Семь неудач Леди Удачи
Шрифт:
Адриан считал, что он виновен лишь потому, что являлся сыном своего отца. Что не остановил его от злодеяний, что не знал о том, чем занимался его родитель.
Когда он вернет Маринетт родным, облегчит ли это его вину хотя бы на самую малость?
Или в дружелюбной семье месье Дюпена и мадам Чен его имя отныне будет сродни проклятью? Будут ли Том и Сабина жалеть о том, что предоставили в свое время отчаявшемуся Коту кров и еду? Будут ли мечтать забрать ту теплоту, которую ему подарили?
Ведь все это должно было предназначаться Маринетт.
Каждый круассан, что он съел в
Если бы не Габриель Агрест, Маринетт бы каждый день завтракала, обедала и ужинала в кругу любящей семьи. Они бы каждый день дарили друг другу улыбки, обсуждали последние новости, Маринетт бы рисовала эскизы, которые Том и Сабина непременно хвалили бы. Быть может, Леди ответила бы на чувства Кота, и по вечерам Маринетт ходила бы на свидания с Адрианом. Она бы позвала его на фруктовый коктейль, а он бы предложил ей выйти за него замуж.
Но из-за Габриеля Агреста это все, черт побери, невозможно!
Даже сейчас, когда Маринетт наконец-то нашлась, один тот факт, что Адриан являлся сыном ее злейшего врага, уже лишал его всех шансов на совместное будущее с любимой.
Она не простит.
Это сейчас Леди позволяла Коту себя обнимать, смотрела на него с безграничным доверием. Но стоит ей только узнать, кто посмел нацепить на себя маску ее напарника, доброта в ее глазах сменится презрением. Она тотчас прогонит его и никогда больше не позволит человеку, носящему фамилию Агрест приблизиться к ней, заговорить с ней, дотронуться до нее…
Но даже так Кот не посмеет разлюбить свою Леди и будет защищать ее до конца своих дней.
Ведь снова жить без нее Адриан больше не сможет.
========== 14. Адриан Агрест ==========
Нуар виновато смотрел на любимую, которая, смущенно спрятав лицо в ладонях, издавала неразборчивые писки. Кот прекрасно понимал: мало кто обрадуется, узнав, что его личный дневник читали, но не мог же он скрыть от нее эту правду? Герой Парижа и так умолчал о том, что даже проснувшись посреди ночи может по памяти процитировать любую страницу.
— Почему, — наконец, из уст Маринетт начали вылетать понятные фразы, — почему из всех людей мира мой дневник прочел именно ты? Я ведь такую чушь там писала…
Девушка присела на корточки, словно это могло спрятать ее от взгляда Нуара. О, сколько секретов и переживаний она оставила на страницах своего дневника! Так неловко было вспоминать, о чем же она писала, будучи школьницей. И ведь Кот теперь знал, что о нем и о его каламбурах думала Ледибаг! И что она размышляла о том, что дала бы Нуару шанс, если бы не была влюблена в Агреста!
— Хотя лучше уж ты, чем Адриан, — смущенно прошептала мадемуазель Дюпен-Чен.
Кот поперхнулся.
Он уже почти смирился с мыслями о том, что Маринетт никогда не простит его как Адриана за грехи отца, но слышать подобное все равно было ужасно больно. Неужели Леди настолько ненавидела сына своего врага, что вероятность того, что Адриан прочел ее дневник, настолько ее пугала?
— П-почему? — осторожно поинтересовался Нуар.
— А то ты не знаешь, Котик! — Дюпен-Чен приподняла голову и посмотрела на бывшего напарника. —
Там ведь почти на каждой странице о нем было написано.— Ты жалеешь об этом? — чуть слышно спросил герой Парижа. Страницы дневника Маринетт содержали единственное доказательство того, что его Леди когда-то была неравнодушна к нему без маски. Нуар знал, что ее любовь осталась в прошлом (не мог же он надеяться на сохранение ее чувств после всего, что произошло!), но как же, черт возьми, ему хотелось, чтобы она хотя бы не сожалела о том времени.
— Не то чтобы жалею, — девушка села на кровать и похлопала по ней, приглашая Нуара присесть. Кот послушно сел рядом с ней, и Маринетт положила голову ему на плечо. Несмотря на то, что с их последней встречи прошло целых семь лет, бывшая героиня все так же безоговорочно доверяла своему напарнику. Теперь же, раз он знал ее личность (еще и дневник, как оказалось, читал), Дюпен-Чен могла рассказать ему все. — Просто… Вспоминая об этом ощущаю себя наивной дурочкой.
— Потому что… — Кот сглотнул подступивший к горлу комок. — Тебе нравился сын Бражника?
— Потому что для меня не являлось проблемой прыгнуть в пасть динозавру, — горько усмехнулась Маринетт, вспомнив битву с Анименом. — А вот пригласить Адриана в кино казалось невыполнимой миссией.
— Ну, знаешь, моя Леди, пригласить в кино тебя для меня тоже в то время было невыполнимо.
— Ты не злишься на меня? — Маринетт зажмурила глаза, пытаясь сдержать возвращающиеся слезы. Черт возьми, родители знали, что она жива, Нуар знал… Ради чего тогда была эта игра в прятки?
— Я не способен на тебя злиться, Принцесса, — мягко произнес Кот, взяв руку Леди в свою. Ее миниатюрная ладошка, лежавшая на его когтистой «лапе», невольно заставила героя Парижа вспомнить сказку «Красавица и Чудовище». Хотя он, не защитивший даму сердца от собственного отца, не был достоин зваться даже чудовищем. Он — ничтожество, не более.
— Все точно будет нормально, если я вернусь?
— Сегодняшний день стал лучшим днем в моей жизни лишь потому, что я увидел, что с тобой все в порядке. Уверен, твои родители отреагируют так же.
— Глупый Кот, — фыркнула бывшая героиня.
Слишком сладко звучали его слова, но девушке очень хотелось верить в то, что все сказанное — правда. Однако кое-что из его слов заставило насторожиться. Девушка не сразу приняла это во внимание, но неожиданно она осознала одну вещь: Нуар знал, что Габриель Агрест был Бражником. Получалось, он и в этом признался в предсмертной записке? Как много он рассказал? И как много обо всем было известно Адриану? Ведь по словам Хлои, тот знал, что именно Габриель послал по ее душу убийц.
— Котенок, — Маринетт отстранилась от напарника и посмотрела ему в глаза, — что было в предсмертной записке Габриеля Агреста?
— Он признался, что был заказчиком твоего убийства, — голос Нуара дрогнул. Это была не та тема, которую он хотел бы сейчас обсуждать (после семи лет разлуки ему было достаточно просто молчать рядом с ней!), но Кот не мог не ответить на вопросы любимой. Пусть и каждый ответ Нуара приближал их к раскрытию его личности.
— А то, что я была Ледибаг, а он… Бражником?