обращают на меня внимания?

Даже сейчас вселенная Адели по-прежнему оставалась замкнутой на младшую сестру. И разговаривать ей хотелось только о «малютке Бредли», младшем сыне Теда и Карри, и о хлопотах, связанных с днем его рождения.