Секториум

— Они у себя дома, — напомнила Алена, а Миша, отложив телефон, присел на ступеньке автобуса.

— Черт с ним, со спутником, — сказал он. — Ксюха там извелась.

— А ты, папаша, каким местом думал? — напустилась на него Алена. — Адам и то не соглашался дежурить дольше суток.

Гера встал между ними, чтобы не случилось драки. Кризис миновал. Миша был слишком подавлен, чтобы ругаться. Все кроме него решили продолжить путь. Мишу же в самый неподходящий момент настигло чувство ответственности.

Ксюша позвонила, сказала «не надо». Шеф позвонил, повторил то ж самое. Все остальные сказали ему хором в оба уха: «Не едь! Без тебя разобрались!» Мишу посетила идея-фикс. Каждые полчаса он звонил в офис. Его терзали предчувствия, его угнетал комплекс отцовской вины, который теперь усугубился некомпетентностью начинающего начальника.

— Ксюха не виновата, — заявлял он. — Шеф попросил ее изменить орбиту, чтобы видеть нас. А я, черт возьми, не учил ее ориентироваться на ландшафт.

А никому, черт возьми, и в голову не приходило обвинять Ксю в глупостях, которые Миша регулярно совершает сам, несмотря на многолетний опыт.

Ситуация достигла апогея, когда Ксюша, на грани нервного срыва, позвонила сама и попросила меня сказать «этому Борисычу», чтобы оставил ее в покое, что он прилип к ней «как ириска к пломбе», и у бедной девочки уши пухнут от беспрерывных звонков. Словом, ничего нового я не услышала. Разве что образ ириски вызвал детские воспоминания о визите к зубному врачу. Мои уговоры на «этого Борисыча», разумеется, не подействовали. Кончилось тем, что Имо забрал у него телефон и положил во внутренний карман куртки. Миша немного отвлекся, пока кидался на него с угрозами, развеялся. Имо не обращал внимания. Он был занят настройкой радиоприемника.

Совершенно подавленный Миша, в конце концов, затих, и тут стало ясно главное. То, что следовало понять давно. Понять, что радары здесь ни при чем. Миша просто влюбился. Самоотверженно и безнадежно влюбился в собственную дочь. Все симптомы влюбленности были при нем: Миша плохо ел, мало спал, осунулся и подолгу сидел, глядя в одну точку.

— Может, вы и правы, что не пустили меня в офис, — сказал он. — Но ведь поеду дальше, только настроение всем испорчу.

Сказано — сделано. Миша испортил настроение всем, кроме Имо, которому было наплевать. Испортил так сильно, что насморк у Вовки-маленького перешел в кашель, а у Геры возникли проблемы на работе. С большим трудом его удалось отправить в Москву на частном самолете. Мы остановились у моря, арендовали коттедж.

— Отдай Имке и мой телефон, — попросила Алена. — Скажи, чтобы всех посылал. Если, конечно, на факультет не свалится орбитальная станция. А, хоть даже свалится. Пусть разбираются сами.

Пятый год Алена трудилась в должности декана и мечтала только об одном: утопить телефон по дороге на необитаемый остров. Оказаться там, где ее не достанут ни подчиненные, ни начальство; никем не командовать и ни за что не отвечать. Но, стоило мужчинам затеять шашлык, она немедленно взяла на себя руководство.

— Поеду я… — сказал вдруг Миша.

— Ну и катись, — ответили ему хором.

Миша «докатился» до шоссе. Автобус ушел перед носом. Ни один попутный транспорт не согласился доставить его в аэропорт. Накрапывал дождь, грозовой фронт надвигался из Скандинавии. Миша прикинул свои шансы уехать да и прикатился обратно как раз на запах шашлыка. А ночью я проснулась оттого, что хлопнула дверь. Был третий час. Небо осталось светлым, море холодным, тишина стояла в сосновом лесу.

Сон пропал. Сквозь тишину было слышно, как по чердаку бегают мыши, а из соседней комнаты пробивается пунктиром сочный и раскатистый Мишин храп. «Не может быть», — подумала я и пошла убедиться. Миша спал. На другой кровати спали оба Володи. Я сунулась к детям и увидела, что кровать Джона пуста.

— Не психуй, — успокоила меня Алена. — Пошел парень прогуляться. Придет.

Калитка осталась открытой. Я прошлась по поселку до пляжа, огляделась. От Джона не осталось следов на песке. Он мог уйти только через лес в сторону дороги. Хуже того, мог сделать это во сне. Я вернулась в комнату убедиться, что он оделся, но нашла на кровати брошенный телефон и напугалась еще больше. Имо не разделил моего беспокойства. На все вопросы он только пожимал плечами.

— Почему он ушел один? Он ведь шагу не ступал без тебя.

— Откуда я знаю?

— Оставь его в покое, — уговаривала Алена. — Ложись.

— Среди ночи в незнакомой местности ребенок уходит из дома, никого не предупредив, и оставляет телефон!

— Ребенок… — усмехнулась она и пошла спать, а я спустилась к калитке.

К утру все уснули, но Джон не появился. Чтобы успокоить нервы, я вышла на шоссе и направилась в сторону города. В противоположной стороне, по моему убеждению, молодому человеку среди ночи делать было нечего. И действительно, скоро я заметила впереди знакомую фигуру, идущую навстречу. Джон узнал меня издалека и заулыбался.

— Что-то случилось? — спросила я.

Хотя, педагогический опыт подсказывал, что правды мне не услышать. Что нормальная реакция убежавшего из дома мальчишки, — немедленно наврать родительнице, чтобы та успокоилась и отстала. Только мой старший сынок еще не знал, как нужно убегать из дома.

— Очень случилось, — ответил он. — Слишком даже случилось. Пойдем, я тебе покажу.

Нас подобрал автобус, везший сонных работников порта на утреннюю смену. Джон попросил остановить у монастыря, почему-то по-английски; сел рядом со мной и стал загадочно улыбаться. Я не расспрашивала. С меня неприятностей на сегодняшнюю ночь хватило.

Монастырь стоял на берегу реки. Точнее, величественные развалины из серого камня. Не более, чем краеведческая достопримечательность. Голые стены с дырами окон, коробка без крыши высотой с пятиэтажный дом.

— Ну и что? — спросила я, когда мы пролезли через дыру в заборе. — Дом с привидениями?

— Нет, — сказал Джон. — С сумасшедшими привидениями.

Мы зашли внутрь строения, словно во двор-колодец. Местность и впрямь была диковатой. Как сказал бы шеф, не зализанная турбизнесом. Джон достал из кармана ФД-очки. С помощью таких очков я когда-то искала в модуле Птицелова, если тот впадал в невидимую фазу. Боюсь, ни для чего другого они не годились. Слишком малый брали диапазон. В них было видно то же самое, что простым глазом. Да разве что Миша, гуляющий «фазаном» по женской бане. Адам для той же цели выбирал более изощренные фазы.

— Надень и посмотри, — предложил Джон.

— Можно подумать, я не видела привидений, — ответила я, но очки надела.

Белая ночь превратилась во мрак с горящими окнами, словно над развалинами появилась крыша. Факельный свет мерцал, за окнами бегали тени. Я хотела взять Джона за руку, но он исчез. Стены сдвинулись, голова закружилась, состояние близкое ко сну заставило меня закрыть глаза и ловить ускользающую реальность.

— Джон, — позвала я.

Голос раскатился взрывным эхом. Камни посыпались. Свет погас. Мне показалось, что я поймала не ту реальность. Вокруг была марсианская пустыне с беззвездным небом и дымящимися вулканами на горизонте. «Если я опять его позову, случится землетрясение», — решила я. Ко мне приближалось существо, совершенно на Джона непохожее. Я пошла от него, оно — за мной. Длинное, худое, глазастое, вылитый «белый гуманоид». Я пошла быстрее. «Белый» тоже прибавил шагу, кроме того, обратился ко мне с речью и длинной рукой попытался зацепить мой локоть. Языком жеста, понятным в любой точке Галактики, я объяснила, что не понимаю язык; попросила включить «переводчик» и не лапать меня без спроса. Существо выразило недоумение. Его речь стала более эмоциональной. Оно еще раз попыталось меня схватить, а я споткнулась и упала. Существо нависло надо мной. Кроме нас во Вселенной не было ни души. Телефон автоматной очередью тарахтел в кармане, но гуманоид не пугался. От звона я едва не оглохла и так дезориентировалась, что не нашла карман. Гуманоид полез ко мне в куртку за телефоном.