Секториум

— Здесь зона дементальной аномалии, — сказал шеф.

На арене остался белый след от моего ботинка, но вскоре растаял, испарился, как лужа на раскаленном камне.

— Сядь, — шеф указал мне место на трибуне.

— Что за аномалия? — уточнила я.

— Будь здесь, пока я не вернусь. Не уходи далеко от цирка, — шеф вышел в сумерки.

Мне бы в голову не пришло пуститься путешествовать в одиночку по незнакомой планете. Пористый материал сидения напоминал кирпич, он был теплым и шершавым. Ряды выглядели неровно, словно застывшие всплески волн от камня, брошенного в слякоть. Моя метеоритная идея окрепла, и я готова была предъявить ее начальству, но Вега не возвращался. Снаружи стали доноситься шумы, похожие на те, что издают вертолеты. Словно полчища «вертушек» опускались с неба. Цирк стал заполняться личностями. Все они были замотаны в одежду, не похожую на космические скафандры. Удивительно, что даже среди них мне не удалось найти монстра. Все они напоминали людей, в крайнем случае, гуманоидов. Они были худыми и полными, карликами и гигантами. Один из них был так толст, что едва протиснулся внутрь. Он уселся на верхнем ярусе, недалеко от двери и закряхтел, раскладывая широкий подол. Другие закрывали лица сетью, наподобие паранджи. Третьи наоборот, насаживали оптику на выпученные глазницы и искали фокус, разглядывая соседей по скамейке. Двое совершенно человекоподобных посетителей, зажмурившись, устроили сеанс мычания, повернув ладони в сторону арены. Дистрофически тощего и ненормально длинного кадра внесли на руках и посадили рядом с толстым. Кадр почему-то полез вперед, но его вернули на место.

Надо сказать, в своей яркой куртке я выделялась на общем фоне, как мухомор в зарослях опят. Первым делом, каждый входящий пялился на меня. Вега не возвращался. В цирк натолкалось душ сто, а то и больше. Все ждали. Мне вспомнилась гримаса Алены при вопросе, люблю ли я цирк. Любя или не любя, я готова была смотреть все, что покажут, даже если зрелище будет скучнейшим, я не стану выражать презрение к тому, что пока еще непонятно. Разве что поднимусь выше, пока не потушили свет.

— Тебя туда… — преградил мне путь широкоплечий тип в накидке песочного цвета. — Туда, туда… — он указал на арену, и желтые глаза с маленькими зрачками зловеще блеснули на его загорелом морщинистом лице.

— Меня?

— Тебя, — подтвердил желтоглазый под одобрительный гул публики. — Тянешь время…

— Вы меня с кем-то путаете?

— Нет, ни с кем.

— Но я в первый раз…

— Все хотят слушать новичка.

— Я не знаю, что говорить.

— Говори все…

— Пусть, что думает, то и говорит… — гудела толпа.

Мне показалось, что это сон. Что я случайно задремала, дожидаясь шефа и вдруг, по какой-то нелепой причине, не смогла проснуться. Как только я встала на черный круг, публика утихла, будто отключили звук ревущих динамиков. Остался легкий шорох одежд да едва уловимые звуки проносящихся по небу пропеллеров.

— Я с Земли, — сказал я.

— Здесь землян знают, — ответил кто-то с верхнего ряда.

— Что же мне говорить? Что вам интересно? — растерялась я. Тишина. — Может быть, вы зададите вопросы?

Ничего похожего на активность со стороны зрителей. Только напряженное любопытство. Вега, черт бы его взял, ушел и пропал. «Надо как-то себя вести, — рассуждала я. — Сплясать, допустим, не получится. Вокал тоже не относится к числу моих любимых занятий. Ни одного фокуса тоже показать не смогу, а, после исполнения акробатических номеров мне может потребоваться медицинская помощь. Самое время прочесть стихотворение». Я стала судорожно вспоминать Пушкина. На меня напряженно смотрела сотня пар глаз. Пушкин не вспоминался, зато всплыла детская считалочка: «Людоеда людоед приглашает на обед…» Я уже приготовилась, как вдруг засомневалась: поймут ли юмор «людоеды»?

— У нас сегодня что-то будет или не будет? — выкрикнул кто-то с галерки и спровоцировал общее возмущение, но за меня заступились сразу несколько присутствующих. Они, как по команде, одновременно подняли руки верх, и гул прекратился.

— Хотите анекдот? — предложила я. — Врывается ядерная бомба. Два таракана сидят на подоконнике, один другому говорит….

Зал взорвался от возмущения:

— Какая бомба? Почему взорвалась? — орали зрители, перебивая друг друга. — Что произошло? Как это, «ядерная»? Что за ядра у вас на Земле взрываются?

— Атомная бомба, — быстро исправилась я, — имеются в виду ядра атома. И не так уж часто взрываются. Это шутка такая. На самом деле ничего такого не происходит.

Поток недоумения не иссяк, но приобрел четко выраженное русло:

— Земляне что-то знают об устройстве атома? — удивился субъект, лица которого не было видно из-за тряпки, зато наружу торчали биноклевидные очки, прицеленные точно в меня.

— А… нечего им знать, — ответили ему за моей спиной. Пока я обернулась, ползала уже хрюкало. Наверно, было очень смешно.

— Зачем те земляне все время сюда влезают? — возмутился самый толстый посетители и тоже захрюкал, а потом еще и затрясся от эмоционального напряжения. — Лезут и лезут…

— Наверно, картину атома хотят себе представить, — ответили за меня юмористы, и аудитория затряслась вся.

Такого издевательства над человечеством я стерпеть не могла.

— Земляне об этом знают не меньше вашего! — заявила я.

Хрюканье прекратилось.

— А! Ну… — подзадоривал меня тип с биноклем.

От напряжения у меня закружилась голова, и физика, читанная мною на ночь, вмиг перемешалась с научной фантастикой. Я пыталась вспомнить соответствующий раздел, параграф, в глубине души понимая, что этого делать не стоит. Что мне, пока не поздно, следует убежать отсюда на улицу. Но было поздно. Рассердилась я ни на шутку и ничего с собой поделать не смогла.

Поверхность арены вскоре оказалась разрисована моими подошвами как ученическая доска. На ней можно было прочесть все: как электроны вращаются по орбитам, оставляя размытые очертания; как переходят с ближних орбит на дальние, высвобождая энергию… В какой-то момент, мне показалось, что это и есть универсальная тема для контакта, с которой могла бы начаться эпоха великого взаимопонимания. Но, переступив через человеческие традиции, я стала толковать материю по теории Адама Славабогувича, и моментально запуталась. Потом меня понесло в направлении кварков, не смотря на предостережения товарищей по работе, и там я запуталась окончательно.

— Как это нет существования скорости большей, чем скорость света? — очнулся товарищ, запеленатый как мумия в черные бинты. — А как же я поеду обратно? — с начала представления он мирно спал в первом ряду. Видимо, я спровоцировала кошмарное сновидение.

— Она сказала ясно… — заступились за меня верхние ряды, — увеличением скорости акселерируется масса, а массивное нечто теряет в ускорении.

Но «черная мумия» наверно работала пилотом на Кольцевых магистралях и не допуска мысли о связи массы и скорости:

— Она обобщает сути разнородных систем.

— Теория естественного предела одна! — напустились на мумию оппоненты.

— Как понимать естество? — возражала «мумия». — Я о другой гармонической системе. Там категории массы быть нельзя. Если только как энергетическая категория…

— Определись! — вопил хилый голосок с галерки. — Мы имеем в виду процесс или объект?

— Или процесс смотрим в роли объекта? — помогали ему товарищи с более мощными голосами.

— Пусть объяснит, что земляне знают под словом «энергия»? Что они могут знать о динамическом состоянии, если не построили себе понимания состава вещества?

— А вы, — срывался на фальцет обладатель хилого голоса, — без понятия массы поля, можете трактовать его как объекторную величину? Или вы примите динамическую систему расчетов?

— Спросите землян, знают ли они принцип физических пропорций?

Под перекрестным огнем мне опять захотелось ретироваться с поля битвы. Меня бы устроило, если бы дальше они дрались между собой самостоятельно. Но цирк был безупречно круглый, одинаковый со всех сторон, черный ход для провалившихся клоунов предусмотрен не был, а парадный я от волнения потеряла из виду.