Семьдесят минуло: дневники. 1965-1970
Шрифт:
В этой связи следует задуматься еще вот о чем: тот факт, что в механическом круге, как и вообще в технике, мы не достигаем идеального совершенства, всегда остается для нас мукой, но также и стимулом. Стук в колее нам мешает.
Еще более сильное недовольство охватывает нас, когда мы стараемся обмерить круг творения и определить его центр, как то происходит снова и снова. Математический и творческий центр несопоставимы; подсчет не сходится. Цифра ведет в пустоту; точность уничтожает гармонию.
ВИЛЬФЛИНГЕН, 17 ОКТЯБРЯ 1968 ГОДА
Еще к вопросу об оснащении: миллионы лет продолжающаяся метель; на дне мирового океана плавают бледные трупы. Они образуют там пустыни, огромнее, чем Гоби и Сахара, вздымаются горами.
Не только леса каменного угля и коралловые рифы образованы слоями; к ним добавляются одноклеточные организмы, оставляющие свое
Образующие слои одноклеточные организмы, часто круглой и шарообразной формы, еще неограничены в возможностях, независимо от того, осуществляются ли они или нет: модели для царства природы. Возмем панцири: в них подготовлено все то, что позднее проявится в оснащении раковин, улиток и плеченогих, а также в оснащении створчатых крабов и каракатиц. Еще д'Орбиньи [916] определял спиральную фораминиферу как маленький аммонит. Сходство, разумеется, поразительное, хотя оно не основывается на естественном родстве. Оно позволяет сделать заключение о модели, о повторении во внешних обликах основного плана.
916
Альсид Дессали д'Орбиньи (1802–1857), французский палеонтолог. Развивал теорию катастроф. В 1826–1833 гг. путешествовал по Боливии и Бразилии. Описал св. 100 тыс. ископаемых остатков организмов.
Когда мы исходим из центра, из его не пространной, не обособленной силы, то спиральные формы многих совершенно не родственных по крови животных кажутся нам почти конгруэнтно обусловленными. В процессе эволюции, напротив, в формы закрадывается лабиринтное плетение с мертвыми рукавами и тупиками. План прост, его исполнение многозначно, а удача реже, чем сбои.
Формы проецируются из центра на геологические эпохи, как на сферические оболочки, и на них отражаются. Усики растений, крылья и плавники, зубы и волосы повторяются то в развитии, то в чистой аналогии. Часто, как на небе, остаются также туманности и пустые места: незаполненное, незанятое изображениями пространство.
Родословные древа, как их изображают ученые, изменились со времени Геккеля — это уже не голые линейные каркасы, а кусты и снопы, а также веера и взрывные конусы. Вероятно, шарообразные изображения лучше передают развитие из еще не развернувшегося: так мы представляем себе любое излучение, от атомарного до космического порядка величин. Образ дерева, если мы включим в него и корни, тоже по форме приближается к шару.
Как только точка становится зримой, представим, что это укол острия циркуля, сразу образуется периферия. Там, рядом с центром, потенциал сильнее, natura in minimis. Это справедливо также для точки, от которой отделилась жизнь. Творение покоится в центре; размножение вращается на периферии.
На это должно было указать уже рассмотрение дерева. В стволе и ветвях проявляется лишь видимая половина; она отражается в корневище и в сплетении корней. Корневище и стволовой корень опять же представляют только зримую ось, которую вегетативная точка рассылает в главном направлении. Зеленые шарики, которые дрейфуют в первобытном море, как, например, вольвокс [917] , кажутся совершеннее.
Классические наброски родословного древа являются антропоцентрическими; они основываются на представлении, что человек — это цель и венец творения. Тем не менее, его биологический вид занимает только одно место рецентной сферической оболочки — с точки зрения геологии, пласта, отвердевшего в третичный период.
917
Volvox, род подвижных колониальных зеленых водорослей стоячих пресных вод.
Предположение, что эксперимент не достиг результата из-за врожденной вины, заложено уже в книге «Бытия». Ницше считает эксперимент компромиссом, Хаксли — неудачным. В нашем столетии культурный пессимизм усилился до пессимизма биологического. С другой стороны угрожает примирение с «Последним человеком» в социальной литейной форме при содействии биологов; перспектива вырисовывается как у Ницше, так и у Хаксли.
Некоторые проблемы давно были решены более надежным способом, не благодаря познанию, а в плане духовности природы и Земли.
Например, образование государства, отбор анатомически несхожих представителей разных каст, разделение труда в соединении клеток и особей.Хаксли обозначил аналогичное; если бы его прогноз оказался верным, наука вырастила бы в реторте превосходного гомункула и одновременно лишила б его свободы. «Муравьи колоссальной породы».
Успеха подобных экспериментов не следует опасаться, пока существует свободное сознание и сознательная свобода.
«Дорогой Карло Шмид [918] , сердечно благодарю Вас за дружеское посвящение Вашего перевода.
Французский текст "Антимемуаров" [919] вот уже несколько недель находится в моих руках. Я успел сравнить некоторые места. И все больше восхищаюсь интенсивностью и неутомимым трудолюбием Вашего занятия этим не только обширным, но и трудным произведением. А ведь это наряду с Вашей повседневной нагрузкой.
918
Карло Шмид (1896–1979), немецкий юрист и политик. Занимая профессорскую кафедру, преподавал народное право в Тюбингене и политические науки во Франкфурте-на-Майне. С 1945 г. член СДПГ, в 1948–1949 гг. — депутат парламента, в 1949–1966 и 1989–1972 гг. — его вице-президент; в дальнейшем — федеральный министр и член Европейского совета. С 1969 г. — координатор германо-французского сотрудничества. Автор многочисленных публицистических, литературных и научных статей, переводчик с романских языков. Перевод на немецкий язык «Цветов зла» Ш. Бодлера — его главное литературное достижение. С Э. Юнгером он познакомился еще в 1930-е годы, тогда они регулярно встречались в Тюбингене. См. также «Излучения», запись от 14 ноября 1941 г. и др.
919
Имеется в виду автобиография французского писателя Андре Мальро (1901–1976).
Меня огорчило, что я не обнаружил Вашего имени среди претендентов на пост федерального президента, ибо Вы все же единственный, кто мог бы способствовать возвращению некоторого уважения этой утратившей авторитет должности, если такое вообще возможно».
ВИЛЬФЛИНГЕН, 18 ОКТЯБРЯ 1968 ГОДА
Мрачный остров, добыча скудная. Из фумаролов [920] поднимался пар; в ручьях уже текла пресная вода, однако края еще были сернистыми. В расселинах поселились растения, флора солевых лугов, с ребристыми листьями; они протянули зеленую сеть по лавовой почве.
920
Выходы вулканических газов.
На больших интервалах магма вздулась гигантскими полушариями, темными бюстами, железистого окраса и с грубыми рубцами. Шары были исполинскими; они, видимо, были очень горячими, так как в них что-то мерцало и пульсировало. Внутренний жар в некоторых местах пробивался через их корку голубыми лучами испаряющегося металла.
Один из холмов уже догорел. Я вступил на него через потрескавшийся проход; свет сверху падал в темный пантеон. Жар совершенно угас. Остался бесшовный пол из расплавленного железа, над ним купол, точно базальтовая пленка. Труд титанов был кончен; он удовлетворился самим собой. Остров превратился в луговой грунт, а огненная печь в шатер, дававший теперь приют кочующим племенам и их стадам… постоялый двор в игре превращений.
ВИЛЬФЛИНГЕН, 19 ОКТЯБРЯ 1968 ГОДА
Златки [921] из Верхнего Египта, золотисто-зеленые торпеды с большими фасеточными глазами, солнечные создания исключительной элегантности. Солье [922] окрестил этот вид Steraspis; старые энтомологи умели ориентироваться в мифологии, как у себя дома.
Я извлек эти экземпляры из их саркофага и, чтобы рассмотреть, встал у окна. Солнце горит на панцирях, как когда - то у нубийского Нила.
921
Buprestidae (лат.).
922
Антуан Жозеф Жак Солье (1792–1851), французский натуралист, энтомолог и коллекционер растений.