Семь дней из жизни..

Перед глазами Эрни предстала просторная, утопающая в ярком солнечном свете комната (окна были достаточно большими и квадратными) с более чем скромной обстановкой: серый потертый диван, накрытый куцей замызганной тряпицей; покосившийся двустворчатый платяной шкаф; деревянный - явно самодельный - стол (сойдет и за письменный); три разнокалиберных стула без обивки (не исключено, что тоже изготовленных своими руками где-нибудь на заднем дворе лет пятьдесят назад, когда, вероятно, и строился сам дом). Кое-какое оживление небогатому интерьеру придавал круглый пестрый коврик, лежащий на полу.

В комнате не оказалось не только телефона, но и телевизора, однако Эрни этот факт, разумеется, не расстроил. Хотя книжные полки на стенах и отсутствовали, но на шкафу высокой стопкой лежал добрый десяток толстых книг. В целом, все выглядело неплохо – гораздо лучше, чем он мог предположить. Эрни почему-то готовил себя к худшему. К чему именно, он не знал…

– Кухня вон там.
–  Иван показал рукой на одну из двух дверей в дальней стене.
–  Других комнат здесь нет, раньше были, но дом перестроен. Да тебе и одной – за глаза. Ванная рядом с кухней.
–  Он перевел руку на вторую дверь.
–  Ну, как ванная… душевая.

– Да. Спасибо. Все понятно, - поблагодарил Эрни.

– Я поеду, - неожиданно заявил Иван.

– Так сразу?

– Ну да. А что? Ехать же далеко. А ты давай за книгу принимайся – не упускай возможности. Когда я еще тебя сюда приглашу…

– Хорошо, - согласился Эрни.
–  А это что?
–  Он указал рукой на крышку в деревянном некрашеном полу.

Иван немного подумал, как бы решая: достоин ли этот праздный вопрос правдивого ответа.

– А-а… Это что-то вроде подвала. Но в нем слишком темно. Лучше не заглядывать, мало ли что. – Он принял слегка таинственный вид и многозначительно замолчал, важно надув щеки.

– Что?
–  с тревогой в голосе спросил Эрни.

Иван прыснул со смеху: шутка удалась.

– Да шучу я, успокойся, ничего там нет.

– Что-то многовато шуток на сегодня, - пробормотал Эрни.

– Хочешь, посмотрим? – предложил Иван и сделал шаг по направлению к крышке.

– Нет, не надо, - замотал головой Эрни.

Перестав улыбаться, Иван торопливо выдал:

– Да, забыл сказать: паб - напротив полицейского участка. Очень удобно.

– Я заметил.

– Не злоупотребляй, – подмигнул Иван.

Эрни, конечно, понял, о чем идет речь, но не нашелся, что на это ответить.

Иван подошел к нему поближе и протянул руку:

– Ну, давай.

Крепкое дружеское рукопожатие вернуло Эрни какую-никакую уверенность.

– Держи. – Иван поболтал брелоком, звенящим тремя одинаковыми ключами.

– Спасибо.

Товарищ продолжал:

– На Карла не обижайся. Это его работа. Даже не работа - служба.

– Я не обижаюсь.

– Все наладится, Эрни.

– Конечно.

Приятели обнялись. Иван шагнул за порог.

– Связь через Карла!
–  донесся с улицы его голос.

Эрни поставил сумку на особо несуразный, но прочный с виду стул и прошел к низкому и вдобавок изрядно продавленному дивану; опустился на него, подняв облако сверкающей в солнечных лучах пыли. Сидеть было неудобно. Слишком неудобно. Эрни с трудом встал, извлек из кармана неизменный затасканный блокнот и ручку, приблизился к перекошенному столу с исцарапанной поверхностью и постарался насколько это возможно устроиться покомфортнее на крафтовом стуле; не теряя понапрасну времени, принялся что-то записывать, увлекаясь все больше и больше.

10

В кабинете за столом сидел Карл и уже несколько минут бесцельно вертел в сильных пальцах фотографию Беатрис. Со своего рабочего места за ним наблюдала Сара, осторожно потягивающая горячий кофе из красной фаянсовой кружки, которую она держала двумя руками, словно хотела согреть их, хотя в помещении не было холодно. Сара выжидала, когда Карл, набравшись мужества, все-таки что-нибудь скажет. Но тот безмолвствовал и начинать неприятный разговор, судя по всему, не собирался. Игра в молчанку затягивалась, и тишина становилась невыносимой.

Вернувшись в участок после обеда, Сара не застала Ивана и Эрни, но даже по одному подавленному виду Карла догадалась: произошло что-то неординарное. Самого главного Карл, естественно, утаить не смог. «Этому писателю привиделась Беатрис, представляешь? Прямо тут, у входа в участок», – так он огорошил женщину, как только та переступила порог. И жалко улыбнулся. На большее он не отважился. Выпалил и замкнулся. Но Саре, для того чтобы осознать масштаб проблемы, сказанного хватило с лихвой.

Сейчас Карл пытался угадать ее мысли и в его голове крутилось следующее: «Замолчал, боится ляпнуть лишнего, значит, у самого рыльце в пушку». Он недалеко ушел от истины. Сара думала приблизительно так, но вот в выборе выражений себя не ограничивала и использовала наиболее крепкие из них. И наиболее подходящие. Не рыльце, конечно…

– Что он знает, Карл?
–  Сара не выдержала первой: все же она была женщиной.

– Пока ничего такого, – с поспешной готовностью, как будто ждал именно этого вопроса, отозвался он, – но теперь наверняка будет копать, ничего не попишешь.

– Как ты думаешь, Карл, кого он принял за Беатрис?

– Я думаю, что он просто соврал. Здесь нет никого, кто бы походил на Беатрис, ты же знаешь. – Карл посмотрел на женщину невинными глазами.

– Зачем ему врать?
–  не отставала Сара.

– Я думаю, что он хочет написать книгу о тех событиях, - рассудительно отвечал Карл.
–  Для начала проверил меня, что ли… Поглядел, как я отреагирую.

– Откуда он знает?

– Слышал, наверное. Писатель – вот и хочет написать…

– Мне кажется, что это глупый поступок с его стороны, - презрительно скривила красивые и не тронутые помадой губы Сара.

– А может, он просто ненормальный, - продолжал Карл.

– Это больше похоже на правду, - слегка усмехнулась женщина.

– Я присмотрю за ним, - заверил ее Карл.

Но напарница не успокаивалась:

– А Иван о чем-нибудь догадывается?

– Нет, Сара. Я думаю, что ему не интересно все это.

– Надеюсь.
–  В ее голосе наконец-то послышалось облегчение.

Карл выдвинул правый верхний ящик стола и достал из него еще одну фотокарточку, такого же размера, что и фото с Беатрис. Положил оба снимка рядом друг с другом, на стол - для этого пришлось расчистить место.

Сара допила кофе, аккуратно поставила кружку точнехонько на ту невидимую точку на столе, где опустошенной кружке полагалось находится, и равнодушно спросила: