Секториум

— Джон! Имо слов-то таких не знает: «найти себя в жизни»! Когда это он себя потерял? Выброси из головы. Ты что, на Сириуса сегодня нарвался? Это он тебе объяснил кое-что о человеческом предназначении?

— Имо же не человек, — вывернулся Джон.

— И что теперь? У него должен быть особенный смысл?

— Конечно!

— Пусть сам ищет. Ты здесь причем?

— Он искал, — ответил Джон. — Теперь я помогаю.

— Каким образом? Может, и я помогу?

— Расскажи о нем то, чего я не знаю.

Вопрос застал меня врасплох.

— О его земном детстве расскажи, — настаивал Джон. — Расскажи мне всю его жизнь.

— Это, пожалуйста, — обрадовалась я и стала готовить завтрак.

Рассказывать о детях я могу часами. Были бы слушатели. Только взгляд Джона вдруг изменился. Джон стал похож на человека, погруженного в транс; или на альфа, который собирается писать информацию на мозговой чип, минуя осмысливающий этап восприятия. Тут же вспомнилась Ольга Васильевна. «Надо поскорее забрать их из этой школы», — решила я и поймала себя на том, что не могу сосредоточиться.

— Лучше расскажи, что ты делал сегодня заполночь в офисе? Чей смысл жизни ты там искал?

Джон покраснел. Это было последнее предупреждение: не хочешь слушать вранье, отстань по-хорошему.

— Приборы тебя засекли. Шеф рассердился. Я объяснила, что ты давно не был на родине, что тебе может быть интересно все, что нормальному человеку примелькалось. Но, Джон, ты ведешь себя странно, и это замечаю не только я.

— Сириус уговорил меня не ехать в турне, — признался Джон.

— Еще чего?!

— Я же поеду.

— Значит у нас с временами глаголов непорядок?

— Снова неправильно?

— Неужели не чувствуешь сам? Джон, что происходит? На Блазе ты говорил прекрасно.

— Нет, все так: сначала Сириус уговорил остаться, потом Имо уговорил ехать.

— Тьфу, на вас обоих. Когда вы все успели?

— Сегодня заполночью…

— Все! Больше ни шагу из дома без моего разрешения, а ночью я тебя привяжу за ногу к Имо, раз ты слушаешь только его.

Так я поступала и раньше. Ничего нового в процедуре привязывания за ногу для Джона не было. Он страдал чудовищным лунатизмом и мог во сне уйти из модуля пешком в одних портках. За башней стояла вечная блазианская мерзлота, не выше пятнадцати градусов. Джон во сне не соображал, что надо одеться. Обычно я караулила его сама, меняла коды на башне, ставила таз холодной воды у выхода. Если Джон хотел уйти, это не спасало. Он обходил тазы, распутывал узлы, хуже всего, что во сне он каким-то образом угадывал код замка, который я набирала в строжайшей секретности. Проблемы кончились, когда я стала привязывать его к Имо. Имо просыпался и доходчиво ему объяснял, что во время отбоя надо спать.

— Так и знай, привяжу! — грозила я, а сама связывалась с шефом. — Вега, наш челнок в ближайшее время на Блазу не собирается? — спросила я начальника, чем рассердила его еще больше.

— Ты будешь сидеть дома и воспитывать детей, — сказал он. — Если ты не в состоянии их воспитать, будешь контролировать. Никакой Блазы, пока они здесь. Будешь отчитываться за каждую минуту, вплоть до окончания экспедиции.

— А я разве просилась? Чего это вы на меня налетели?

— Ирина, возьми, наконец, на себя ответственность! Наведи порядок в своей семье!

«Порядок… — удивилась я. — Можно подумать, я знаю, как его наводить». Все, что я могу себе позволить в отношении детей, это наблюдать их на расстоянии, которое они определяют сами. Я не творец, в отличие от Сириуса. Я наблюдатель. Мое дело наблюдать и делать выводы, чтобы потом, когда мои дети потеряют смысл жизни, точно сказать, где он лежит.

Вслед за Джоном дома появился Имо. Я удивилась, застав его в модуле средь бела дня. Еще больше я удивилась, когда поняла, что Имо не просто шел мимо и заглянул, он именно пришел домой — явление исключительно редкое. Кроме того, он заявил, что сам будет заниматься с Джоном грамматикой и забрал у меня учебник. Я просто перестала понимать происходящее. Они вели себя как сиамские близнецы: вместе выкупались в бассейне, вместе устроились в беседке, при этом каждый занялся своим делом. На Земле они даже спать приспособились в одной комнате, а в другой валять дурака, делать вид, что готовятся к тестам. В школе они вели себя совершенно не так, у них были слишком разные интересы. Имо любил уйти подальше, забраться повыше, изрисовать потолок там, где он недосягаем с помощью пожарной лестницы, изрисовать проходящих мимо одноклассников, потому что его никто за это не ругал. Джон любил взять книжку и отключиться. С той же книжкой его можно было найти и через час и через день. На его компьютере была вся мировая библиотека. Больше всего на свете он обожал читать про Землю, про героев с мечами, которые спасают простой люд от дракона; про пришельцев, которые учат землян жить правильно и не совершать дурные поступки. Меня, как родителя, радовал сам факт, что ребенок с книжкой. Что он не карабкается по стене с баллончиком краски. Имо же ни одной книжки в своей жизни не открыл без принуждения, и это невероятно меня огорчало. Теперь он только и делал, что топтался возле Джона, мешая ему учиться.

Пискнул компьютер, пригласил Имо зайти в офис. Имо не отреагировал. Пискнул еще раз, Имо и бровью не повел. Я бы уже примчалась в мыле, а ему хоть бы что. Можно было конечно взять его за шиворот и отвести, но разве не интересно, чем кончится? Я продолжила наблюдать. Наводить порядок в моем семействе не имело смысла.

Нет! Одну книгу Имо все-таки открыл сам, о чем мне однажды сообщил его друг Иван. Книга называлась «Кузовной ремонт….» какого-то транспорта. И это событие имело незабываемую предысторию. Ее вполне можно было бы рассказать Джону, потому что «Кузовной ремонт…» был единственной книгой, которую открыл его младший брат.

В день, когда Имке исполнилось четырнадцать лет, Толик Панчук, отец Ивана, а заодно мой сосед, шел по улице и матерился так, что куры шарахались в подворотни. Он шел к Мише, сообщить ему то, о чем знала вся улица. А заодно предложить ему выпороть Димку. Своего Ваньку он уже порол, а Димку моего пороть — кишка тонка. Он решил возложить эту миссию на Мишу, как на исполняющего обязанности отца, но я дала понять, что справлюсь с этой задачей самостоятельно:

— Объясни, что он натворил, — попросила я, — а уж за мной не заржавеет.

Речь Панчука-старшего перешла в истерику:

— Там, на мусорной горе! — объяснял он. — Новый самосвал! Совсем новый! Как шашлык насадил, гаденыш! Как шашлык! Идем. Не веришь?

Там, где кончался частный сектор, и начинались свалки да заброшенные стройки, действительно находился грузовик. Он стоял, подняв зад к небу, а из-под мятой крышки капота торчала арматура толщиной с запястье. Железяка насквозь пропорола капот, к тому же погнулась, нанизав на себя машину. Нет, не как шашлык… как рыболовный крючок.

В отчаянии папа-Панчук, не находил себе места.

— Какая падла их сюда занесла?! — вопил он. — Как они… мать их, вперлись на эту хреновину? Ты видишь, как засела? Здесь пилы не подсунуть! — кричал он и был совершенно прав. Машина села на самое основание арматуры, торчащее из бетона. — Куда я подгоню, на х… тягач? Здесь вездеход не пройдет!

Действительно, до ближайшей местности, по которой пройдет вездеход, не дотянулась бы и стрела подъемного крана. Из воплей Панчука я узнала, что страховка покрывает только случай аварии и угона. То, что два интеллектуально одаренных подростка решат проверить ее проходимость, полис не предусматривал. Панчук-старший готовился к харакири. Этот несчастный грузовик олицетворял надежды на будущее благополучие семьи. Но главная подлость заключалась не в этом. Если абстрагироваться от интересного положения, в котором оказалась машина, там ремонта всего ничего. Арматура, если разобраться, серьезно не повредила ни один важный «орган».

Вернувшись домой, я обратилась к Володе, который незамедлительно выехал на объект и подтвердил худшее: «Разбирать и выносить по частям», — сказал Володя. Вечером, вместо праздничного застолья, состоялся семейный совет.

— Ты заехал или Ванька? — спросил Имку Володя.

— Ванька, — ответила я, — но идея был его.

— Штурманом, значит, — Володя похлопал Имо по плечу. — Ну, что ж, парень, готовься к разговору с шефом.

— Подожди, подожди, — испугалась я. — Зачем шеф? Это наши дела…