Секира и меч

Под торжественный глас фанфар ромейское славное войско вернулось в город. А доблестное латинское рыцарство, истекая кровью, откатилось к своему притихшему лагерю.

Император Алексей пожелал еще раз переговорить с Готфридом.

Трифон и декархи — а с ними и Глеб, — посетив шатер герцога, раскинутый на одном из холмов, донесли до ведома повелителя крестоносцев желание императора. Уговаривать герцога не пришлось, тот быстро собрался — слуги едва успели оттереть от его лат кровь.

С первого взгляда было заметно, сколь разительные перемены произошли с Готфридом. Верно, крепко потрясло его внезапное поражение. И перед императором греков, устроителем народов, герцог стоял уже не как правитель героического воинства, диктующий свою волю, а как блудодей, уличенный в блудодеянии и прячущий от всех глаза. Истина старая: хороший удар кулака сбивает спесь. Куда подевались орлиные взоры и гордая осанка, и надменность, и насмешливое красноречие?.. Оказалось, что Готфрид — грустный неповоротливый человек и даже как будто хромоногий; или он был ранен в сражении, но старался не подавать виду.

Готфрид уже не спешил изложить свои требования и жалобы латинян. Не исключено, что он уже был всем доволен.

Император, не сводя с герцога испытующих глаз, сказал:

— Итак, продолжим наш затянувшийся диалог… Мы говорили в прошлый раз о присяге…

Герцог поморщился и не ответил.

Алексей взглянул на Никифора Вриенния и спросил:

— Как обстоят наши дела?

Никифор старался быть кратким:

— Побитый тигр уполз в свое логово и зализывает раны. Но он и не знает, что наши полки окружили его. И еще с галер, что расставлены вдоль берега, готовы в любую минуту высадиться наемники… — Никифор старательно прятал торжествующую улыбку. — Однако я не думаю, государь, что, продолжая избивать несчастных христианских рыцарей, мы сделаем богоугодное дело. Давно бы пора это остановить, но ведь они сами упорствуют.

Готфрид из Лотарингии при этих словах как бы встрепенулся и молвил глухим обиженным голосом:

— Государь! Мои рыцари готовы хоть сейчас дать вам клятву верности и склонить перед вами непокрытые головы…

Император был бы немало удивлен, если бы не знал, чего стоила войскам эта внезапная сговорчивость герцога. Император удовлетворился этим ответом.

А Никифор спросил:

— Когда вы намерены начать переправу?

— Хоть завтра… если у вас найдется достаточно кораблей.

Никифор Вриенний, известный в Византии писатель, неплохо владел словом. Он так ответил герцогу, утратившему в бою строптивость:

— У нас нашлось достаточно мечей, найдется и достаточно кораблей.

Образованные жители полиса несколько дней повторяли на разные лады эту фразу. Фраза стала как бы крылатой. Можно было бы удивиться: откуда стало известно горожанам, о чем велась речь на аудиенции? Ни император, ни Никифор, ни тем более Готфрид не стремились обнародовать содержание «диалога». Впрочем… при «диалоге» присутствовал еще один человек — юная царевна Анна. Знающие люди поговаривали, что она весьма почитает писательский дар Никифора Вриенния, да и сама со всею прилежностью ежедневно упражняется в письме. Что стоило юной почитательнице записать понравившиеся ей слова?

Прием закончился решением императора:

— Через два дня. Через два дня начнем переправлять рыцарей на Дамалис…

Глава 15

На другой день спозаранку, едва Глеб сменился со стражи, — а жил он уже не у Сарры в Пере, жил в дорогом районе Кир, — захотелось ему после ночи, проведенной без сна, отдохнуть. Не успел он прилечь, как раздался громкий стук в дверь.

Глеб отворил и увидел на пороге Велизария. Здесь стоит оговориться, что после той памятной встречи в темном проулке, окончившейся для Велизария не самым удачным образом, они с Глебом на удивление крепко сдружились и даже снимали комнаты в одном доме.

Велизарий сказал:

— Внизу, на улице, какой-то человек ожидает у двери. Говорит, что разыскивает некоего рутена. У нас здесь трое из Рутении: ты, Волк и Щелкун. Как ты думаешь, кого разыскивает тот человек?

Глеб спустился на улицу и увидел Гийома.

Латинянин сейчас совсем не был похож на того грозного рыцаря, с которым Глеб столкнулся вчера. Он был одет просто, как заурядный кузнец, и от него даже пахло навозом. Видно, Гийом уже успел побывать в императорских конюшнях и засвидетельствовать тамошним конюхам и кузнецам, что он жив еще и вовсе не утонул.

Глеб и Гийом, увидя друг друга, как и вчера засмеялись, стукнули друг друга по плечам и по-братски обнялись.

Велизарий и еще двое стражников-греков выглянули из окон, любопытствуя, кто это пришел к Глебу.

Гийом улыбался, жмурил хитро глаза:

— А я вчера иду по улице. Народу вокруг — не протолкнуться. Мне навстречу какой-то великан. Думаю, ты это, Глеб из Рутении, или не ты?

Глеб тоже был рад встретить старого друга:

— И мне показалось, что я видел тебя вчера мельком…

Недалеко за углом была таверна, и Глеб с Гийомом решили заглянуть в нее — не для того, чтоб устроить попойку, а для того только, чтоб единой чарой вина отметить встречу.

Гийом говорил по дороге:

— Клянусь телом Господним, не ожидал я, Глеб, увидеть тебя на той улице, среди той толпы.

Глеб ответил:

— Сам знаешь, друг, плывем мы по длинной извилистой реке. То к одному берегу прибьет течением, то к другому.

Они сели за стол, взяли кувшин вина.

Гийом сказал:

— Впереди снова поворачивает река. Самое время, друг, опять прибиваться к нашему берегу.

Они выпили, взяли с блюда по горсти соленых маслин.

Глеб покачал головой:

— Служба моя совсем не трудная. Платят щедро. Имею все, что хочу. Стоит ли еще куда-то плыть?

Гийом убежденно кивнул:

— Все наши уже собрались! И Генрих, и Франсуа… И даже Моника с нами. Говорят, ее несколько раз видели в лагере. Нет только тебя с побратимами и Васила.

— Васил при монастыре. Он тебя и слушать не будет. Ему милее всяких походов переписывание книг.

— Да, он не воин, — согласился Гийом. — Но ты неужели хочешь остаться здесь, в этом городе, — хоть и прекрасном, — всю жизнь простоять на стене, созерцая безрадостные пустынные холмы? Всю жизнь исполнять приказы этих чванливых греков? Каждый день одно и то же: от башни к кормушке, от кормушки — к башне… Ужель ты этим удовлетворишься? Как можно позволить себе, друг, прожить жизнь и не совершить в ней ничего значительного? Не завоевать городов? Не заставить трепетать иноверцев? Не обрести счастье и богатство? Идем с нами, Глеб!..