Секретные поручения 2. Том 2
Шрифт:
– Таксист… Наверное.
Курбатов засмеялся.
– Вы провели ночь с таксистом?
– Нет. Но я…
– Ладно. Все. Не будем терять время. – Курбатов перестал смеяться и встал. – Впрочем, что касается лично вас, то свободного времени у вас теперь будет навалом.
Спустя двадцать минут Курбатов постучался в кабинет начальника ИВС – изолятора временного содержания, куда должны были определить Виктора.
– Какие трудности? – поинтересовался начальник.
– Человечек мой присядет у вас ненадолго, – сказал Курбатов. – Вот-вот подвезут. Это по делу Лопатко.
Начальник кивнул.
– Надо бы «человечка» к нему определить. Чтобы было с кем словом перемолвиться.
–
Он позвонил куда-то по внутреннему, буркнул:
– Что там у нас по баянам? Свободен кто-нибудь?
Выслушав, он молча положил трубку.
– Зимухин и Турбан остались, – сообщил он. – Ты как?
– Турбана давай. Я с ним работал. Изощренный, как инквизитор. И вот еще что…
Курбатов задумчиво прикусил ноготь на большом пальце.
– Нужно прослушку поставить в камеру. Для страховки. Постоянная запись в автоматическом режиме. Устроишь?
Начальник улыбнулся и показал кулак с отогнутыми мизинцем и большим пальцем: только наливай!
Это была шутка. На серьезный лад, но только шутка.
Прошлым утром Вера назначила ему последнее свидание – в секционном зале бюро судмедэкспертизы. Он пришел с цветами, как положено. Курбатов, увидев цветы, высоко поднял брови. Вера лежала на голом цинковом столе, со слегка раздвинутыми ногами. Он часто видел ее в этой позе, но сейчас это мог видеть кто угодно, и в этом была одна из многочисленных противоестественностей смерти. На пальцах ног – потускневший маникюр, зато на руках ногти аккуратно подстрижены квадратиками, и краска держится хорошо. Лицо спокойное, глаза закрыты, волосы собраны в пучок на макушке и перетянуты дешевой резинкой, чтобы не мешали патологоанатому.
– Пришли сравнить? – повернулся к нему Рачков. – Да, орудие точно такое!
Он зашивал разрез на ее груди; когда он продевал через кожу длинную кривую иглу, рукав халата задевал ее левый сосок. Тот инопланетно-шпионский монстр, что находился в ее теле, покинул его через эту дыру, оставив ставшую ненужной пустую оболочку. Денис положил цветы на край стола и вышел. Рачков удивленно посмотрел на цветы, потом перевел недоуменный взгляд в спину следователя Петровского.
Весь оставшийся день и ночь он провел дома, даже из комнаты не выходил. Смотрел в окно, смотрел в стену, поставил перед собой бутылку «Дона-батюшки» и смотрел на нее. Потом убрал водку в стол. На несколько минут в поле зрения появилось белое как мел лицо матери. Она только охнула и трижды перекрестилась – это как-то не очень вязалось с Кастанедой и пришельцами. Но у Дениса не получилось додумать эту мысль до конца. Есть не хотелось, спать не хотелось. Ничего не хотелось. Все процессы в организме замерли, как у медведя во время спячки. И даже мозг работал только в режиме просмотра. Одни картинки.
Они с Верой встречаются в «Монархе», она вертит в руках часики за сто тысяч долларов. Потом они в «Зефире». Драка. А вот она стоит в проеме кухонной двери, одетая во что-то донельзя прозрачное. Красивое кино, ничего не скажешь… И тут появляются большие титры, как в старых довоенных фильмах: «А за некоторое время до этого…»
Незнакомая квартира, приглушенный свет, Вера сидит, выпрямив спину, за журнальным столиком, на ее лице незнакомое Денису строгое и хищное выражение. Какой-то мужчина в черном плаще меряет шагами комнату, с его уст срываются тяжелые и веские слова: «Ты должна, ты должна, должна подцепить его. Как угодно. Где угодно. Влюбить. Увлечь. Закабалить. Чтобы он бегал за тобой, как собачонка. И когда он принесет тебе этот диск в зубах – ты отдашь его мне. И до конца жизни после этого ты можешь не делать ничего. Только танцевать и веселиться… А если ты поймешь, что ничего не получается, и он не отдает диск, ты сообщишь нам…»И вот действие возвращается в ее квартиру, где Вера стоит перед Денисом в чем-то прозрачном,
и Денис видит, как это прозрачное слетает с нее на пол, ему становится горячо, и в голове мутится. Он хочет спросить ее, почему она даже не поинтересовалась у мужчины в черном: а что будет потом с Денисом? Но он не может спросить, язык не повинуется ему. Он подходит к ней, берет ее на руки и несет в темную спальню. И кино продолжается своим чередом…Когда пришел рассвет, Денис набрал в ванну горячей воды и около часу отмокал там, пока не собрал и не склеил себя по маленьким кусочкам. Потом сварил крепчайший кофе. Большую чашку, из которой обычно пьют бульон. Белов предупреждал, что железо надо ковать пока горячо. И Белов прав.
На запах кофе из спальни вышла мать в новом халате. По ее лицу было видно, что эту ночь она тоже не спала.
– Так что у тебя там случилось? – спросила она, машинально погладив дверцу огромного голубого холодильника. С морозильной камерой и окошком выдачи льда. О таком она мечтала всю жизнь.
– Ничего, – ответил Денис, выглядывая в окно.
– По-моему, у тебя все время что-то случается… То выигрыш, то проигрыш, то покушение, то новая девушка… А ответ всегда один – ничего!
Она свалила все в одну кучу.
– Потому что я жалею твою психику.
К подъезду подъехала «Лада»-«десятка». Рабочий день начался. Железо надо ковать.
…В обед он, оставив Виктора и Романа на «Приборе», заехал в прокуратуру – забрать записи, оставленные там позавчера. В коридоре столкнулся с каким-то верзилой, голову которого украшали глубокие залысины. Степан Ваныч, похоже, отлучился в уборную.
– Вы к кому?
– Меня вызывал Александр Петрович Курбатов. Вот повестка, – мужчина достал бумажник, откуда выпал сложенный вчетверо листок.
– Последний кабинет направо, – показал ему направление Денис.
– Да я только что у него был, спасибо… – улыбнулся мужчина.
Он поднял повестку, сунул обратно в бумажник и некоторое время потоптался на месте, будто хотел сказать что-то еще. Денис не стал задерживаться и отправился к себе в кабинет. Он нашел бумаги сразу и, сунув их в папку, сел за стол, включил чайник и закурил. Надо было спешить, чтобы не убежал заведующий химлабораторией, с которым он договорился о встрече, но Денис настолько вымотался за это утро, что не мог заставить себя подняться. Вот сейчас, говорил он себе, докурю… еще две затяжки… и пойду.
Когда он потушил окурок и встал, в дверях обнаружился Курбатов.
– Здоров, герой-любовник, – сказал он.
– До свиданья, – вежливо ответил Денис. – Я спешу.
– Погоди. У меня только что свидетель был по Вере Седых. Ее сосед. Высоченный такой – ты видел его. И он тебя видел.
– И что? – Денис посмотрел на часы.
– Он запомнил тебя. Ты несколько раз ночевал у нее. И вообще был частый и желанный гость.
– И что дальше?
– Красивая девушка, двухкомнатная квартира. Я понимаю… – Курбатов сунул руки в карманы брюк и несколько раз перекатился с пятки на носок. – Откуда у нее все это: квартира, машина, деньги на красивую жизнь?
Денис молчал.
– Как мужик мужика я тебя очень хорошо понимаю. Да… – повторил он. – Но девушка мертва. А тебя опознал свидетель, вот какая штука. Есть показания. Дата и подпись. И папка с надписью «Дело такое-то». А на каждый вопрос в этом деле должен быть ответ. И здесь ты меня тоже хорошо понимаешь, как и я тебя. Вот такие пельмени, Денис Александрович.
Оба помолчали. Курбатов продолжал стоять, загораживая дверной проем, и с улыбочкой следил за лицом Дениса.
– И в связи с этим у меня есть два вопроса, – продолжил важняк. – На первый ты ответишь мне письменно. На второй можешь устно.
– Я знаю, какой твой первый вопрос. – Под кожей на скулах Дениса прокатились желваки. – Я был на «Приборе». С восьми утра до восьми вечера. И это могут подтвердить полсотни человек, с которыми я там общался. С восьми вечера до восьми утра я нахожусь дома…