Семь кругов яда

Зеленый, не менее унылый блин с аналогичной мордой и лишними запчастями умолял меня прекратить его мучения одним милосердным ударом. 

– Это дракон! – вздохнул гений, нанося контрольный штрих. 

Принципиальной разницы между страдающей живностью я не обнаружила. Они как бы переглядывались с соседних листков, лежа рядом. «Ты кто?» - грустно вопрошала лошадка. «А ты кто?» - смотрел на растерянный по частям дракон. Я мысленно пыталась найти не только отличия между рисунками, но и оправдания на случай, если оторву этому Ван Гогу ухо. 

– А вот - принцесса! – поверх несчастного зверья легла девушка с четко обозначенной рабочей стороной. Легкое косоглазие вполне можно было списать на радость при виде прекрасного принца, а вот по поводу остального, даже матушка природа прикрыла лицо рукой. Камбала как бы слегка завидовала принцессе. Рядом появился ее брат-близнец – Принц. Если бы такой принц убегал, я бы его не догоняла! 

Художник явно ждал похвалы, пока я хотела закапать себе в глаза первое попавшееся под руку средство гигиены, чтобы набраться смелости и похвалить авторское видение. 

– Вы еще книгу не видели! – высокомерно заметил гений, пока я вспоминала некоторых мультипликаторов, от которых визжат от восторга дети, и седеют раньше времени родители. – Смотрите и преклоняйтесь перед великой силой искусства! 

Если когда-нибудь археологи раскопают могилу великого гения и обнаружат следы насильственной смерти, включая проломленный череп. И долго будут думать за что? Надо бы на всякий случай положить парочку его работ ему в гробницу, чтобы ни у кого не оставалось сомнений.

Перед моими глазами лежала книга с черной обложкой. Я прямо представила, как со строгим взглядом, единожды узревшим истину сквозь замочную щель небес, прижимая к груди сей опус, я кочую от порога к порогу, задавая вопрос: «Вы верите в возможность быстрого заработка?».

Обложка раскрылась, я даже сглотнуть не успела от неожиданности. На меня скорбно, с укором, как на матушку природу, смотрело создание ориентировочно женского пола, с сероватой кожей, с малюсенькими глазками поросенка, круглыми щечками и кудрявыми волосинками. Раз… два… три… четыре… Десятью, чтобы быть точнее! Нос – пятачок намекал на то, что Фунтик закабанел со временем, женился на Обезьянке, и они стали счастливыми родителями этого чуда. Это чудо умудрилось дожить до пенсии, выступая в цирке. А каждое выступление начиналось словами: «Родила царица в ночь…».

– Это кто? – спросила я, подозревая, что где-то бродят натурщики. Не хотелось бы лечь спать, а потом проснуться от того, что надо мной склонился тот самый принц – камбала с явным намерением облобызать меня.

– Не узнаете? – горделиво спросил гений, прищурившись.

– Светка? – прищурилась я, вспоминая более-менее знакомых девушек, до которых никак не могут дотянуться модельные параметры.

– Это – вы! – выдал художник, всем своим видом показывая, что обидеть гения может каждый!

Ком тошноты подступал к горлу, холодная изморозь летним душем волной пробежала по всему телу, зеркало, оставшееся в далекой ванной, далекого города, далекого мира всячески протестовало.

– Я вас даже слегка приукрасил, между прочим! – поставил меня в известность непризнанный по понятным причинам гений, а перед глазами промелькнула биография этого, с позволения сказать, таланта. Комиссия Художественной Академии осторожно заметила, что такому дарованию нечего делать в их скучных и убогих стенах, а разобиженный портретист решил отомстить и перешел на темную сторону силы.

– Слушайте! – возмутилась я, понимая от такой живописи живообписялся бы любой натурщик. – Вам никогда не жаловались? Слово «непохоже» никогда не звучало в разговоре с клиентом?

– Нет! – захлебывался гневом художник так, словно его работы украшают местный Лувр. – Как вы смеете критиковать то, в чем не разбираетесь! Сперва научитесь рисовать, а потом уже …

Что ж ты вгоняешь меня в пучины женской депрессии? Дайте мне шпатель, чтобы я могла осторожно отскрести свою раздавленную великой сила искусства самооценочку от пола!

– Дальше, - процедила я голосом, от которого должно замерзнуть все в радиусе километра. – Листай! Ой! Ай! Э! Нет! Хоспади! Это что за!

На меня смотрели грустные лица серо-зеленые и синеватые. Вокруг них были какие-то цветочные узоры. Весь каталог навевал ту самую экзистенциальную тоску о чем-то вечном, непостижимом и недостижимом.

– Это – ужас! Кошмар! – протестовала я, снова листая страницы с набросками и ужасаясь все сильней. Синеватая, костлявая девушка мутным взглядом смотрела на меня с очередной страницы, держа в руках флакон с новыми духами «Ля кости». «Нежный аромат с нотками розы подарит вам умопомрачительную улыбку на весь день!». Если от улыбки хмурый день светлей, то от ее оскала откуда-то вопреки всем прогнозам набегает грозовой фронт. Мужик на коне получился чуть лучше, почти полностью сливаясь к лошадкой. Если я и разбираюсь в пропорциях тел, то это - не «кентавр», это – «понтавр». Эдакие понты на пони. Рядом с ним бы вполне искусно изображен флакон с бантиком и этикеткой: «Горлен». У мужика был такой мятый вид, словно он уже с утра вкусил аромат, занюхивая рукавом и конем, а потом поскакал бороться с зеленым змием, который неожиданно возник на горизонте после пятого флакона. Остальные были не лучше. Я всегда искренне полагала, что выражение: «Великое искусство может выдавить слезу даже из самого черствого человека» - фигуральное. Но сейчас в уголке глаза затаилась та самая скупая слезинка, которая намекает на то, что ничего у меня не выйдет с такой командой.

– А где скидки? – простонала я, снова листая страницы и не видя знакомых стикеров.

– Я все сделал, как вы и просили! – снова обиделась ранимая творческая личность. – Скидка на возраст, скидка на вес, скидка на рост… Все сделано в лучшем виде!

– А распродажа? – глаз снова дернулся от первой картинки.

– Вот! – меня ткнули как котенка в результаты бурной кошачьей жизнедеятельности. – Один раз я написал слово «Даже». Как и договаривались. Раз про «даже» вы просто пролистали…

На меня хмуро смотрели «…идеры», один из которых, протяжно и громко зевнул. Маг-проектор тренировался показывать приличную иллюзию, размахивая руками так, словно отгоняет стаю озверевших таежных комаров. В маленьком облачке мелькали какие-то паралитики, которые двигались так, словно уже познакомились с энцефалитным клещом. Ладно, по сравнению с некоторыми презентациями, которые были сделаны в студии «На коленке я лепила, спать хотела и тупила», это еще куда ни шло. Несколько глубоких вдохов и выдохов вернули мне самообладание.

– Мальчики! – приветливо окликнула я новых «…идеров». – Рассядьтесь, пожалуйста. А ты, Проектор, иди сюда! Показывать будешь то, что я говорю!

Проектор поплелся в мою сторону, несколько раз споткнувшись о чьи-то вытянутые ноги. Судя по запаху, идущему от сапог, падение означало верную смерть.

– Друзья мои! – бодренько и жизнерадостно начала я, обводя взглядом лица тех, кого вычеркнула бы из френдзоны сразу же. – Мы продаем не продукцию, а образ жизни. Вы – первые чеки компании, поэтому на вас лежит огромная ответственность! Как я уже объясняла, мы предлагаем людям работу по продаже нашей продукции. Они могут не продавать ее самостоятельно, а взять на работу друга, который будет продавать вместо них.