Семьдесят минуло: дневники. 1965-1970

Поздно вечером еще почитал — история китобойного промысла вплоть до наших дней. В расчет принимаются «единицы синего кита» [852] . Для более легкой охоты жители норвежского побережья применяют отравленные гарпуны, которые вызывают раневую инфекцию. Подстреленное животное в течение одного-двух дней умирает от газовой гангрены.

Неправдоподобно, что китобойный промысел прекратится и истреблению этого чуда творения будет положен конец — что ни говори, мы живем в век эксплуатации. Это можно увидеть уже по тому, что каждый упрекает каждого.

852

Balaenoptera musculus L. (лат.).

Чтение мало радует — вообще, книги для меня становятся тягостными по мере того, как они заполняются статистическими данными и цифры берут верх над мышлением. К сожалению, это все больше проникает также в труды по ботанике и зоологии.

Затем в истории о скальде Эгиле я поискал отрывки, касающиеся Скаллагрима [853] , мимо двора которого мы завтра пройдем. Многие владения, о которых упоминается в сагах, существуют и по сей день. Скаллагрим — это один из тех зажиточных крестьян севера, которые являются одновременно кузнецами, торговцами, мореплавателями, предводителями в распрях и даже бывают связаны с королями. Они председательствуют на пиршествах, располагают сокровенным знанием; вещи магически оживляются — например, роскошный топор, который Скаллагрим получил от конунга Эрика.

853

Скаллагрим, отец знаменитого исландского скальда Эгиля. См.: «Сага об Эгиле». XL.

Скаллагрим умирает ночью, когда он из Борга ездил верхом на болото и зарыл там свои сокровища. Его обнаруживают утром; он сидит в постели, члены тела уже окоченели. Сын оказывает ему посмертную помощь, смыкая ему ноздри и губы. Скаллагрима выносят наружу через пробитую в стене дыру; так он не сможет вернуться — его считали на это способным.

Саги еще пронизаны сказочным материалом. Их можно было бы назвать пограничной областью, отделяющей сказку от истории. Норны прядут; большую роль играет болото.

БОРГАРНЕС, 30 ИЮЛЯ 1968 ГОДА

Записывал, проезжая мимо верхом, почти неразборчиво. Слева двор Скаллагрима. Скаллагрим взял землю, где на берег был выброшен гроб его отца. Фьорд назван по имени кормилицы, которую Скаллагрим убил там, метнув в нее камень — я забыл, по какой причине.

Мы поднялись на Гранброк, большой вулкан с видом на другие, частью валообразные, частью острые, «космические». Цвета лавы охватывают широкий спектр — от светлого красно-коричневого до черно-фиолетового. Между ними глетчерные ручьи, обрамленные волдырником [854] , шикшой [855] и ягодником [856] , карликовые березы.

854

Taubenkropf (нем.), Cucubalus L. (лат.).

855

Krahenbeere (нем.), Empetrum L. (лат.).

856

Heidelbeere (нем.), Vaccinium L. (лат.).

Привал у окруженного березовым кустарником водопада. Мы смотрели, как вверх по нему поднимались лососи, словно выпущенные из лука, чистая мускулатура. К полудню в Бифрёсте. Названо ли местечко в честь описанного в «Эдде» моста, который стережет Геймдалл [857] со своим рогом, чтобы предупреждать богов о нападении?

Потом к горячим источникам Дейлдартунга, где вода кипит в бурлящих горшках. Отчасти ее направляют в высокие теплицы, где выращиваются овощи. Я увидел помидорные кусты огромного роста, однако плоды были достаточно безвкусными.

857

Геймдалл (Хеймдал, Heimdal), великий и святой Ас скандинавской мифологии, называемый обычно «Белым азом». Он рожден 9 матерями-сестрами. Зубы его из золота. Он видит и днем и ночью на сто миль вокруг; спит меньше, чем птицы; слышит, как растет трава и шерсть на овцах. Геймдалл сторож богов и обитает на небесных горах, у самого конца неба, где оберегает небесный мост от горных великанов. Геймдалл владеет рогом, звук которого слышен по всему свету, и мечом, который называется «головой».

Оттуда ко двору Снорри Стурлусона. Перед ним его статуя работы Вигеланда [858] , имя которого напомнило мне о нашей прогулке по парку Фрогнер в Осло. Дом, Рейкголт, сегодня используется под интернат; остальное, похоже, мало изменилось со времени Снорри. Здесь же он был и убит — собственным зятем по заданию короля Гакона.

Судьба Стурлусона похожа на судьбу Томаса Мора — не столько по характеру, сколько благодаря стечению обстоятельств. Оба, умы высокого ранга, вступили в конфликт с короной.

858

Густав Вигеланд (1869–1943), норвежский скульптор; создатель известного Парка скульптур Вигеланда в Осло.

Перед домом купальня; она питается горячим источником. 52 е по Цельсию. Большой круглый бассейн с окружающей его каменной скамьей. Снорри с друзьями, а также, видимо, с учениками, все по горло в горячей купели, проводил там часы за беседой. От жилого дома туда ведет крытый проход, через который 22 сентября 1241 года и проникли убийцы.

ЛАУГАРВАТН, 31 ИЮЛЯ 1968 ГОДА

Я провел день в состоянии какого-то полусна; северный ландшафт производит впечатление промежуточного мира. Исторический порядок не до конца отделился от порядка мифического. Это началось в Норвегии при конунгах. Исландия еще несколько поколений оставалась резиденцией асов; после убийства Снорри с этим было покончено. Но мы обязаны ему великими прозрениями. Возможно, до такого обобщающего обзора дело доходит именно тогда, когда подходит к концу время. Исторический свет падает на исчезающее. Сознание, как при пробуждении из сновидения, на мгновение выхватывает магическое царство. Самый яркий пример — Геродот. Однако при этом я вспоминаю и Флавия

Вегеция. При закате инков этот ретроспективный взгляд отсутствовал. Нам приходится по крупицам составлять картину того, что там произошло.

Исландцы посещали государства, исторический порядок в которых уже сформировался. Дома они в этом смысле еще не установили историю. При этом я снова и снова возвращаюсь к болоту. Торф — это некий медиум. Волокно отмерло, однако в пряже сохраняется особенная, кажущаяся жизнь. Непреходящее воздействие Шекспира отчасти основывается на том, что он ухватил эту пряжу под историей.

Маленькие северные города да разбросанные в глуши мызы производят с современной точки зрения впечатление призрачных. Можно представить себе, что внутри больше не разбираются дела о чьем-то изгнании и о кровной мести, но допрядается, скажем, нить чьего-то брака, или что какой-то торговец перепроверяет свою расчетную книгу, а какой-нибудь психиатр — свою картотеку. Умные головы заняты современными заботами — Ибсен, Стриндберг, Йегер, Гамсун, Мунк. Большая часть германской психологизации просачивается отсюда. Поразительно у Мунка превращение мотива в психологическую ситуацию. Сверх того меланхолия, ирония, пьянство, богема.

Дома Кирико тоже призрачны; однако в них можно предположить скорее героя или демона, нежели спиритический феномен. Кое-кому уже показалось, что он ждал от северян слишком многого и затем был разочарован — отсюда поворот Ницше от Вагнера к Бизе. То, что они впали в новую веру, свидетельствовало тогда не столько об их силе, сколько об их слабости.

Полуночное солнце — темнота ночи, правда, исчезла; зато призраки подступили ближе. На Шпицбергене это выглядело еще более зловеще.

Отправление в девять часов. «Иноходью» на исландской лошадке рыжей масти, верховая езда на индейский манер как приложение. Исландский двор называется hestur: лошадь. Мы расположились на привал у одного из многочисленных водопадов и услышали, что когда-то давно там пропали два ребенка. Они провожали родителей, направлявшихся к вечерней мессе, до самого моста над водопадом. Когда же родители на них оглянулись, оба исчезли, и их никогда больше не видели. В то время там был каменный мост. По желанию матери он был снесен и заменен деревянным, который с тех пор ведет через «Водопад детей».

Плутонический характер острова более или менее определяет поверхность — например, обширное лавовое плато, которое мы пересекали: Галлмундаркраун. Лава лежала блоками и галькой, а также кишкообразно извивающимися выбросами. Артерии, через которые она вытекала, сохранились в виде пещерных входов. Они виднеются то там, то здесь.

Холм Аббатисы: она умерла на дороге; каждый, проезжая мимо, спешивается с лошади и кладет камень на ее могилу. Делается это не только из добрых побуждений, но из опасения, чтобы она ночью не навестила того, кто не положит камень. Архаичная черта; она напоминает обычаи связывать покойников перед погребением.