Секс и деньги. Сборник романов

– О да, не имею ничаво против, куропаточка моя.

– Вот это жуть, твой шотландский акцент просто безумен.

– А тебе-то откуда знать? Ты живешь в Чизвике, черт возьми!

Джорджи засмеялась, потянулась ко мне и укусила за ухо.

– Ой!

Я поставил чашку чая на стол и принялся за месть, покусывая ее в разных местах.

Знаете, может быть, все и получится как нельзя лучше. Быть с Джорджи так чудесно и естественно. Что касается Сары, она знать ничего о нас не знала, к тому же вряд ли они где-нибудь столкнутся. Я могу продолжать жить с Сарой, как и раньше, для меня это важно, потому что я любил ее и не хотел разрушать наши с ней отношения. С Джорджи я бы проводил три ночи в неделю. Все были бы счастливы. К тому же люди только так и поступают, разве нет? Вот расхожая история из книг: мужчина умер, и только после его смерти стало известно, что у него было две семьи в разных частях страны, причем в течение тридцати лет. У меня же ситуация намного проще: мне не нужно прятать Сару от Джорджи, к тому же не нужно ездить такую даль. Господи, сложно себе представить, что что-то может не сложиться в такой ситуации. Почему же я так истязал себя до этого? Если жить по обстоятельствам, все уладится само собой.

*

– Можно мне?… – я уже дошел до стадии, когда приходится махать деньгами перед носом проходящего мимо бармена (причем идущего к соседнему столику), но даже это слабо действовало. Бармены поступают так сознательно. Если они видят, что вы с женщиной, они сознательно проходят мимо, предпочитая любой другой столик вашему, чтобы вы выглядели уродом-неудачником. Извращенный способ борьбы за власть. Готов поспорить, что те, кто выбирают работу бармена, любят мучить животных. А женщины не будут вас уважать, если вы не в состоянии заказать напиток у барной стойки. Ну, конечно, некоторые из них делают вид, что это не важно, или даже переводят все в шутку, но глубоко внутри их чувства все равно меняются. Если бы я не заказал пару пива в течение ближайших полутора минут, Джорджи отправилась бы на поиски сексуального удовлетворения куда-нибудь еще, так что было глупо действовать иначе.

– Простите! Как думаете, могу я сделать заказ, пожалуйста?

Кричать на бармена – рискованная затея. Есть шанс, что он ответно не будет обслуживать вас с еще большим рвением, чтобы подчеркнуть свое место в иерархии. И не ждите никакой поддержки от других посетителей, ситуация выглядит совсем наоборот: они будут зыркать на вас и негодовать, надеясь, что бармен заметит их солидарность и выделит среди прочих клиентов. Им наплевать на справедливость, все дело в политике. Если кричать на бармена – дело опасное, то кричать в шотландском баре с английским акцентом – просто безрассудство. Наверное, очевидность этого и сыграла решающую роль в моем случае. Бармен уставился на меня и, заключив, что я, должно быть, просто лунатик, решил не тратить свои изощренные приемы пыток на какого-то сумасшедшего и обслужил меня.

Я по-щегольски развязно подошел к столу с двумя бутылками светлого пива, словно доисторический охотник, возвращающийся к своей женщине со шкурой лося на плечах.

– Спасибо, – сказала Джорджи.

Я слегка улыбнулся в ответ.

Она прикурила сигарету и указала мне на пачку. Я взял одну, и она поднесла мне зажигалку, позволив мне взять ее руки в свои, а мы знаем, насколько вовлеченными оказываются обе стороны при таком действии. Ощущение было замечательным. В пабе с Джорджиной Най и сигаретой. Разве бывает жизнь прекраснее?

– А что ты теперь собираешься делать? – спросил я.

– Волнуешься, что снова начну тебя щупать под столом?

– Нет, то есть это было бы вовсе не плохо, кстати, даже великолепно, но я имел в виду, что ты собираешься делать по работе? Теперь-то книга закончена.

– А, понятно. Ну, всегда есть «Устье», ясное дело, но, говоря уже о долгосрочных планах, я бы мечтала попасть на американский рынок.

– Почему?

– Ну? Потому что он большой.

– Но не такой большой, как Китай.

– Кто хочет быть знаменитым в Китае?

– Интересно. – Я кивнул, изображая научный интерес.

– Что?

– Дело ведь не только в цифрах. Китай – это треть мира, но неважно, что ты знаменита там, потому что это «не та треть».

– Да… Америка – это сказка, верно? Подростком я грезила о Голливуде, думаю, каждый о нем мечтал.

– Я мечтал о Мадонне.

– Ха… а сейчас ты о чем мечтаешь?

– О Мадонне.

– О, как ты вырос!

– Ну, мы сейчас занимаемся совершенно разными вещами. Странно, оба мы выросли и изменились: она стала слишком услужливой.

– В этот момент я подался вперед, задев пепельницу, потому что кто-то толкнул меня в спину. Я повернулся, сердито зыркая. За мной стоял мужчина с головой, напоминающей каштановый орех, – твердой, потрепанной и неправильной формы. Его ярко-голубые глаза с трудом фокусировались, и выглядел он как полный идиот, но он явно смотрел прямо на меня. Я не знаю почему. Возможно, ему не понравился мой акцент, или мое поведение, или то, что я был с красивой женщиной: идиотам определенно не требуются разумные причины для того, чтобы выделить вас. В любом случае, я отбросил свою злобу, быстро отвел от него взгляд и посмотрел на часы над стойкой бара, притворяясь, что сверяю время со своими наручными часами, постепенно меняя выражения лица: раздраженный, задумчивый, раздосадованный и наконец-то смирившийся.

– Ну, похоже, вы и Мадонна вполне счастливая пара, – сказала Джордж, когда я повернулся к ней, – а меня ждет серьезная битва в Америке. Мы ездили туда, чтобы прозондировать ситуацию и достать мне хоть крохотную роль, и обстановка там брутальная.

– Да, я…

– Как ты меня только что назвал? – сказал человек с головой из каштана, и рот его напрягся от злобы. Он с грохотом поставил свой стакан на наш столик, и его морда тут же оказалась на расстоянии нескольких миллиметров от моего лица.

Я отпрянул на стуле, чтобы уйти из опасной зоны и смотреть на него, не скашивая глаз.

– Простите? – сказал я.

– О, простите, – передразнил он издевательским женоподобным голосом и скривил губы. – Простите, – повторил он, на этот раз обращаясь к своим дружкам, которые стали чуть позади него. Они все засмеялись, раззявив рты: у них на всех было ровно столько зубов, сколько потребовалось бы коварному дантисту для комплектации одного рта. Человек-каштан повернулся ко мне, его дружки предпочитали стоять чуть поодаль и наблюдать, одним своим существованием понижая коллективный коэффициент интеллекта Шотландии.

– Я сказал… Как ты меня только что назвал?

– Я никак вас не называл, – сказал я. – Я вообще вас не упоминал.

Тип недоверчиво наклонил голову. Он не мог поверить в то, что только что услышал, и торопился предоставить мне любой шанс, чтобы избавиться от сложившегося недопонимания.

– Ты что, считаешь, что я вру?

Не знаю, зачем они это делают? Кому от этого хорошо? Мне? Ему? Зрителям? Никто ведь не верит, что к нему проявили неуважение, почему бы просто не сказать: «Я решил с тобой подраться. Я понимаю, что ты этого не очень хочешь, но меня это мало интересует: я не собираюсь отказываться от своего желания». Нет, они всегда должны пройти через этот идиотский ритуал. Причем ни разу не предпринималось ни единой попытки испробовать новую стратегию: «Ты что, сомневаешься в моей способности произносить гласные звуки?», нет – всегда все заканчивается фразочкой: «Ты что, считаешь, что я вру?» Мое критическое отношение к его банальному представлению не заставило себя ждать, и я инстинктивно закатил глаза, улыбнулся и издал тихий вздох.

«Такой ответ снял напряжение, его мышцы расслабились, он издал мягкий жизнерадостный смешок, а потом уселся с нами за стол, чтобы вместе выпить, С годами он стал одним из моих самых настоящих и верных друзей».

Как было бы здорово, если бы в жизненно важные моменты можно было бы все остановить, пойти домой и изложить на бумаге, что было дальше. В реальности он врезал мне по шее.

К счастью, ему немного мешали окружающие, и ему пришлось чуть согнуться, да и угол был выбран неправильно, так что удар оказался намного слабее, чем он надеялся. Несмотря на это, я издал хлюпающий звук, схватился за горло и парадоксальным образом подумал: «Ну, все могло бы быть намного хуже».