Семь фунтов брамсельного ветра
Шрифт:
Бедная наша мама… Ну за что ей такие подарочки со дня на день! Впрочем, в больнице она держалась молодцом, расплакалась только дома. Я успокаивала, она не успокаивалась. Тогда я догадалась: позвонила в Питер дяде Косте и дала маме трубку. Мама излила давнему другу душу и все недавние события и беды. Дядя Костя утешал ее с чисто мужской логикой и сдержанностью (я «висела» на параллельном аппарате и порой вставляла фразы). Он даже высказал суровую, но дельную мысль, что «нет худа без добра и, может быть, этот случай отвлечет юного познавателя жизни от кавказской авантюры».
Отвлек не сам случай,
Мама призналась мне:
— Я не знаю опять: горевать или радоваться…
— Наверно, и то, и другое… — вздохнула я.
Я навещала Илью каждый день. Мама тоже, но не со мной, а ближе к вечеру. Илья выходил в больничный садик — с толстой повязкой на глазу, но уже довольно бодрый. Хотя и немного виноватый. О Кавказе больше не было ни слова — по крайней мере, с ним. Но однажды на подходе к больнице я увидела Татьяну и заявила ей без предисловий:
— Надеюсь, хоть теперь-то вы не станете склонять его к путешествиям в южные края?
Девушка Таня «отвесила губу»:
— Я?! К путешествиям?! Я только и твердила ему, какой он сумасшедший! Да и вообще вся эта идея рухнула, декан сказал, что ляжет на пути собственным костлявым телом…
И я сразу возлюбила однокурсницу брата. И декана.
Илья попросил принести ему мобильник и время от времени позванивал домой и маме на работу. И, видимо, ненаглядному Толику Гаевскому, который теперь, конечно же, учился на программиста. Со мной Илья поделился:
— Толька и я задумали одну штуку. Компьютерный мир ахнет…
— Видимо, теорию тройного рикошета, — не сдержала я свой язык. — Поскольку двойной оказался бессильным перед простеньким паролем из трех букв… Ну-ну, какая я «мучача»?
— Стервозная, — сказал брат по-русски. Но продолжил без обиды: — Между прочим, задачка оказалась не простая вот почему. Фамилия «Даль» за границей пишется все-таки четырьмя буквами. С буквой «аш» перед «эль»…
«Dahl»! — сразу сообразила я.
— Но папа это, видимо, не брал в расчет!
— А компьютер-то брал! И надрывался в поиске трехбуквенных врача, артиста и капитана!.. Между прочим, не думай, что искать трехбуквенные значения легко. Наоборот. Не буду объяснять тебе эти премудрости, чтобы не свихнулась. В общем, надрывались и мы, и те, кто охотился за папиными текстами. Про пароль, конечно слышали и думали, что с его помощью через сеть пролезут в наш компьютер. Наверно, думали и те, кто боялся, и те, кто хотел честной разборки…
— Ты считаешь, есть и такие?
— Мучача ты… конечно, есть. Приходил тут ко мне парень, следователь, мы с ним болтали часа два. Сперва о той драке, потом вообще… Он когда-то хотел, как я, идти на философский, а потом подумал: кто-то должен грязь разгребать, это тоже философия жизни… Не все ведь, как вечной памяти Виктор Викторыч Будимов…
Меня сразу обдало
холодом.— П… почему «вечной памяти»?
— Женька, ты что? Не смотришь «Новости»?
— Д… давно… — Это была правда.
— Позавчера еще передали: оползень в Дагестане, на шоссе. Несколько военных машин, двенадцать человек. В том числе и… В списке…
Я никогда не любила Виктора Викторовича. Даже в те дни, когда не знала никаких подозрений и когда он приходил, как добрый знакомый, дарил маме цветы и мама улыбалась в ответ. Но сейчас меня тряхануло таким ознобом, что чуть не сбросило с садовой скамейки.
— Женька, ты что?! Выпей газировки…
Я выпила, вцепившись зубами в пластиковое горлышко.
Илюха, видимо, всерьез перепугался за меня.
— Я думал, ты знаешь…
— М-м… — помотала я головой. — Да нет, я ничего. Просто… неожиданно так… А мама знает?
— Я… не говорил… Теперь боюсь, что нет…
…Мама знала.
— Только не стала говорить тебе. Ты и так вся такая… на нервах…
Это я-то «на нервах»? Мне всегда казалось, что я тверже и спокойнее мамы. Но теперь я поняла: мама права. Ведь не только серьезные причины, но и пустяки последнее время выбивали меня из колеи. И это непонятное ожидание несчастий…
В продолжение всех бед я на следующий день поругалась со Стаканчиком. Первый раз в жизни.
С утра я чувствовала себя так скверно, что решила не ходить к Илье. Позвонила ему, сказала, что малость прихворнула.
— А ты как?
— Я — вполне. Обещают сегодня снять повязку.
Я была рада, что Илюха «вполне». Но его какая-то излишняя бодрость досадливо царапнула меня. У всех «вполне» и всем наплевать, как погано у меня на душе… Я сама не знала, почему погано, и обозвала себя дурой и эгоисткой. Легче не стало.
И в это время пришел Стаканчик.
Сперва я обрадовалась: хоть одна добрая душа рядом! Поговорили о Лючке, которая, наверно, скучает в деревне. Конечно, там свежий воздух, лес, земляника созревает и прочие радости природы. Но с кем ходить в лес-то? С престарелым дедом? Он только и знает свои огородные гряды…
Наш город, разумеется, не дача, не Багамские острова, для отдыха приспособлен мало. Но все же есть Верхне-Таволжское озеро с большим пляжем, есть Центральный парк, есть в конце концов Дворец, в котором жизнь продолжается и в каникулы. Совсем недавно звонил Петруша и говорил, чтобы мы не «растворялись в пространстве», потому что у него возникла идея: снять фильм по пьесе «Приключения летчика Митьки Сталактитова», которую сочинил он сам. Правда, мы все, кроме Люки Минтаевой, «не в штате», но без нас не обойтись. Особенно без Томчика, который «вылитый Митька».
Решили, что пойдем к Петруше, как только вернутся Люка и Лоська.
— А что слышно о Лоське?
Я пожала плечами: ничего. И опять поморщилась от непонятной досады. Стаканчик спросил:
— Ты не могла бы дать мне свою кассету с «Гневом отца»? Приехали родственники, хотят посмотреть…
— Пожалуйста… А где твоя-то?
— Я разве не говорил? Встретил одного мальчика, с которым раньше был в клубе «Паруса надежды». Он мою кассету попросил, чтобы посмотреть там с ребятами…
— Ты же поссорился с этим клубом!