Секреты в тумане

— Идем направо, — решила я. Оборотень, ни секунды не сомневаясь, взял меня за руку и повел в неизвестность.

Сколько мы не шли, поворотов не было, хотя если присмотреться, можно было заметить, что тоннель немного извивается то в одну, то в другую сторону. Несколько раз мы находили наглухо заложенные камнем проемы ответвлений, похожие на тот, через который в катакомбы попали мы сами, однако, что скрывалось за каменной кладкой, узнать не смогли.

— Тебе не кажется, что здесь небольшой уклон?

Я оглянулась. Тоннель казался ровным в обе стороны, насколько его было видно.

— Думаешь?

Вместо ответа Калеб положил на каменный пол карандаш, сразу покачнувшийся в том же направлении, куда мы шли. Переложил его чуть ровнее — карандаш покатился. Поймал, слегка подтолкнул в обратную сторону: карандаш сделал несколько оборотов, замедлился, остановился и покатился обратно к нам.

— Теперь я в этом уверен, — оборотень вернул карандаш обратно в карман. — То есть выхода на поверхность можно не ждать в ближайшее время.

— Мы идем полчаса, — я закусила губу, размышляя. — У лестницы, ведущей из моего дома, почти полсотни ступеней, это три этажа вниз, и после мы еще продолжили спускаться! Как думаешь, насколько мы глубоко?

— Это риторический вопрос или ты правда хочешь знать толщину камней и земли над нашими головами? — приподняв бровь, иронично поинтересовался Калеб. Я поежилась, упрекая себя за слишком живое воображение. Пожалуй, ответ я действительно не хочу знать. — Идем еще час, если не найдем ничего интересного, возвращаемся.

Я кивнула. Полтора часа по тоннелю, потом обратно часа два-три — вряд ли, поднимаясь, мы сохраним прежний темп — и все, день почти закончился. Не так я представляла себе эту вылазку! Однако целый час идти не пришлось, всего минут через десять Калеб резко остановился и настороженно всмотрелся вдаль.

— Ты не чувствуешь? — почти шепотом спросил он. — Запах.

Закрыв глаза, я принюхалась, пытаясь понять, что так насторожило оборотня. В тоннеле воздух не казался сухим или затхлым, чего можно было бы ожидать от подземелья. Скорее, он был влажным, немного тяжелым, как после дождя, смешанным с запахом нагретых песка и глины. Действительно, мы могли бы заметить и раньше, но воздух менялся настолько ненавязчиво и плавно, что мы не сразу сообразили, чем именно дышим. Так, как в этом тоннеле, пахло только в одном известном мне месте — в Грельских топях.

Вопреки названию и тому, как выглядела главная аномальная зона страны, болотом в топях никогда не пахло. Над довольно большой территорией, сравнимой по размеру с самим Роденом, веками не рассеивался туман — не проклятый, как в столице, но словно мертвый, застывший сам и остановивший время над Грельскими топями. Он приглушал свет и скрадывал цвета, но не звуки и запахи. Почти тропическая влажность, смешанная с ароматом перегретой глины, и отсутствие даже малейшего ветерка, когда так хочется глотнуть свежего воздуха — вот, чем пока еще смутно, на грани ощущения, пахло в тоннеле, но чем глубже мы спускались, тем более знакомым становился воздух на вкус. Только откуда запах Грельских топей мог взяться в катакомбах под Роденом?

— Куда же ведет этот ход?!

— Не знаю, но явно глубже, чем имеет смысл прокладывать трубы, — Калеб задумчиво посмотрел в даль тоннеля, и не думавшего заканчиваться. — Не думаю, что это дорога в городские коммуникации. И мы сейчас явно не готовы лезть дальше.

*

Вечером мы с Калебом расположились в глубоких и мягких креслах в гостиной с полным блюдом только что испеченных безумно сладких и вредных «корзиночек». Я ничего не могла с собой поделать, выпечка уже давно превратилась для меня из попыток научиться чему-то новому в настоящую страсть. А уж смотреть, как ее уплетают за обе щеки, и вовсе доставляло ни с чем несравнимое наслаждение.

Золотко, которого во время ремонта не выпускали со второго этажа, носился по комнатам и исследовал обновленную территорию, периодически покушаясь на кисточки бахромы на новых шторах. Калеб изучал старинную книгу времен постройки университета в надежде найти подсказки, где можно спрятать целую лабораторию с «феей» — друг упорно цеплялся за теорию, что лаборатория должны быть на территории закрытого от посторонних кампуса, иначе ее давно бы нашли следователи Управления. Я же наслаждалась последней возможностью побездельничать и перечитывала накопившиеся за короткие каникулы выпуски «Роденского вестника», пока не наткнулась на очередное упоминание темных гончих.

«В доме баронета Дизаля скрывался наркопритон!» — кричал заголовок на развороте криминальной хроники. «Сотрудники Управления, выехавшие на сообщение о выстрелах, обнаружили четырнадцать трупов и склад наркотических эликсиров! По словам соседей, баронет успел заработать репутацию человека, ведущего разгульный образ жизни, однако о его преступной деятельности никто не подозревал. Тем не менее, кое-кто о наркопритоне все-таки узнал — как сообщает наш источник в Управлении порядка, в особняке баронета произошла показательная казнь. Всех присутствовавших в доме, от прислуги до гостей, собрали в гостевой комнате и безжалостно расстреляли одного за другим. Беспрецедентное по своей жестокости преступление, однако, нашло одобрение в глазах некоторых горожан. «В этом доме невиновных не было и быть не могло! Если охрана порядка не способна избавить столицу от наркопритонов, кому-то приходится брать дело в свои руки!» — прокомментировал событие один из соседей баронета, пожелавший остаться неназванным.»

Текст прерывался черно-белой зарисовкой — богато обставленная гостиная, ряд застреленных тел и надпись во всю стену: «Так будет с каждым». Под ней, если присмотреться, можно было заметить короткую и не такую крупную подпись — «Т.Г.»

«Мы также смогли получить комментарий от мастера Хосса, главы корпуса Дознания, с сегодняшнего дня подключившегося к расследованию: «Кем бы ни были эти люди, они предстанут перед судом в самое ближайшее время. Громкое имя и якобы благие намерения не позволят им избежать правосудия.»

Как нам стало известно, на основании найденных в доме баронета Дизаля улик в тот же день совместными силами Управления порядка и корпуса Дознания было произведено несколько арестов. Подробности пока не разглашаются.»

— На улицах становится все опаснее, — я передернула плечами, отложив газету. Дом баронета Дизаля находился всего в двух улицах от меня, и я не раз ходила мимо него в пекарню. Но спрашивать Калеба, бывал ли он там, я не стала.

— Что, опять слежку чувствовала? Почему раньше не сказала? — встрепенулся Калеб. Я покачала головой и показала ему статью. — И все-таки, — не сдался оборотень. — Да или нет?

— Не знаю, — я успокаивающе коснулась его руки. — Пару раз было ощущение, когда я за продуктами выходила, но настолько смутное, что я сама не уверена, что не накрутила себя.

На самом деле ощущение чужого взгляда в спину преследовало меня постоянно, стоило только выйти на улицу, но саму слежку ни я, ни Калеб так и не обнаружили, хотя очень старались. Это заставляло меня сомневаться в собственных ощущениях — кто знает, может, просто нервы шалят? Однако друг верил в меня куда больше, чем я сама, и принимал угрозу всерьез.