Секретная команда. Воспоминания руководителя спецподразделения немецкой разведки. 1939—1945

Мне кажется, что тогда все мы медленно, но уверенно начинали покрываться грязью. Вода ценилась на вес золота, и наши полевые кухни были вынуждены каждую ночь отправляться далеко в тыл, чтобы раздобыть воду для приготовления пищи. О том, чтобы помыться, не говоря уже о стирке, и речи не было. К моей несказанной радости, рядом с моим блиндажом в глубокой глиняной яме собралось немного воды. Эту лужу я использовал для того, чтобы помыться. Но воды в ней хватило только на один раз. Для чистки зубов и бритья приходилось жертвовать утренней чашечкой кофе. Все же остальное откладывалось до лучших времен.

Через четырнадцать дней, то есть к началу августа, потери нашей дивизии стали настолько большими, что потребовался отход в тыл для пополнения ее личным составом и отдыха. Ночью нас сменили две свежие дивизии, и мы направились на запад, радуясь предстоящим дням заслуженного отдыха. Но наша радость оказалась преждевременной – нам не дали уйти далеко. Вскоре поступил новый приказ, согласно которому дивизии срочно предписывалось обеспечить защиту северных флангов и занять позиции вдоль автострады, шедшей на Ельню. С севера ожидалось наступление крупных сил противника, и их надлежало перехватить.

Наши мечты об отдыхе развеялись как дым, и мы отправились занимать новые позиции. Местность там была менее пригодной для организации обороны – холмы покрывали большие полосы леса, и именно здесь нам довелось познакомиться с новой тактикой ведения русскими ночного боя. Противник просачивался мелкими группами в глубину нашей обороны, собирался там и внезапно атаковал ночной лагерь какой-нибудь части. Почти каждую ночь нас поднимали по тревоге, а командные пункты приходилось охранять усиленными патрулями.

Здесь в полной мере проявилась самобытность русских солдат. Во время этих ночных нападений они передвигались так же уверенно, как днем, сражались упорно и яростно, используя всевозможные хитрости. В конечном счете их просто невозможно было захватить, поскольку с наступлением светлого времени суток они скрывались в лесах, которые в силу этого постоянно таили в себе опасность. Применяя столь разрушительную тактику, русские вначале добились немалого успеха и нанесли нам большие потери. Позднее мы научились правильно планировать свои действия и отражать подобные ночные нападения, организуя особую караульную службу и выделяя сильные специальные резервы реагирования, которые находились в полной боевой готовности в нужных местах.

Командный пункт моего боевого товарища, обер-лейтенанта Шойфле, располагался примерно в трехстах метрах от главной линии обороны, проходившей по плоской долине. Добираться до нее приходилось чуть ли не ползком с соблюдением всех мер предосторожности. Напротив, на русской стороне, была небольшая впадина, и мне до сих пор непонятно, почему именно здесь противник решил осуществить прорыв. Как бы то ни было, русские более двенадцати раз предпринимали попытки атаковать по этой долине, и каждый раз в массовом порядке. Наш дивизион хорошо пристрелялся по данной узкой полоске местности, и при каждой атаке русские солдаты залегали уже при первых артиллерийских выстрелах. Вскоре постоянное повторение этих попыток атаковать стало нас ужасать. Ведь убитые лежали друг на друге буквально штабелями, а нам приходилось по ним стрелять и стрелять, поскольку эти образовавшиеся укрытия из некогда живых людей русские пытались использовать при приближении к нашим позициям.

Я частенько часами сиживал в укрытии у обер-лейтенанта Шойфле, поскольку за этим опасным участком местности требовалось вести постоянное наблюдение. С одной стороны, нас радовала эффективность применения наших артиллерийских орудий, поскольку лишь единицы русских солдат достигали дальности действительного огня стрелкового оружия, но, с другой стороны, постоянный вид этой низины, наполненной телами убитых, вызывал чувство омерзения. Причем мы ни разу не видели, чтобы русские предприняли хотя бы одну попытку вынести раненых. Возможностью спастись обладали лишь те, кто еще мог двигаться и пытался в перерывах между атаками доползти до своих. С подобным проявлением упрямства и тупости, с которым русские раз за разом, невзирая на неблагоприятную обстановку, стремились достичь поставленной цели, нам потом доводилось встретиться не раз.

На данном участке фронта русские систематически осуществляли также налеты авиации. Это были современные двухмоторные и быстрые машины. Однако в силу того, что не только люди, но и техника укрывались в хорошо оборудованных окопах, обычно ничего плохого не происходило. К тому же наши истребители во всем превосходили советские самолеты.

На этом участке боевых действий мы смогли научиться у русских еще много чему новому. На одной взятой нами русской позиции я впервые увидел круглый одиночный окоп примерно восьмидесяти сантиметров в ширину и двух метров в глубину. Он не был обнесен бруствером, и вокруг не просматривалось никаких следов от вынутой земли. Эти следы были тщательно устранены, и поэтому окоп становился видимым лишь на расстоянии нескольких метров. Одна только шанцевая работа по возведению столь узкой дыры вызывала уважение. Позже от военнопленных мне довелось услышать, что на рытье подобного окопа у них уходило не больше часа.

Все-таки русские действительно являлись мастерами в вопросах маскировки. Из поля зрения исчезала любая техника, когда она занимала свои позиции, целиком спрятавшись в земле. Рядовой состав умело применялся к местности, используя маскировочные сети и различные природные вспомогательные средства, и солдат практически невозможно было различить. Свои наблюдательные пункты они маскировали под стволы деревьев, что не давало возможности их обнаружить. Здесь я воочию увидел, насколько ближе к природе оказался этот народ, чем мы, немцы.

Глава 4

На отдыхе. – Первая награда. – Иван. – Русские дороги. – «Живая» Украина. – Подводные мосты. – Способность русских переживать страдания. – Советская интеллигенция

Примерно через неделю нас все же отвели на отдых в местечко неподалеку от Рославля. Как раз в этот момент я ухитрился заработать страшную дизентерию, но посещать полевой госпиталь мне не хотелось, поскольку было общеизвестно, что в лазаретах люди становились только еще более больными. Я позволил нашему доктору прописать мне строгую диету и выписать различные пилюли.

Я еще довольно слабо держался на ногах, когда меня вызвал к себе наш командир, передав, чтобы я явился к нему с каской и полной боевой выкладкой.

Мне не оставалось ничего иного, как выполнить приказ, предварительно спросив себя, уж не провинился ли я в чем-нибудь? Но моя совесть была чиста. Доложив о себе, как полагалось по уставу, я внутренне собрался и приготовился к худшему, но лицо моего друга, который в служебных вопросах не терпел фамильярности и не допускал никаких шуток, было весьма приветливым. Сказав полагающиеся в таких случаях слова, он вручил мне Железный крест второй степени. Признаюсь, что в этот момент я гордился собой и думал о прощальных словах моего отца. Испытанная радость от награды и последовавшее вслед за этим «обмывание» чудесным крымским вином, вероятно, послужили лучшим лекарством, и я быстро пошел на поправку.

Преисполненный служебного рвения, я принялся за исполнение своих служебных обязанностей по обслуживанию вверенных мне машин, которые менее чем за восемь недель с начала Восточной военной кампании пришли в ужасающее состояние. Мое ремонтное подразделение еще несколько недель назад подобрало из числа русских военнопленных шестерых автомехаников, согласившихся следовать с нами и помогать в проведении ремонтных работ. К нашему великому изумлению, эти парни оказались весьма искусными и находчивыми мастерами. Они были великолепными слесарями-сборщиками и находили выход в любой ситуации.