Семь дней творения
Шрифт:
— Огорчен за вашу подружку!
Через несколько секунд его черный «Шевроле» исчез за пересечением с Бич-стрит.
София не смогла дать инспектору никаких связных объяснений. Ужасное предчувствие — вот что заставило ее выгнать из ресторана посетителей. Пильгес счел эту версию легковесной — как-никак, София спасла от гибели кучу людей! София ничего не смогла добавить. Возможно, она бессознательно почувствовала запах от утечки газа. Пильгес проворчал в ответ, что в последние годы у него растет гора нераскрытых дел с общим фигурантом — бессознательным.
— Сообщите мне о результатах расследования. Мне тоже нужно знать, что произошло.
Он
Лукас в нетерпении дважды нажал на клаксон. Сторож в будке надавил на кнопку, не отрывая взгляд от экрана телевизора: «Янки» вели с крупным счетом. Шлагбаум поднялся, «Шевроле» с потушенными габаритными огнями подъехал к самому краю насыпи. Лукас опустил стекло, выбросил окурок. Переведя рычаг передачи в нейтральное положение и не заглушив двигатель, он вылез из машины. Толчок ногой в задний бампер придал машине достаточное ускорение, чтобы она преодолела оставшиеся до края сантиметры и рухнула в воду. Лукас наблюдал за ней, подбоченясь и затаив дыхание. Когда на затихающей водной поверхности лопнул последний пузырь, он отвернулся и пружинисто зашагал к стоянке. Оливковая «Хонда», казалось, только его и ждала. Он взломал дверной замок, открыл капот, вырвал и выбросил подальше датчик сигнализации. Устроившись в кресле, он разочарованно осмотрел салон — синтетический, а не кожаный. В своей связке автомобильных ключей он безошибочно нашел подходящий. Двигатель послушно заурчал.
— Для разнообразия сойдет и зеленая японоч-ка! — проворчал он, отжимая ручной тормоз.
Часы свидетельствовали, что он опаздывает, поэтому пришлось прибавить газу. Бездомный по имени Джуэлс, сидевший на причальной тумбе, пожал плечами, проводив взглядом автомобиль и последний пузырь на воде.
— Она выживет?
В третий раз за вечер голос Лукаса заставлял ее вздрагивать.
— Надеюсь, — ответила она, оглядев его с ног до головы. — Кто вы такой, собственно?
— Лукас. Очень сожалею — и одновременно очень рад. — Он протянул руку.
Впервые София почувствовала, до чего устала. Она встала и подошла к кофейному автомату.
— Хотите?
— Я не пью кофе, — ответил Лукас.
— Я тоже, — созналась она, вертя пальцами монетку в двадцать центов. — Что вы здесь делаете?
— То же, что и вы. Приехал справиться, как она.
— Зачем? — спросила София, роняя монету в карман.
— Чтобы написать отчет. Пока что в графе «пострадавшие» я поставил цифру «1». Теперь надо уточнить информацию. Терпеть не могу оставлять сегодняшние дела на завтра. Не выношу задержек.
— Как и я…
— Лучше бы вы приняли мое приглашение. Тогда ничего этого не произошло бы.
— Не вы ли говорили недавно о такте? Занятное у вас представление о тактичности!
— Ее выпишут поздно ночью. Вилка для утки в человеческом мягком месте — это страшное оружие. Там шитья на несколько часов, мы вполне успеем посидеть в кафе напротив. Приглашаю вас.
— Никуда
я не пойду.— Как хотите. Подождем здесь. Не очень приятное местечко, но если вы так предпочитаете… Тем хуже!
Они просидели на скамейке спина к спине больше часа, прежде чем в коридор вышел хирург. Хлопка ладонями в латексе не прозвучало (хирурги снимают перчатки при выходе из операционного отделения и бросают их в предназначенный для этого бак). Матильда вне опасности, артерия цела, сканирование не выявило повреждений черепа, позвоночник тоже не тронут. У нее два перелома без смещений — руки и ноги, в нескольких местах пришлось наложить швы. Сейчас ей накладывают гипс. Осложнения возможны всегда, но хирург надеется, что обойдется без них. Тем не менее пострадавшей, по его мнению, полезно будет провести несколько часов в полном покое. Он будет признателен Софии, если она предупредит близких, что до утра пострадавшую нельзя будет навещать.
— Это я запросто, — заверила его София. — Кроме меня, у нее никого нет.
Она продиктовала дежурной по этажу номер своего пейджера. Выходя, она, не глядя на Лукаса, уведомила его, что изменений в протоколе не предвидится, после чего исчезла за турникетом приемного отделения. Лукас нагнал ее на безлюдной стоянке. Она искала ключи от машины.
— Буду вам весьма признательна, если вы перестанете меня пугать, — сказала она ему.
— Кажется, мы с вами неудачно начали, — проговорил Лукас сладким голосом.
— Начали… что? Помявшись, Лукас ответил:
— Допускаю, что иногда бываю прямолинеен. Но я искренне рад, что ваша подруга легко отделалась.
— Глядите-ка, хоть в чем-то мы совпадаем! Чего только на свете ни бывает! А теперь, если вы мне позволите отпереть дверцу…
— Может быть, все-таки выпьем вдвоем кофе? Не возражаете?
София промолчала.
— Ну, это так просто говорится… Вы не пьете кофе, я тоже. Как насчет апельсинового сока? Тут напротив делают восхитительный сок!
— Откуда такое желание утолить жажду в моем обществе?
— Я только что приехал в Сан-Франциско и не знаю здесь ни души. Три года абсолютного одиночества в Нью-Йорке — я, кажется, неоригинален… «Большое Яблоко» [4] превратило меня в дикаря, но я решил измениться.
София, склонив голову набок, наблюдала за Лукасом.
— Ладно, начнем все сначала, — сказал он. — Забудьте про Нью-Йорк, про мое одиночество и про все остальное. Сам не знаю, откуда у меня такое острое желание выпить с вами рюмочку. Дело не в рюмочке, а в стремлении с вами познакомиться. Вот я и выдал вам правду. Теперь вы правильно поступите, если скажете «да».
4
Прозвище Нью-Йорка.
София посмотрела на часы, колеблясь, потом улыбнулась и приняла приглашение. Они перешли улицу и зашли в «Криспи Крем». В маленьком заведении вкусно пахло свежей выпечкой, из печи только что извлекли противень с горячими пирожками. Они сели у окна. София не ела, она в изумлении наблюдала за Лукасом: тот меньше чем за десять минут проглотил семь глазированных пирожков.
— Как я погляжу, вы исключаете чревоугодие из перечня смертных грехов? — не выдержала она.
— Ах эти мне басни про грехи! — отозвался он, беззастенчиво облизывая пальцы. — День без лакомств — хуже безоблачного дня!