Секрет королевы Маргарет

Леонард разболтал о моём положении всем. На ужин он позвал музыкантов и жонглёров, толкнул пламенную речь и даже заставил меня подняться. Придворные так и сыпали поздравлениями, удивительно, как не переломились пополам от поклонов.

Я на все эти знаки внимания почти не реагировала. Хотела только одного – как можно быстрее покинуть общий зал и закрыться в своих покоях.

Однако публичное объявление о беременности всё же сыграло мне на руку. Теперь я могла не приходить к ужину, ссылаясь на недомогание, и не вступать в беседы с богатыми дворцовыми дамами, заглянувшими в мою гостиную якобы для оказания чести, а на самом деле, чтобы перемыть кому-то кости.

Самое приятное заключалось в том то, что Леонарду строго-настрого запрещалось делить со мной ложе ближайшие шесть месяцев и следующие сорок дней после родов, дабы не возник «конфликт интересов», иначе говоря, новая беременность. По мнению церкви, такой конфуз мог случиться запросто, поэтому меня освободили от домогательств короля больше, чем на полгода. Что же до Леонарда, то его состояние меня не интересовало вовсе. Если здоровье позволит, пусть заведёт себе хоть сотню любовниц.

Главное – обещание относительно Абигейл он выполнил. Уже следующим утром из окон своих покоев я видела, как стражники тащили её к воротам в город. Поверх рубахи на неё был накинут тот самый её излюбленный плащ, голову прикрывала моя шаль. Чтобы удостовериться в том, что это точно она, я послала к выходу Розу, и та подтвердила мои догадки. Абигейл действительно отпустили. Еле передвигающая ногами, сгорбленная, но не сломленная, она покинула королевскую тюрьму и Элиадор, дабы никогда больше сюда не возвращаться.

Честно говоря, о последнем я жалела и жалела сильно. Мне не хотелось её отпускать. Напротив, я жаждала увидеться с ней вновь, чтобы Абигейл осмотрела меня, чтобы приняла роды, чтобы нашла способ… О возвращении домой я уже старалась не думать. Двадцать первому веку, своим друзьям и работе я окончательно сказала: «Пока». Лишь бы не замучиться в схватках. Долгое время я помнила только о костре, но цыганка предрекала мне ещё и смерть родами. Медицина в тринадцатом веке была чудовищной, и перед глазами у меня то и дело возникало искажённое болью лице Бриджет.

Однако мысли о ней я прогоняла, запечатывала в самом дальнем уголке сознания и старалась думать о чём-нибудь хорошем. В этот раз мне должно повезти! Я рожу мальчика, и после смерти Леонарда он станет королём Аелории. По-настоящему хорошим королём. Он проведёт много реформ, укрепит столицу, его политика будет правильной и мудрой, и люди при нём заживут спокойно. Я научу его всему, что знаю. Я буду направлять его и подсказывать. Никто не посмеет сказать, что новый король – сын ведьмы. Он будет похож на прежнего короля. Внешне. Но внутри станет полной его противоположностью.

С этими мыслями я наглаживала свой живот. В каком-то смысле мне стало легче. Леонард был ещё более добрым и ласковым, чем в тот день, когда рассказал мне о своей страсти к алхимии. Он по-прежнему покидал дворец и, хотя задерживался ненадолго, я подозревала, что он опять ставит свои опыты. Отравлений ртутью вроде как больше не случалось, но его руки с каждым днём дрожали всё сильнее. Я надеялась, что ему немного осталось. Надеялась и ругала себя за это. Плохо – желать человеку смерти. Плохо! Но он сам вынудил меня к этому!

Иногда мы вместе обедали и болтали о ничего не значащей ерунде. Он целовал меня в лоб или в висок, а я изо всех сил старалась не морщиться. В дела государства Леонард меня не посвящал, говорил, что в моём положении слушать про политику вредно, и беспрестанно травил анекдоты про своих министров. Курьёзов было много, и их действующими лицами выступали все известные мне придворные, исключая разве только Филиппа и Джона Эмберса.

Королевская щедрость коснулась не только Абигейл. На следующий день после её помилования Леонард раздал хлеб и золото горожанам и приказал нескольким стражникам лично попробовать этот хлеб, дабы у людей не возникло подозрений насчёт яда. За это я была ему благодарна. Королева понесла, король смилостивился и накормил бедняков. Я надеялась, что это тронет сердца людей и они перестанут считать меня ведьмой. Уже сейчас я готовила почву для своего сына.

Новых придворных дам я не набирала. Забрала Фейт из прачечной и сделала своей третьей служанкой вместо Нэн. Теперь в мои покои заходила только она, Берта и Роза. Хивел и зеленоглазый стражник, пропустивший меня к королю, охраняли вход. Продав через Розу один из браслетов, я щедро расплатилась со всеми пятерыми. Взамен я требовала только верности.

Занятия с Колином я тоже продолжила, однако в последнее время они не клеились. Мальчик стал рассеянным и ленивым. Новые сведения в его голове перестали задерживаться надолго.

– Что-то случилось? – в какой-то момент не выдержала я, усадив его рядом с собой.

Колин посмотрел на меня своими огромными серыми глазами, а затем отвернулся.

– Когда родится принц, Вы отошлёте меня на конюшню?

– Батюшки! – Я всплеснула руками и еле сдержала рвущийся из груди смех. – Это кто ж тебя до такого надоумил?

Колин молча уставился на стену. Жалобой он не был. Осознав этот факт, я испытала гордость.

– Я не брошу тебя, обещаю. Буду учить, как и прежде. Только… – Предчувствие скорой беды не оставляло меня, и я взяла на себя смелость поделиться этим с мальчиком. – Только, если со мной что-то случится, тебе придётся уехать. Во дворце тебе оставаться нельзя. Твои знания и способности тут никто не оценит. Уезжай в Индию или на Пиренейский полуостров. Все знания сейчас в руках арабов. Они примут тебя, если ты поделишься тем, чему я тебя научила.

Колин побледнел и сжал мою руку.

– К маврам**? Как же так? Они не верят в Господа нашего, о чём я буду с ними говорить?

Я улыбнулась и поцеловала его в макушку.

– Не суди о людях по цвету кожи и вере исповедания. Не называй их неверными. Однажды во главе всего станет наука. Мавры – такие же люди, как мы с тобой. Не думай, что те, кто молится Христу, лучше тех, кто молится Аллаху, или не молится вообще. Ты даже не представляешь, как много плохого делалось с именем нашего Господа на устах, когда было сказано убивать всех, потому как Бог своих отличит***.

Колин опустил взгляд на свои изгрызенные ногти.

– Крестовые походы****?

Я молча кивнула.

– Если тебе придётся уехать, остановись возле входа в лес. Под раскидистым дубом я зарыла свои украшения. – Колин округлил глаза. Когда я вернулась во дворец в платье Берты, все были уверены, что меня ограбили. – Этого тебе хватит, чтобы добраться до арабов и какое-то время безбедно жить среди них.

– Я верю, что ничего случится. – Мой мальчик вскочил с софы и по-рыцарски прижал правый кулак к левой ключице. – Я буду сражаться за Вас и принца до последней капли крови. Я буду его советником, а если сэр Филипп научит меня биться на мечах, то и защитником.

Сэр Филипп научит биться на мечах… Сэр Филипп. Это имя я не позволяла произносить себе даже мысленно. Было слишком больно. После моего поспешного выхода из кабинета мы больше не встречались. Филипп опять покинул дворец, а Сесилия вся в слезах жаловалась Анне на его невнимание. Роль дегустатора еды короля выполнял всё тот же незнакомый мне рыцарь. Всеми правдами и неправдами я убеждала себя в том, что так и мне, и Филиппу будет лучше …

– Он научит тебя. Вот увидишь: непременно научит, – улыбнулась я, возвращая Колина на место рядом с собой. Сытная еда, тёплая одежда и мягкая постель сделали своё дело. Из ходячего скелета он превратился во вполне справного мальчика. Был поджарым, но не тощим, и я надеялась, что голодное время не отразилось на его костях и не сделало их хрупкими. К физическим упражнениям я пока его не допускала, но понимала: рано или поздно он у меня это выпросит. Колин точно так же, как и тот малыш, что рос у меня животе, был моим ребёнком. Поглаживая обоих, я молила Бога позволить мне увидеть их взрослыми.