Секс и эротика в русской традиционной культуре

Из народных уст — Без автора. Из народных уст // Этнографическое обозрение. 1896. № 4.

КА — Карпатский архив, хранящийся в Отделе этнолингвистики и фольклора Института славяноведения и балканистики РАН.

Кравченко, 1914 — Кравченко В. Г.Этнографические материалы, собранные в Волынской и соседней с ней губерниях // Труды общества исследователей Волыни. Житомир, 1914. Т. 5.

Маринов, 1914 — Маринов Д.Народна вяра и религиозни народни обичаи // Сборник за народни умотворения и народопис. София, 1914. Т. 28.

Никольский, 1895 — Никольский Н. М.Летучий змей в 1745 г. в Белгороде // Живая старина. Вып. 3–4. 1895.

Онищук, 1909 — Онищук А.Матеріяли до гуцульскої демонольогії // Матеріяли до українсько-руської етнольогії. Львів, 1909. Т. 11.

ПА — Полесский архив, хранящийся в Отделе этнолингвистики и фольклора Института славяноведения и балканистики РАН.

Потушняк, 1940 — Потушняк Ф.Демоны в народном верованіи // Русская правда. 1940. № 178–184.

Романов, 8 — Романов Е. Р.Белорусский сборник. Вильна, 1912. Т. 8.

Сахаров, 2 — Сахаров И. П.Сказания русского народа. СПб., 1849. Т. 2.

СМР — Кулишиh П., Петровиh П., Пантелиh Н.Српски митолошки речник. Београд, 1970.

Созонович, 1893 — Созонович И.Ленора Бюргера и родственные ей сюжеты в народной поэзии, европейской и русской. Варшава, 1893.

Франко, 1898 — Франко І.Людові вірування на Підгір'ю // Етнографічний збірник. Львів, 1898. Т. 5.

Чубинский, 1 — Чубинский П. П.Труды этнографическо-статистической экспедиции в Западно-Русский край. СПб., 1872. T. 1. Вып. 1.

Шпренгер, Инститорис, 1990 — Шпренгер Я., Инститорис Г.Молот ведьм. М., 1990.

Яворский, 1915 — Яворский Ю. А.Памятники галицко-русской народной словесности. Киев, 1915.

Were'nko, 1896 — Were'nko F.Przyczynek do lecznictwa ludowego // Materaily antropologiczno-archeologiczne i etnograflczne. Krak'ow, 1896. T. 1.

Ziemba, 1988 — Zemba J.Zwyczaje pogrzebowe w okolicach Uszycsy na Podolu rosyjskiem // Zbi'or wiadomosci do antropologii krajowej. Krak'ow, 1888. T. 12.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

болг. — болгарский

верхов. — верховинский

гом. — гомельский

долин. — долинский

емельч. — емельчинский

жит. — житомирский

зак. — закарпатский

ив. — фр. — ивано-франковский, бывш. станиславский

иршав. — иршавский

клим. — климовский

межгор. — межгорский

надворн. — надворнянский

перегин. — перегинский

петрик. — петриковский

путил. — путильский

рах. — раховский

рожнят. — рожнятовский

рус. — русский

серб. — сербский

ужгор. — ужгородский

черновиц. — черновицкий

И. А. Морозов, И. С. Слепцова СВИДАНИЕ С ПРЕДКОМ (ПЕРЕЖИТОЧНЫЕ ФОРМЫ РИТУАЛЬНОГО БРАКА В СВЯТОЧНЫХ ЗАБАВАХ РЯЖЕНЫХ)

Смерть и воскрешение — древние мотивы новогоднего ряжения, которые занимали важное место во всей драматургии этого святочного действа. И не случайно, что, несмотря на весьма пестрый состав персонажей-ряженых, существенно различавшийся по областям, «покойник» встречался почти повсеместно. Обращает на себя внимание тот факт, что тема смерти в сценках с участием ряженого-«покойника» («мертвеца», «смерти», «белой бабы», «белухи» и т. д.) причудливым образом переплетается с мотивами женитьбы и брака. По-видимому, этим объясняется распространенность сценок с «мертвецом» не только на святочных игрищах, но и на посиделках, приуроченных к началу поста: «похороны таркан а» на «девичье заговенье» перед началом Филипповок, «похороны деда или Сидора» на масленицу, — а также к различным фазам свадебного обряда, [533] не говоря уже о детских и молодежных играх в «оживающего мертвеца». Тень этого персонажа витает над многими посиделочными развлечениями и играми, начиная с «имок» или «жмурок» и кончая «ящером», «оленем» и вариантами игр в «горюна» или «столбушку». При ближайшем рассмотрении нетрудно выявить непосредственную связь с визитом «мертвеца» и его эротической аурой и большинства святочных и свадебных сценок ряженых, ритуального озорства и проч.

533

«Похороны таркан а» (таракана): зап. Морозовым И. А. и Слепцовой И. С. в 1994 г. в д. Федосово Шацкого р-на Рязанской обл. от Якушиной Анастасии Николаевны, 1916 г. р. и Курцовой Александры Егоровны, 1915 г. р.; Ивлева Л. М., Ромодин А. В.Масленичная похоронная игра в традиционной культуре Белорусского Поозерья // Зрелищно-игровые формы народной культуры. Л., 1990. С. 196–203; Астров Н.Крестьянская свадьба в с. Загоскине Пензенского у. // Живая старина. Вып. 3. 1905. С. 455; Самоделова С. А.Рязанская свадьба. Исследование местного обрядового фольклора. Рязань, 1993. С. 296.

Ожидание «духов предков», возвращавшихся на землю в определенные календарные или особо значимые ритуальные моменты, связано со смешанным чувством страха, праздничного возбуждения и приподнятости. Атмосфера страха поддерживалась со стороны старшего поколения при помощи запугивания и угроз, направленных прежде всего на девушек и детей (более ранние записи показывают, что такое же давление оказывалось на неженатых парней). Ватаги ряженых («куляшей», «белух», «окрутников», «кудесов», «шуликунов»), бродившие по улицам деревень, нападавшие на случайных прохожих, стучавшие в стены домов с такой силой, что падали иконы, нередко заглядывавшие в окна, извергая дым и искры изо рта, и т. д., вызывали самый искренний и неподдельный страх у любого «неверующего» и смельчака. Поведение «пришельцев» поддерживалось и их необычным, «страшным» обликом (отсюда и нередко их название «страшн ые наряж онки»).

Вот несколько описаний «страшных наряжонок»: «Ходили куляш ами — нар едяцця в р яски [тряпье], худой пиджак, лицо завяжут платком, шалью — только глаза видать» (д. Биричево). «Куляши нар едяцца в шумное [шубное, то есть меховое], с заплатами, рукава разные, на головах тюрикй [остроконечные колпаки с рогами] да маски — и по деревне ходят по-под окошками» (д. Паново Кич.-Гор.). «В святые вечера ходили куляши — в полушубках, в туфлях на босу ногу, с бородой; лицо платком завязывали, чтоб одни глаза было видно; они в избе попляшут, а им за это роскоши дадут: конфет, орехов, пряников» (д. Рябьево, Панкратово). [534]

534

Зап. Морозовым И. А. в 1994 г. в с. Усть-Алексеево от Дерновой Александры Николаевны, 1914 г. р.; в д. Устье-Харюзово от Колосовой Анны Михайловны, 1909 г. р.; в д. Пожарово от Амосовой Натальи Акиндиновны, 1909 г. р.

Весь наряд «страшных наряжонок» был построен на принципе «оборотничества»: переодевались в одежду другого пола (женщины в мужскую и наоборот), использовали необычные, порой несовместимые элементы одежды и обуви («рукава разные, шубу выворотят», «на одну ногу надевали лапоть, на другую катанок» [валенок], «на голове корзина или горшок» и, наконец, принимали «звериный» облик: «куляши выворачивали шубу и заходили в дом на четвереньках» (д. Маслово), «надевали колпак с рогами: набивали штаны соломой и приделывали к голове как рога» (д. Кречетово). Вообще все без исключения зооморфные персонажи ряжения относились к «страшным наряжонкам».

Широко были распространены и «покойники», бегающие по деревне. В д. Новосело парень с угольями во рту («покойник») бегал по избам, фукал на всех дымом и искрами, катал («кот ышкал») по земле и по полу детей и взрослых. Похожие «покойники» были и в д. Сергеево (Белоз.) и Сотозеро. В д. Калитино «покойник» в белой одежде и босиком бегал по избам, фукал огнем и прискакивал к тем, кто его боялся, опираясь одной рукой на того, кого пугал, а второй на батог. В д. Великая (Верхов.) и Крутец «мертвецы» с головешками в зубах, в личине из бересты и белых покрывалах ходили по деревне на ходулях, а в д. Борисовская (Хар.) парни, обернувшись в простыни, ложились у дороги, по которой девушки отправлялись гадать «на кресты» [перекресток], и затем гнались за ними, изображая мертвецов. В д. Паново (Кич.-Гор.), Большое Харюзово ряженые — «п угала» или «п ужала», одетые в длинные балахоны, слонялись на ходулях по деревне, наводя ужас на случайных прохожих и стучась в окна. Если наряженные подобным образом не забредали в дома, они могли накидывать на себя вывороченный тулуп (д. Трубовщина). В д. Надеевщина, Крадихино ходили по деревне на батогах «куляш и» — только парни и мужики. «Сверху кафтан довгой, лице шапкой прикроют, хто бороду сделает… или руки кверху свяжут, кто шчё накинет и кланяецця. Крицяли: «Ман ило, манило идёт!» — шчёб боелися люди, ребятишки». [535] В д. Комлевская ряженые на ходулях назывались «великанами».

535

Зап. Морозовым И. А. в 1990 г. в д. Крадихино от Летовальцевой Варвары Ефимовны, 1913 г. р.