Секретарь

«Моя работа – следить, чтобы в жизни миссис Эплтон все шло как по маслу. Видите ли, граница между ее частной жизнью и работой весьма размыта, и это значит, что день на день не приходится. Только что я утрясала повестку дня к совещанию директоров «Эплтона», а уже в следующую минуту мне предстоит забирать одежду Мины из химчистки или проводить собеседование с новой няней для детей. Свою роль я вижу как комплексную». Именно так Мина описывала мою работу на первом собеседовании.

Послушать тебя, так ты как будто горничная, черт бы ее побрал, высказался мой муж. Майк считал, что меня не ценят по достоинству. Может быть. Но на самом деле забота о личной стороне жизни Мины составляла важную часть моих обязанностей. Это была сложная головоломка, и лишь мне удавалось раскладывать ее детали по местам. Моя правая рука, Сара, похоже, навсегда засела в декрете – к тому времени у нее было уже двое детей, – а Люси при всей ее старательности способностями не блистала.

«Должно быть, трудно справляться с такой ответственной работой? У вас же, если не ошибаюсь, есть дочь, – продолжала бойкая дамочка из «Леди», просмотрев свои записи. – Как вы добиваетесь сбалансированности вашей жизни и работы, Кристина?»

Не твое собачье дело.

«Легко», – с бодрой улыбкой ответила я. Моя частная жизнь не подлежала обсуждению.

Вообще-то, я никогда не понимала смысла выражения «сбалансированность жизни и работы». По мне, работа и жизнь – это не что-то обособленное, что можно взвесить, положив на разные чаши весов. Признаюсь честно: это было жонглирование, удерживание в воздухе всех мячей, и порой оказывалось, что у меня руки-крюки. Но своей профессиональной репутацией я горжусь. За все годы моей службы у Мины я отсутствовала на рабочем месте всего полтора дня: даже отпуска и праздники моя семья проводила в то же время, что и семья Мины.

Анжелике нелегко приходилось с мамой, чей рабочий день был ненормирован, и я изо всех сил старалась загладить свою вину перед ней. Если Майка не было дома, мы с ней усаживались в обнимку на диване и вместе смотрели телевизор. Когда показывали передачу «Мина у себя дома», Анжелике нравилось, как я рассказываю о том, что осталось за кадром: как у Мины подгорела первая партия свекольных брауни, как она опалила волосы кулинарной горелкой, готовя крем- брюле.

По выходным Анжелика ходила за мной как привязанная. Субботние дни она проводила на табурете у кухонного стола, наблюдая, как я заготавливаю еду на неделю вперед. А воскресенья я целиком и полностью посвящала ей. И тогда мы вместе пекли разные лакомства – печенье, кексы, что-нибудь в этом роде, – и мне казалось, что витающие в доме ароматы утешают нас обеих.

– А эти для кого? – однажды спросила меня Анжелика, с подозрением глядя на печенье, которое я заворачивала в плотную коричневую бумагу.

Подняв голову, я увидела, что она испугана.

– Иди сюда, солнышко. – Я притянула ее к себе на колени. К тому времени ей уже исполнилось девять, но она по-прежнему ластилась ко мне, как в четыре года. Я поцеловала ее в макушку. – Это подарок для Лотти, дочки Мины. Она уехала учиться в закрытую школу. Ты же знаешь, что такое закрытая школа?

Анжелика кивнула.

– Я тут подумала: пожалуй, надо бы и мальчикам послать. Им не так повезло, как тебе, ты ведь живешь дома, с мамой и папой. А печенье их порадует, правильно?

Она снова кивнула, и я показала ей, как красиво завязать на свертках бантики из рафии – в точности как делала при мне Мина много лет назад.

Дела отнимали у Мины все больше времени, ей было трудно уделять детям внимание, в котором они нуждались, и я помогала ей чем могла. Мне вовсе не составляло труда в свои выходные приготовить немножко домашних лакомств, а потом занести их на почту вместе с запиской.

К тому времени я научилась виртуозно подделывать почерк Мины.

Пока я писала письма, которые собиралась приложить к посылкам, Анжелика обнимала меня за талию, прижимаясь щекой к моей груди, и только теперь я задаюсь вопросом: неужели она боялась, что я и себя отправлю посылкой в подарок чужим детям?

11

Мне понадобилось некоторое время, чтобы освоиться здесь, но теперь я чувствую себя как дома. «Лавры» расположены в уединенном уголке, и я провожу много времени с чашкой чая в руке, глядя в окно своей комнаты. Просто сижу и смотрю. Кресло я повернула так, что в окно открывается такой же вид, что и птицам, сидящим на ветках.

Моя давняя мечта – когда-нибудь поселиться на побережье. Иногда по ночам, когда я закрываю глаза, шорох ветра в листве напоминает мне шум прибоя. Порой мне даже удается поверить, что море рядом, но деревья растут так близко к дому, что при сильном ветре стучат ветками в окно, словно кто-то просится впустить его, и тогда я возвращаюсь к действительности.

Сегодня головная боль вгрызается мне в висок, поэтому я возвращаюсь в постель, под одеяло. Закрываю глаза и вслушиваюсь в шорох листьев снаружи, надеясь, что их волшебство подействует. И смягчит бурю у меня в голове. Пробую представить себе, как парю в воздухе, а ветки передают меня одна другой, поддерживают, не дают упасть. Я высоко в воздухе, легкая, как перышко, и спустя некоторое время мне удается открыть глаза. Внизу, подо мной, прошлое, и оказывается, смотреть на него отсюда не так мучительно.

Меня обвиняли в том, что я принесла свою семью на алтарь Мины Эплтон, а я много лет это отрицала.

– Пожалуйста, Крис, скажи ей, что не сможешь поехать.

Было одно из декабрьских воскресений, конец дня, за окном уже стемнело. Я собирала вещи для поездки в Нью-Йорк, а Майк стоял у меня над душой. Мне предстояло лететь тем же вечером, восьмичасовым рейсом.

– Ты же говорила, что на этот раз поедет кто-то другой. Так зачем менять планы? Да еще в последнюю минуту?

Вопрос был резонный – его зададут мне вновь через много лет, спустя столько времени после того события, что он застанет меня врасплох. В первый раз он был сформулирован иначе, но смысл остался тем же.

Я сама стремилась сопровождать Мину в зарубежных поездках. Мы путешествовали первым классом, останавливались в лучших отелях, и я, не скрою, наслаждалась этими благами. Все время разговора я продолжала укладывать одежду в чемодан, поэтому Майк осторожно задержал мои руки в своих и повернул меня к себе.

– Прошу тебя, милая, – он не сердился, а недоумевал, – просто позвони ей прямо сейчас и скажи, что не сможешь поехать. Не надо перед ней пасовать.

– Речь не о том, кто перед кем пасует, Майк. – Но дело было именно в этом. – Ведь в любом случае Люси, как выяснилось, поехать не может. А Сара все еще в отпуске. И потом, это же всего на четыре дня. – Мой голос звучал деловито, ничем не выдавая моих душевных мук. – В выходные вернусь.

Он отпустил мои руки, я отвернулась, но чувствовала на себе его пристальный взгляд, пока застегивала молнию на чемодане. И потом, когда открыла ящик тумбочки у кровати и вынула свой паспорт.