Седьмой Совершенный

Последние полчаса перед сном Абу-л-Хасан задавал себе один и тот же вопрос — для чего бывшему начальнику полиции понадобился протокол допроса Убайдаллаха? Так и не найдя на него ответа, он улегся спать.

Часть пятая У айаров

Слуга остановился у дома с закрытыми ставнями.

— Это здесь, господин.

Ахмад Башир огляделся. Ввиду позднего времени все лавки на рынке вокруг были закрыты.

— Ты уверен? — спросил он.

— Да, господин, это лавка ее отца.

— Ну, спасибо тебе, дружок. Можешь возвращаться.

— А вам больше ничего не нужно?

— Нет.

Слуга поклонился и отправился обратно.

Ахмад Башир еще раз поглядел по сторонам и, подойдя к двери, постучал. В ответ сразу же послышался женский голос.

— Что надо?

Видимо, женщина прислушивалась к голосам, стоя за дверью.

— Открой, женщина, мой друг здесь работает.

— Какой еще друг? — спросили из-за двери. Но дверь открылась и женщина впустила Ахмад Башира.

Войдя в комнату, Ахмад Башир присвистнул от удивления. В доме все было перевернуто верх дном.

— Увезли твоего друга, — сообщила женщина, — айары вернулись, а он слабый лежал без памяти. Заболел, а до этого такую драку устроил, хозяина побили, видишь, все переломали здесь. На мою честь покушались, — не без гордости добавила она.

Ахмад Башир с сомнением посмотрел на нее.

— Ты в этом уверена, женщина? — спросил он.

Она с таким негодованием вскинула на него глаза, что он поспешил задать ей новый вопрос.

— А где же хозяин?

— К накибу пошел, жалобу подавать. Только вряд ли, их все боятся.

— А ты не знаешь, куда они пошли?

Кухарка пожала плечами. Ахмад Башир, оставив женщину, вышел на улицу. Первый же прохожий, к которому он обратился с вопросом, где он может найти айаров, воскликнув «Бисмиллах», поспешил удалиться. Но Ахмад Башир, продолжая расспросы, встретил словоохотливого базарного старшину, который сказал, что айаров лучше искать на пустырях в заброшенных строениях, но тут же посоветовал не делать этого.

— Их предводителя зовут Азиз, — добавил старшина.

— Ты знаком с ним, уважаемый? — спросил Ахмад Башир.

— Заочно, так же впрочем, как и все торговцы на этом рынке. Он обложил всех данью. Так что открой лавку, и он сам к тебе придет.

— У меня нет столько времени.

— Ну, тогда иди в любой кабак, кого-нибудь из них встретишь.

Ахмад Башир поблагодарил старшину и отправился на поиски.

Джафара ас-Садика, шестого имама, признаваемого всеми мазхабами и сектами, Имран встретил во дворе соборной мечети. Он шел по айвану, когда увидел мужчину лет пятидесяти, идущего по двору как раз навстречу. Лишь только глянув ему в лицо, Имран сразу понял, что перед ним имам Джафар, по прозвищу Правдивый, и в этом не было ничего удивительного. Лицо Джафара излучало доброту и знание, от него исходил свет, во всяком случае, так показалось Имрану.

Так бывает невозможным не узнать царя среди подданных, вельможу среди черни. Удивительным было то, что Джафар, ответив на приветствие, назвал Имрана по имени.

— Как твои дела, сынок? — спросил он, улыбнувшись.

Оторопев, Имран все же сообразил, что это не тот случай, когда можно кривить душой. Вздохнув, он сказал:

— Бывали дни и получше, правда это было так давно, что я их не помню. — Потом он добавил. — Ну и заварили же вы кашу.

Джафар на это ничего не ответил и Имран, подумав, что он обиделся, поспешил извиниться. Джафар вновь улыбнулся и кивнул головой. Имран хотел подойти ближе, но не смог. Так они и говорили, Имран на айване, а Джафар во дворе.

— Тебя что-нибудь тревожит? — спросил имам.

Пока Имран подбирал слова в ответ, Джафар продолжил:

— Я вижу, что ты жив и здоров, меня это радует.

— Я не знаю, как жить дальше, — наконец сказал Имран. — Казалось бы, я получил все, чего хотел: избежал смерти, воссоединился с семьей, но ничто мне не в радость. Жена, о которой я грезил долгими ночами в тюрьме, оказалась чужим человеком; дети, по которым я так страдал, вполне обошлись без меня. У меня чувство, словно меня подло обманули. В моей душе поселилась тоска, я раздираем сомнениями.

Джафар внимательно слушал, изредка кивая головой. Он стоял во дворе, залитом беспощадным солнечным светом и поэтому, подняв глаза на Имрана, он приложил ладонь козырьком к глазам. Джафар сказал:

— Это потому, сын мой, что ты постиг знание, оно не дает тебе покоя.

— Что же мне теперь делать, как жить дальше? — спросил Имран.

— У каждого свой путь, — печально сказал Джафар.

— Так вы не знаете? — расстроился Имран.

Джафар покачал головой.

— У каждого свой путь, — повторил он. — Ничто не изменится от того, что я укажу тебе наиболее верный для тебя путь, ты ведь все равно пойдешь своей дорогой, той на которую укажет тебе твой разум и твое сердце. Ведь человек создан по образу и подобию Божьему, а значит он тоже Демиург, творит свою жизнь и свою судьбу. Ведь если я скажу, что наиболее правильным для тебя будет вернуться домой, ты же все равно не сделаешь этого.

— Нет, не сделаю.

— Ну вот, видишь.

Имран поник головой.

— Скажи в таком случае, — горестно спросил он, — почему нет справедливости на свете? Почему одни приобретают незаслуженно, а другие теряют последнее, что у них есть?

— Я тебе больше скажу, — засмеялся Джафар. Справедливости нет не только на свете, ее нет даже во тьме.

Имран изумленно поднял голову. Лицо Джафара изменилось: в уголках губ играла недобрая усмешка, а глаза смотрели холодно и властно.

— Ее нет в том смысле, в каком люди и ты в частности ее воображают. Все очень просто: на часах Господа Бога человеческая жизнь слишком малая величина, чтобы за время отмеренное ей свершилось то, что по нашему разумению должно свершиться, воздалось все, что должно воздастся каждому по его делам. Часы Создателя размером во вселенную. Не вообразить шаг маятника этих часов, поколения меняются прежде, чем он сделает шаг и вернется в исходное положение. К сожалению, нашей жизни не хватает, чтобы увидеть плоды наших поступков…

Джафар ас-Садик замолчал, оборвав свою речь. Молчал и подавленный Имран, опустив голову. Когда же он поднял взгляд, имам удалялся и последнее, на что обратил взгляд Имран, то, что Джафар не отбрасывал тени.

Вместо того, чтобы по совету старшины заняться поисками Имрана на пустыре, Ахмад Башир отправился в ближайший кабачок, где как следует, выпил. После чего задал хозяину вопрос, но желаемого ответа не получил. Тогда он нанял за один дирхем какого-то пьяницу, согласившегося факелом освещать ему путь и отправился в другой кабак, где еще выпил и задал хозяину вопрос. Этим, странным на первый взгляд, действиям Ахмад Башира было несколько объяснений: во-первых, ему не хотелось бродить ночью по пустырю в темноте, рискуя быть ограбленным или даже убитым руками каких-нибудь бродяг, предпочитающих селиться в таких местах. Во-вторых, пятнадцать лет службы в полиции убедили его в том, что, казалось бы, наиболее логически оправданные поступки, как правило, приводят к отрицательным результатам. В-третьих, Ахмад Башир был в душе сторонником учения кадаритов [114] и справедливо полагал — уж коли суждено ему найти пропавшего товарища, то найдет его, в какую бы сторону он не двигался. Всякий раз, рассчитываясь с хозяином, Ахмад Башир вынимал из кармана вместе с горстью монет белую круглую печать, но результата эти действия не имели. Пьянице, сопровождавшему его, надоело молчать, и он обратился к господину с просьбой купить ему вина в счет обещанного дирхема. Ахмад Башир отказался выполнять эту просьбу, во-первых, потому что не любил давать авансы, а во-вторых, опасался, что бродяга, выпив, не сможет выполнять свои обязанности. Тогда пьяница, желая ускорить расчет, спросил:

114

Учение о предопределении.

— А кого, собственно, ищет господин?

— Азиза, — коротко сказал Ахмад Башир.

— Предводителя айаров? — спросил пьяница.

Ахмад Башир поглядел на него и сказал:

— Да.

Пьяница засмеялся и воскликнул:

— Господин! Зачем же его искать по всему Багдаду, когда его вотчиной является Баб-ал-Басра?

— Ну, веди, — сказал Ахмад Башир.

Бродяга привел его в квартал Баб-ал-Басра и указал на двухэтажный дом на окраине.

— В подвале кабак, — сказал он, — он здесь обычно сидит. Меня туда не пустят, вернее не выпустят, слишком задолжал. Дай мне мои деньги. И потом очень я не люблю айаров.